Как только Саския ушла в ванную, продолжая всхлипывать, Портия перестала зажимать трубку и несколько раз сглотнула, прежде чем заговорить неторопливым, глубоким голосом.

— Дэн, — осторожно начала она. — Я не совсем уверена, как тебе это сказать, и стоит ли мне говорить это…

29

Когда Фоби проснулась, Феликса рядом не было. Он оставил помятый льняной пиджак и пачку сигарет «Честерфильд», но быстрый осмотр комнаты показал, что все остальные следы его пребывания исчезли. Не было даже бутылки. Она опустилась на тонкую влажную от пота простыню, чувствуя огромное облегчение, и подождала, пока утихнет бешеный стук в висках.

Ее до сих пор трясло, но она уже могла ясно мыслить и воспринимать свет, звук, запах, тепло и прикосновения. Следовательно, она остро ощущала, что занавески были раздвинуты, в комнате пахло сигаретами Феликса, солнце поджаривало ее тело, словно она была выброшенным на песок моллюском, а талию безжалостно стягивал пояс халата. Еще она поняла, что в дверь ее комнаты яростно стучал хозяин, словно благонравная хозяйка мотеля в Брайтоне, которая намеревалась определить причину ритмичного скрипа пружин кровати.

Фоби попыталась нащупать часы на тумбочке у кровати. Затем она начала искать их на полу. Когда ее рот от перемены положения тела вместо слюны наполнился горькой желчью, она сдалась и прекратила поиски.

Сев на подушки, провела рукой по влажным волосам и чуть не поцарапала лицо браслетом. Часы были у нее на запястье. Она поднесла к глазам циферблат, прислушиваясь к тиканью, и осторожно открыла крышку.

Три часа пополудни.

— Мамзель! — кричал хозяин. Судя по доносящимся звукам, он колотил по двери не только руками, но и ногами. Он пришел не один. Фоби ясно различала скрежет когтей собаки по деревянной поверхности.

— По-моему, он хочет, чтобы ты заплатила за номер, — засмеялся Феликс, неторопливо отодвигая занавеску душа.

— Я решила, что ты ушел! — воскликнула она. Стук во входную дверь не прекращался.

— Если ты этого хочешь, то меня не будет через пять минут. — Феликс пожал плечами и отвернулся, чтобы взять старое, мятое полотенце Фоби, единственное, которое она взяла с собой. Оставляя мокрые отпечатки сморщенных ступней, он подошел к раковине, чтобы почистить зубы ее зубной щеткой.

После тщательного мытья его ярко-рыжие волосы немного посветлели и казались более естественными. Любой другой мужчина с таким цветом волос выглядел бы нелепо, но Феликса он делал лишь еще более мужественным и притягательным.

Заставляя себя думать о том, каким псевдовеликолепным он казался, по сравнению с грубой мужественностью небритого Дэна, от которого пахло чесноком, Фоби очень неохотно начала искать кошелек на кровати.

Замок уже расшатался и грозился выпасть, когда Фоби осторожно приоткрыла дверь не больше, чем на дюйм, и просунула в щель оставшиеся несколько франков, включая мелочь и пятьдесят сантимов, которые она стащила у Феликса. Затем она захлопнула дверь и прижалась к ней всем своим дрожащим телом, прислушиваясь к Феликсу, который шумно чистил зубы. Хозяин медленно удалялся.

К тому времени, как Феликс вошел в комнату, одетый в одни влажные от пара джинсы, вытирая губы ее смятым полотенцем, Фоби успела облачиться в черное асимметричное платье и тонкую футболку, вывернутую наизнанку. Стараясь не встречаться с ним взглядом, она искала в сумке трусики.

— Ты прекрасно выглядишь. — Феликс остановился напротив нее, выплевывая синие ворсинки полотенца, и широко улыбнулся.

Фоби очень захотелось, чтобы он не был таким физически безупречным. Когда она смотрела на него, он казался ей почти нереальным. Она придирчиво оглядела его, выискивая недостатки.

Феликс явно решил, что ее пристальный интерес был вызван желанием увидеть больше. Он лениво потянулся к ширинке.

— Что ты делаешь? — резко отпрянула Фоби.

Феликс улыбнулся такой великолепной, грязной и призывной улыбкой, что ей пришлось напоминать себе, что нужно продолжать дышать. Она с тревогой смотрела, как он начал расстегивать пуговицы.

— Эта всегда плохо расстегивается… — Он засмеялся. — Угадай с трех раз.

— Я думала, что ты только что их надел, — пролепетала она.

— Я следую твоему примеру. — Феликс явно собирался снять джинсы. — А теперь раздевайся.

