— Твоя мать? — спросила Фоби, слишком пьяная, чтобы понять, что она играла с огнем.

Он не ответил на вопрос и отодвинулся от нее еще дальше.

— Когда мне было восемь лет, меня отправили в школу-пансион, — пробормотал он. — Я уже рассказывал тебе об этом. Каникулы с сумасшедшими бабушками или у чертовски великодушных родителей одноклассников. Я видел отца только два или три раза в год, когда он приезжал в Англию, чтобы представить свою новую книгу, когда его начинала мучить совесть или когда очередная шлюха, на которой он женился, хотела с нами познакомиться и приглашала нас на Барбадос.

У Фоби разрывалось сердце от жалости к Феликсу, но единственное, что она могла сделать, — это сфокусировать на нем взгляд, так, чтобы зрачки не разбегались в разные стороны.

Она закрыла глаза и попыталась представить, на что это было похоже. Спустя несколько секунд она спала. Через десять минут она проснулась, понимая, что в своем пьяном ступоре наверняка пропустила что-то очень, очень важное.

— … Она вышла замуж за парня моего возраста. Мы вполне могли бы ходить в один класс в школе, — говорил Феликс, обращаясь к потолку. Ладно, я немного преувеличиваю, но этот огромный толстый болван был всего на полгода старше Джимми, и настолько туп, что при чтении одной из книг моего отца водил пальцами по строчке. Папа всегда пишет простыми словами, потому что так он быстрее выполнит одно из условий своего контракта, по которому в его книге должно быть не менее ста тысяч слов. При этом рот этого толстяка двигался очень, очень медленно — Манго видел его. — Феликс сжал руку в кулак так сильно, что побелели суставы, и прижал его к зубам. — Он прочитал книгу «Без сожаления» за полгода, и почти столько же продлился их брак. Потом она вышла замуж за какого-то режиссера и жила с ним до тех пор, пока не провалился их совместный проект, разоривший его. А сейчас, — прошипел он, — она обменялась обручальными кольцами с каким-то мультимиллионером, который настолько стар, что ходит в туалет со своим юристом с одной стороны и священником с другой. И знаешь, что самое интересное, черт возьми? Манго видел его и считает, что мама действительно любит этого дряхлого старика.

Наконец он встретился измученными синими глазами с зеленым глазами Фоби, в которых стояли слезы.

— Возможно, она любит его, — прошептал он. — Она любит его, черт возьми. Она любит всех.

Фоби знала, что ей не следует этого говорить. Она это знала. Но она сказала.

— Всех, кроме тебя?

Феликс вскочил с кровати, как упавший боксер на ринге, и через мгновение был рядом с ней.

С ужасом подумав о том, что он сейчас ударит ее, Фоби резко отпрянула, но Феликс лишь крепко прижал ее к себе, впиваясь ногтями ей в спину, словно он хватался за край окна многоэтажного дома, чтобы не сорваться вниз.

Фоби смутно понимала, что полы ее халата под надежно завязанным поясом разошлись, но Феликс ничего не заметил, или его это не волновало. Он прижался лицом к ее груди и бормотал: «Прости меня, прости меня, прости меня…» — снова и снова. Через несколько минут он успокоился, и в воздухе повисло зловещее молчание.

— Ты права. — Он рывком поднял голову и прижался к ее лицу небритым подбородком. — Ты права.

Крепко сжав губы, Фоби проследила, как его блуждающий взгляд на долю секунды потерял всякое выражение, а затем остановился на ней. В потемневших от боли глазах стояли слезы.

Через мгновение он оттолкнул ее и неверной походкой направился в ванную.

Фоби продолжала сидеть на столе, борясь с тошнотой, паникой и жалостью. Ее обуревало детское, бессмысленное желание убежать и спрятаться в норку, будто заяц, испуганный ярким светом автомобильных фар. Но она была слишком пьяна, чтобы пошевелиться, и ей некуда было идти.

— Я не хотела этого, Саския, — тихо прошептала она. — Я не хотела жалеть его.

Когда Феликс появился вновь, он казался абсолютно спокойным, хотя и очень пьяным, и вел себя так, словно несколько минут назад ничего не произошло.

Он медленно вошел в комнату и осмотрелся, с задумчивым хладнокровием проводя рукой по рыжим волосам. Затем он помог Фоби встать со стола, избегая ее взгляда, и осторожно посадил на кровать.

Фоби была так близко к коматозному безразличию и так боялась, что ее сейчас вырвет, что не сказала ни слова. Она сидела, слегка покачиваясь и отчаянно сопротивляясь силе тяжести.

