Он снял очки, под которыми оказались очень красные глаза. Он явно был мертвецки пьян.

Фоби засмеялась.

— Стэн, это Феликс.

— Все хорошо, приятель? — Стэн протянул ему руку.

— Ты был на вечеринке по случаю премьеры «Разоблачения». — Феликс осторожно пожал его руку. — Ты еще отдал Фоби свою рубашку.

— Разве ты не попал тогда во все газеты? — Стэн так небрежно развалился на диване, что практически соскальзывал с него на пол.

Феликс пожал плечами.

— Думаю, я тебя узнал. — Стэн послал Фоби многозначительный взгляд и без всякого стеснения захихикал.

Фоби сглотнула и посмотрела на Феликса, который казался сбитым с толку.

— Пойдем?

Он кивнул.

— Я только посмотрю, не хочет ли Дилан поехать домой. — Он поцеловал ее в щеку и отошел. Фоби глядела ему вслед, восхищаясь его походкой, ярким цветом волос и тем, как все провожают его глазами.

— Это Феликс, который был с Саскией? — Стэн все еще смеялся. — Я не узнал его сразу из-за новой прически. Довольно смело, да?

— Это было нужно для работы, — пробормотала Фоби в его защиту, передвигаясь к противоположному концу дивана и стараясь игнорировать Стэна.

— Ты довольно хорошо взялась за него, так? Я видел вас на танцплощадке. — Стэн придвинулся к ней.

— Что? — Фоби взглянула на него, ощущая, как лицо быстро заливается краской.

— Ты не отрывалась от его губ, подружка, — захихикал он. — Тебе не кажется, что ты слишком вошла в роль? Я видел, как вы танцевали — вы оба практически трахались.

— Это не твое дело.

— Она знает, что ты здесь? — Он снова надел темные очки. Он явно имел в виду Саскию.

— Я встречаюсь с ней завтра. — При мысли об этом Фоби печально вздохнула. — Она хочет, чтобы я на выходные приехала в Беркшир.

— На прошлой неделе я ходил с ней в ресторан. Она ужасно выглядит, — засопел он.

— Ты пригласил Саскию? — Фоби с изумлением уставилась на Стэна.

— Да. Я подумал, что ей нужно немного развлечься, но она прорыдала весь вечер. Она сказала, что ты и этот вонючка в Париже.

— Мы вернулись сегодня. — Фоби разозлилась, услышав оскорбление в адрес Феликса. — Она была сильно расстроена?

— Она была разбита. — Стэн встал. — Я не знаю, во что ты играешь, подружка, — он так низко наклонился, что его нос оказался практически прижатым к ее носу, — но я думаю, что тебе лучше быстрее взять себя в руки.

— Оставь меня, черт возьми! — Фоби вскочила с дивана и побежала через танцплощадку в фойе клуба, где столкнулась с Феликсом.

— Все хорошо? — Он положил руки ей на плечи.

— Прекрасно! — проблеяла она притворно веселым голосом.

— Ты уверена?

— Лучше некуда.

— Где твой друг?

— В собачьей будке, — прошипела она.

Феликс приподнял одну бровь.

— Послушай, Дилан остается до конца, чтобы составить компанию какой-то девушке, пока за ней не приедут. Хочешь уйти?

— Да, пожалуйста.

— Он друг Дэна или что-то в этом роде? — наугад пробормотал Феликс. — Поэтому ты так расстроилась?

— Нет, он не знает Дэна. — Фоби искала в карманах жетон от гардероба.

— Тогда что случилось?

— Ничего.

— Ты лжешь, милая, — с сарказмом сказал он. — Фоби, посмотри на меня, ради бога.

— Он сказал мне держаться от тебя подальше, — вздохнула она.

— Что? — Феликс горько рассмеялся. — Ему-то какое дело?

— Это сложно объяснить.

— Он думает, что я плохой парень, да? — Феликс ухмыльнулся. — Что я хочу испортить тебя своими, безнравственными уловками плейбоя?

— Что-то в этом роде.

— Дилан тоже сказал мне пару слов насчет тебя.

— Пару слов?

— Он сказал — я цитирую: «Эта девушка опасна». — Он скопировал низкий, серьезный голос Дилана.

— Дилан так сказал? — Фоби с удивлением посмотрела на него.

— Да. — Феликс повернулся, лукаво глядя на Фоби.

— Приятно знать, что друзья одобряют нас, — пробормотала она, чувствуя нелепую обиду.