— Что? — ее вспотевшая от волнения кожа прилипла к стеклу.

— Снимай одежду — только очень медленно, — а потом ложись в кровать. — Феликс молниеносно стянул джинсы.

— Классные ноги, — выдавила Фоби, умышленно не добавляя «все три». Она очень старалась не смотреть на его эрекцию. Его член был огромным, прямым, как Всемирный торговый центр, и казался твердым как сталь. Просто великолепно.

Саския не лгала, когда говорила, что он почти доставал до пупка. Фоби быстро отвела взгляд и уставилась на рисунок с изображением Эйфелевой башни, потемневший от дыма сигарет, но башня тоже показалась ей фаллическим символом, и она перенесла все свое внимание на выключатель.

— Раздевайся, Фоби, — засмеялся Феликс. — Я чувствую себя полным идиотом, стоя здесь нагишом. Иди сюда.

— Заманчивое предложение, но я пас, — осторожно сказала она. У нее колотилось сердце, а пульс бился так, словно к нему подвели электроды. «Как он посмел так подействовать на меня», — кипела она от злости.

— Хочешь, чтобы я тебя раздел? — мягко спросил он.

Он обращался с ней, как с пугливой девственницей, с возмущением подумала Фоби. Хотя, если как следует разобраться, она чувствовала и вела себя именно так. Поведение Феликса, больше похожего на облизывающегося хищного волка, пугало. Хотя сама себе она казалась, скорее, Белоснежкой.

Она еще сильнее прижалась к стеклу и подумала о том, что бы ей сейчас посоветовала Саския. Попытка спрятаться явно исключалась.

Феликс глубоко вздохнул:

— Фоби, я люблю тебя.

— Что? — Она с изумлением уставилась на него, не веря своим ушам.

— Я люблю тебя. — Он перевел пугающе искренний взгляд синих глаз от смятой кровати к лицу Фоби.

— Ты почти не знаешь меня, — ошеломленно прохрипела она.

— Хорошо, тогда я думаю, что я тебя люблю.

— Ты не можешь так думать, — выдавила Фоби. — Ты назвал меня настоящей сукой.

— Значит, я смог бы полюбить тебя, — вздохнул он, начиная терять терпение.

— В таком случае, мне кажется, что сначала тебе нужно разобраться в своих чувствах, прежде чем внезапно объявлять мне о них, стоя здесь в чем мать родила. В такой ситуации девушка может сделать неправильный вывод.

— Послушай, Фоби, тебе обязательно нужно спорить именно сейчас? — огрызнулся он. — Это не совсем та реакция, которую я ждал.

— А тебе больше понравилась бы Фоби, сбрасывающая с себя одежду и прыгающая к тебе в постель?

Феликс молча уставился на нее.

— Я не знаю. — Он потер лоб. — Я знаю только то, что очень хочу заняться с тобой любовью, Фоби. А еще мне бы хотелось, чтобы ты перестала смотреть на меня так, словно я свихнувшийся извращенец, который вошел сюда с Монмартра. Я не могу понять, чего хочешь ты, черт возьми.

— Я… э-э-э… я бы не отказалась от пиццы, — неуклюже пошутила она, до сих пор не в состоянии переварить неожиданное признание Феликса.

— О боже! — Он резко развернулся, и на мгновение Фоби показалось, что он собирается уйти. Затем он, видимо, вспомнил, что на нем не было одежды, и издал короткий раздраженный вздох. Тогда он снова повернулся к ней, открывая рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но замер, заметив восхищенное выражение лица Фоби.

Фоби широко улыбалась. Она только что обнаружила очень маленькое, очень забавное и очень неожиданное несовершенство на одной из его великолепных, похожих на персик, ягодиц. Ей хотелось завопить от радости.

— Это татуировка? — Она изобразил жест рукой, желая, чтобы он еще раз повернулся.

— Да. — Феликс не пошевелился.

— Что там изображено?

Он опустил глаза, испытывая одновременно раздражение и смущение.

— Э-э-э… Снупи из мультфильма.

— Снупи? — Фоби с трудом удержалась от смеха, обрадованная его неуверенностью.

— Знаю, это глупо, но мне было семнадцать лет, и я сильно напился.

— Это твой единственный недостаток, — изумилась она.

— Что? — Феликс недружелюбно посмотрел на нее.

Фоби немного съежилась под его прямым холодным взглядом. Очень сложно разговаривать, если один из собеседников полностью одет, а другой блистает великолепной наготой.

— Она выглядит немного… нелепо, правда?

Феликс наклонил голову и пристально посмотрел на Фоби.