Феликс мудро держал дистанцию, опускаясь на подушки, которые лежали на другом конце кровати. Небрежно развалившись, он потянулся к пустой бутылке.

— Последнее задание. Я раскручу бутылку, — медленно сказал он. — На столе.

Он протянул руку в сторону Фоби и остановился лишь в нескольких дюймах от ее колена, чтобы смять в руке рваную грязную простынь.

— На кого покажет горлышко, тот делает первый шаг.

Погружаясь в бессознательность и вновь всплывая на поверхность, она почти ничего не слышала.

— Делает что? — более или менее удалось ей произнести.

— Делает первый шаг, — повторил он и положил бутылку на стол.

Фоби удалось заставить глаза открыться как раз в тот момент, когда он с силой крутанул бутылку из толстого стекла.

Она медленно вертелась на месте.

Фоби покосилась на нее. Если бутылка укажет на Феликса, подумала она, то ему предстоит совершить акт, чрезвычайно близкий к некрофилии.

Бутылка крутилась очень медленно. Она была готова остановиться в любой момент, но продолжала двигаться по инерции. Наконец она замерла на месте, так близко от края стола, что чуть не скатилась с него.

Горлышко указывало прямо на Фоби.

Закусив губу, Феликс откинулся на подушки и неторопливо осмотрел ее с ног до головы.

— Ты должна сделать первый шаг, — выдохнул он.

Фоби закрыла один глаз и посмотрела на него. Перед ней лежали пять великолепных, доброжелательных, рыжих Феликсов. Она закрыла второй глаз и с трудом открыла первый. Четыре одинаковых Феликса с огненными волосами. Уже лучше. Она закрыла глаза. Перед мысленным взглядом внезапно возник один Феликс. Совсем не рыжий. Прекрасный высокомерный блондин. Тот, который бросил Саскию и которого ненавидела Фоби. Отлично.

— Фоби! — нетерпеливо позвал он.

Она заставила себя открыть глаза.

Боже! Он был повсюду! Столько Феликсов, что и не сосчитать. Они кружились вокруг нее, как бесчисленные мыльные пузыри. У них были очень рыжие волосы, очень синие глаза, и все они смотрели на нее выжидающе. Она никогда не сможет заставить одного из них остановиться, чтобы сделать мстительный, просчитанный шаг, поняла она. Лучше ей бессмысленно улыбнуться.

— Иди ко мне, красавица, — хрипло прошептал он.

Фоби все еще бессмысленно улыбалась.

Феликс как-то странно посмотрел на нее.

— Иди ко мне, — повторил он.

«Какой из них был настоящим?» — промелькнуло у Фоби в голове. Она никогда не сможет это выяснить. На кровати, куда стремилось ее усталое тело, находилось семь или восемь Феликсов.

Отчаянно желая принять горизонтальное положение, она медленно поползла по кровати, не заботясь ни о чем другом.

Это было не совсем то, что планировала Саския, успела подумать она. Боже, какая неудобная кровать. Она посмотрела вниз и обнаружила, что лежит на чьих-то ногах. Она заморгала, чтобы ноги перестали кружиться и множиться у нее перед глазами, и вновь посмотрела вверх.

Феликс снисходительно наблюдал за тем, как она старательно карабкалась по его великолепному телу. Его глаза были полузакрыты, как у огромного льва, который грелся на солнце у водоема, милостиво позволяя своей львице вылизывать ему уши.

Сосредоточенно закусив губу, она добралась до подушек и крепко поцеловала его в губы, испытывая огромную радость оттого, что до сих пор была в сознании.

Феликс застонал от удовольствия, когда ее язык скользнул к нему в рот, воспламеняя желание. Потом он так же быстро выскользнул.

Широко улыбаясь, Фоби погружалась в пьяный сон, в котором Дэн и Феликс целовали ее тело в промежутках между жизненно важными признаниями. Фоби устроилась на подушках, издающих неприятный запах, удовлетворенно вздохнула и отключилась.

— Фоби? — позвал Феликс. — Фоби?

— Спи, Дэн, — сонно пробормотала она и наугад поцеловала его в правый бок.

Ей снился ужасный сон. Когда он целовал ее, она целовала его в ответ. Когда он прикоснулся к ее спине, она раздвинула языком его губы. Когда его рука оказалась у нее между ног, она провалилась в долгожданную бессознательность.