— Значит, нам не понадобится много свадебных приглашений. Меньше расходов на банкет.

— Думаю, я вряд ли появлюсь в церкви.

— Я заплачу твоему отцу пятьдесят фунтов, чтобы он притащил тебя к священнику силой.

— Если только так.

— Я тебя люблю. — Он поцеловал ее в нос.

— Не любишь.


Снаружи было уже светло. Низкое солнце заволакивала дымка, и оно с трудом поднималось над высокими царственными зданиями, мимо которых бесцельно шли Фоби и Феликс. Они никуда не направлялись и болтали глупости.

— Я подумал, что нас могла бы обвенчать священник-женщина, а мы закутались бы в черную рыболовную сеть и одели бы пажей как секс-рабов, чтобы позлить родителей.

— Мы могли бы изменить клятву и поклясться лгать друг другу и изменять со всеми подряд, вместо того чтобы любить, почитать и слушаться друг друга.

— Кольца от банок кока-колы и торт из трех ярусов с гашишем.

— Естественно.

— Конечно, моя мать шокирует всех своим декольте до пояса.

— Моя застегнет пуговицы до подбородка и появится в огромной, как церковная скамья, шляпе и меховым манто в тон.

— Папа сойдет с ума и начнет приставать к ней.

— Мой тоже.

— Манго добавит в напитки наркотики и пришлет несколько телеграмм якобы от моих нынешних жен, живущих в Тобаго.

— Милли сделает то же самое. Что может привести по меньшей мере к одному смертельному исходу и многочисленным телесным повреждениям.

— Я думаю, нам следует ее отменить, а ты?

— Или сбежать вместе?

— Не-е-ет, тебе не удастся приставить лестницу к моему окну. Наши бдительные соседи тебя линчуют.

Солнце, которое сияло прямо у них над головой, виднелось сквозь листву деревьев Гайд-парка, ярко освещая их кроны.

— Ты мне очень нравишься, правда. — Феликс притянул ее к себе.

— Ты тоже мне очень нравишься. — Фоби уткнулась лицом в его шею и засмеялась.

Я пересплю с ним, безрассудно решила она. Я должна переспать с ним. Ничего не могу с собой поделать, потому что я хочу знать, на что это похоже. Только один раз.

Она чувствовала, как нарастает возбуждение, когда Феликс вытолкнул ее на проезжую часть и крепко поцеловал прямо перед пронзительно сигналившим черным такси.

— Что ты делаешь в выходные? — спросил он.

— Уезжаю в Беркшир. Давняя договоренность.

— Можешь придумать какой-нибудь маленький предлог, чтобы не ехать?

— Нет.

— Хорошо, — мрачно заключил он. — Сначала мы покатаемся верхом, а потом ты поедешь в свой Беркшир.

— Ты не устал?

— Нет.

Значит, я не пересплю с ним, подумала Фоби. Как ей хотелось не чувствовать такого сильного разочарования.


Спустя почти два часа они сидели на передних местах второго этажа автобуса, поставив ноги в пыльной обуви на противоположное сиденье. Они заглядывали в мелькающие окна, наблюдая, как лондонцы поджаривают тосты, заваривают чай и потягиваются после воскресного валяния в постели.

— Тогда приходи к завтраку, — уговаривал он Фоби, потянувшись к ней, чтобы прижаться носом к ее шее. — Я приготовлю огромный пирог.

Качая головой, Фоби отодвинулась.

Теперь она так остро реагировала на каждое прикосновение его тела, что вздрагивала при любом движении Феликса, поэтому она намеренно избегала его взгляда и очень старалась держаться от него подальше. Ей нужно было сосредоточиться в преддверии расспросов Саскии, но ее нервы были натянуты как струна, и она сходила с ума от желания вновь почувствовать его прикосновения. Ей казалось невозможным спуститься с головокружительной высоты, на которой она оказалась из-за вновь обретенной страсти и старомодных чувств. Каждый раз, когда Фоби думала, что ей удалось избавиться от чувства волнующего, беззаботного счастья, Феликсу нужно было лишь коснуться ее, чтобы она вновь начинала парить в небесах.

Чтобы отвлечься, она стала рассматривать владельца двух собак, который выводил своих питомцев на прогулку, бодро шагая в сторону Гайд-парка. Рыжие сеттеры бежали за ним, путаясь в поводках. Увидев, как они радостно привязали своего хозяина к фонарному столбу, Фоби громко рассмеялась.