— Значит, ты не думаешь, что она классная, миленькая или сексуальная?

— Э-э-э… нет, — извинилась Фоби и внезапно поняла, что ей, возможно, следовало солгать.

К ее удивлению, Феликс внезапно выпрямился и вновь засиял лукавой призывной улыбкой, перед которой было невозможно устоять.

— Ты не представляешь, что это для меня значит.

— То, что мне не нравится твоя татуировка? — Фоби была слегка озадачена.

— Иди сюда, — ухмыльнулся он. — Я обещаю, что не сделаю ничего против твоей воли. Я лишь хочу прикоснуться к тебе.

— Нет. — Фоби будто приклеилась к стеклу. «Извини, дорогой, но ты — запретная зона, — твердо сказала она себе. — Саския выразилась на этот счет достаточно ясно».

— Иди сюда, — уговаривал ее Феликс, прислонившись к стене. — И не говори мне, что ты этого не хочешь.

— Двойную порцию моцареллы и много пепперони, — пробормотала она.

— Что? — Феликс казался озадаченным.

— Для моей пиццы. — Фоби поняла, что шутка несколько запоздала, и почувствовала, как лицо порозовело от стыда. Боже, она была так возбуждена, что даже чувство юмора ее подводило.

И тут реальность обрушилась на нее как снег на голову. Она действительно хотела сделать так, как он говорил. Она хотела оказаться с ним в постели, исследовать каждый квадратный дюйм его кожи и почувствовать, как он проскальзывает в ее тело, как уже успел проскользнуть в ее мысли. Она думала, что никогда в своей жизни не хотела чего-то больше, чем Феликса.

«Это всего лишь похоть, — убеждала она себя. — Ты скучаешь по Дэну».

Она чуть не выдавила стекло в попытке оказаться как можно дальше от соблазнительного, прекрасного тела.

Феликс закусил нижнюю губу ровными белыми зубами и отвел взгляд.

— Дело не в том, что я не хочу, — сконфуженно пробормотала Фоби, отчаянно стараясь думать о Саскии, а не о себе. — Просто я не буду этого делать. Я не могу спать со всеми подряд, как ты. И я не хочу быть твоим очередным мимолетным увлечением.

— Разумеется, это все необыкновенно проясняет, — с сарказмом огрызнулся Феликс. — Фоби, о чем ты говоришь, черт возьми? Неужели все, о чем мы разговаривали прошлой ночью, ничего не значит для тебя? Я еще никому не рассказывал того, что рассказал тебе.

Фоби в отчаянии терла виски. «Это очень многое значит для меня, — подумала она. — То, что я сейчас могу вспомнить, совершенно изменило мое мнение о тебе. Но мне нельзя ничего говорить, потому что я знаю, что ты используешь это против меня. Мое признание даст тебе власть, необходимую для того, чтобы вовлечь меня в стандартный план своей игры. А в этом любовном поединке проиграть должен только ты. Я обещала Саскии. Кроме того, я люблю Дэна», — запоздало вспомнила она.

Тем временем Феликс почти умолял ее.

— Я думал, мы начали понимать друг друга. Я думал… Черт! Я хочу, чтобы ты меня любила, Фоби Фредерикс. Прошлой ночью ты сказала, что могла бы полюбить меня.

— Знаешь, я не могу сделать этого по приказу, — огрызнулась Фоби в ответ. Она перешла в нападение, потому что чувствовала себя виноватой и расстроенной.

Внезапно Фоби сообразила, что это было как раз то, чего хотела Саския. Каким-то образом, несмотря на все оплошности, ей удалось достичь своей цели.

Почему же тогда, удивилась Фоби, она так ужасно себя чувствовала, что ей хотелось во всем признаться?

Это был первый этап отработанной стратегии Феликса — неожиданное, внезапное признание в любви. Потом начнется период, когда Феликс будет осыпать ее поцелуями и подарками, говорить о своем желании видеть ее каждый день, сводить ее с ума в постели и попросит ее переехать к нему в коттедж. Они будут ездить в самые прекрасные и романтические места мира, иногда только для того, чтобы позавтракать в постели, перед тем как вернуться в Англию. Потом он сделает ей предложение и откроет бутылку шампанского. Затем, наступит Разрыв — мстительный, безжалостный и жестокий в своем исполнении.

Саския рассказала ей, что из всех этих этапов именно во время внезапной вспышки щенячьей любви Феликс будет больше всего заинтересован в ней и наиболее уязвим. Фоби понимала, что у ее ног лежал единственный шанс Саскии обрести душевное равновесие, и для этого нужно было унизить Феликса Сильвиана.