28

— Я в таком бешенстве! — Портия ворвалась в свою квартиру, сгибаясь под тяжестью чемоданов и сумок с покупками в беспошлинном магазине.

— Ты выглядишь немного бледной, Саския. Я вижу, что ты похудела, и это совсем не плохо.

Она подошла к огромному встроенному шкафу.

— Ты обращалась в ту клинику, которую я тебе посоветовала?

— Да, — вздохнула Саския, стараясь не думать о еде. — Ты устала от смены часовых поясов?

— Нисколько. — Портия задумчиво смотрела на чистую, светлую, лишенную характера квартиру. — После инцидента с этим дьявольским отродьем я включила плеер и до конца полета слушала диск с записью о том, как обрести счастье и интерес к жизни. Я купила его в Калифорнии. Он довольно забавный — я давно так не смеялась.

Саския почти не слушала ее.

— Ты на самом деле думаешь, что я похудела?

— Очень сильно. — Портия рассеянно кивнула. — Я же сказала, что ты прекрасно выглядишь. Посмотрим…

Портия открыла дверь шкафа и отпрянула, когда на нее начал падать спрятанный там хлам.

— И я не знала, что вы друзья с Дэниелом Нишемом, — неожиданно сказала Саския, открывая пакет.

— С Дэном? Я пару раз говорила с ним по телефону, но мы никогда не встречались. Почему ты так решила?

Саския остановилась и с недоверием посмотрела на нее.

— На этой неделе он позвонил пять или шесть раз и оставлял сообщения на автоответчике. Он был очень раздражен, но отказался говорить, в чем дело.

— Как интересно. — Портия лукаво улыбнулась.

Увидев легкое замешательство сестры, Саския подумала о том, не преследует ли он Портию. Она очень надеялась, что нет, иначе Фоби этого не вынесет. В последние несколько дней Саския начала цепляться за слепую любовь Фоби к Дэну как за маленький спасательный круг в бурном, бушующем море своей ревности.

Она взглянула на требовательно зазвонивший телефон, который стоял на чистой поверхности стола.

Наверное, это Пирс, подумала она. Звонит, чтобы узнать, как она долетела. Хрипловатым от желания голосом он хочет попросить ее рассказать что-нибудь непристойное, сказать, что она скучала, и возбудить его детальным описанием того, что на ней надето. Она внезапно почувствовала неимоверную усталость и с раздражением сняла трубку.

— Портия Гамильтон.

— Портия, это Дэниел Нишем. Прости, что я докучаю тебе.

— Все в порядке. — Она неожиданно заметила, что у нее сел голос. Возможно, из-за усталости, но большей частью из-за бессовестного расчета очаровать его. Какой у него великолепный, сексуальный голос, подумала она. — Чем я могу тебе помочь?

— Мне как-то неловко говорить об этом. — Дэн прокашлялся и продолжил своим мягким, чуть хрипловатым голосом. — Но я в отчаянии, а ты так помогла мне пару недель назад. Я снова пытаюсь найти Фоби Фредерикс. Я везде оставил сообщения, но у меня складывается впечатление, что она исчезла. Ее нет… э-э-э… в своей квартире. Я знаю, что хватаюсь за соломинку, но я подумал, что ты…

— Фоби? — Портия вздохнула с раздражением и разочарованием. — Знаешь, Дэн, я только что вернулась из Штатов, и… подожди минутку…

Портия зажала трубку рукой и повернулась к сестре.

— Саския, — нетерпеливо прошептала она. — Ты знаешь, где сейчас Фредди?

Лицо Саскии сморщилось, словно упаковка от чипсов, брошенная в огонь, и она разразилась слезами.

— Она в Париже, — раздался прерывистый всхлип.

— В Париже? — Портия крепко сжимала трубку из страха, что Дэн услышит чеховский плач убитой горем женщины.

— Да, — прорыдала Саския. — С Феликсом.

Глаза Портии расширились и стали похожи на блюдца. Эта предательница Фоби Фредерикс, с горечью подумала она, должна поджариваться в аду на раскаленном вертеле. И она точно недостойна того, чтобы такой прекрасный, подобный греческому богу мужчина, как Дэн Нишем, обзванивал пол-Лондона, чтобы найти ее.

— Возьми кусок туалетной бумаги и вытри слезы, дорогая, — попыталась она успокоить сестру. Ей хотелось как можно быстрее избавиться от Саскии. — Как только я отделаюсь от него, мы с тобой поговорим.

Она указала взглядом на телефон и приподняла бровь.