— Мне нравится, как ты смеешься, — тихо сказал Феликс, делая пальцами маленькие легкие шаги по ее ноге. — У тебя великолепно грязный смех.

Фоби с раздражением скрестила ноги и украдкой покосилась на него.

— Знаешь, — он смотрел прямо перед собой, явно находясь в собственном мире и не осознавая того, какое действие оказывала его рука на дрожащее бедро Фоби, — у меня никогда не было настоящего детства.

— Полагаю, именно поэтому сейчас ты такой большой ребенок, — выпалила Фоби и тут же пожалела об этом.

На мгновение лицо Феликса сделалось таким застывшим и непроницаемым, словно он был сэром Ланселотом, который готовился к рыцарскому турниру. Но потом он усмехнулся. Повернувшись к ней, он рассмеялся, и от его прекрасного рта к глазам побежали морщинки. Вздрагивая от смеха, он сказал:

— Возможно, ты права.

Фоби обнаружила, что ее ноги снова выпрямились и прижались к его ногам.

— Я думаю, что ты такая же. — Феликс вновь стал смотреть в окно.

— Большой ребенок? — ухмыльнулась Фоби.

Он покачал головой и внезапно посерьезнел:

— Я думаю, что у тебя было паршивое детство. Поэтому сейчас ты цепляешься за плывущий обрубок дерева. Я хочу сказать, мы знаем, что в нескольких метрах от нас на берегу реки растут крепкие деревья, но мы боимся отпустить кусок прогнившего, и продолжаем цепляться за него, понимая все это время, что нас несет вниз по течению.

Фоби с сомнением приподняла бровь.

— Хочешь сказать, что я цепляюсь за обрубок? — осторожно спросила она.

— Дэн, — медленно начал Феликс, — вот твой обрубок.

— Дэн?

Она сглотнула, уверенная в том, что ей не хочется сейчас говорить о Дэне. От звука его имени ее бросало в дрожь, как от скрипа чего-то острого по стеклу.

— Честно говоря, я не думаю, что мое детство было таким же адским, как твое, — быстро сказала она, пытаясь отвлечь его от короткого слова, начинающегося на «Д».

— Может быть. — Феликс погрузился в деликатное молчание, рассматривая головы пассажиров, стоящих в очереди перед автобусом.

Как только Фоби с облегчением откинулась на спинку сиденья, благодарная за перерыв, он быстро повернулся к ней. Его рука поднялась выше по ее бедру.

— Что ты собираешься делать с ним, Фоби? Ты собираешься сказать ему, чтобы он оставил тебя в покое? — нервно спросил он.

— Я не знаю, — выдавила она. — Он может не позволить мне уйти. Иногда он чрезвычайно упрям и ведет себя чертовски властно.

— Ты любишь его?

Фоби наблюдала, как расплывалась у нее перед глазами надпись: «Штраф 50 фунтов».

— Я привыкла так думать, — пробормотала она.

— А что ты думаешь сейчас? — Феликс говорил так тихо, что его голос был едва слышен в шуме двигателя автобуса.

— Я думаю, что сейчас мы достигли того момента, когда я должна определить болевой фактор, — неуверенно сказала она, оглядываясь вокруг. — Я знаю, что ненавижу многое в наших отношениях. Я ненавижу обман, тайный сговор и недостаток близости. Я ненавижу плакать из-за несостоявшихся свиданий, рвать на себе волосы в выходные из-за того, что не могу позвонить ему, или прикоснуться к нему, или рассказать о том, что случилось что-то удивительное. Но я думаю, что это удел всех любовниц.

— Тогда брось его! Ты можешь звонить мне каждый чертов день, держать меня в объятиях целую вечность, рассказывать мне множество удивительных вещей и быть так близко ко мне, как ты сама этого хочешь. В самом деле, брось его. Он тебе больше не нужен, потому что у тебя есть я.

— А я думала, что тебя пугают привязанности. — Фоби неловко улыбнулась.

— Тебя тоже. — Феликс пожал плечами. — Но сейчас ты хочешь меня больше, чем Дэна.

Фоби захотела высмеять его спокойное высокомерие. Но она обнаружила, что не может. Вместо этого комок, застрявший у нее в горле, начал распухать, словно дрожжевое тесто, оставленное в теплой кухне. Она поняла, что Феликс попал в самую точку. Сейчас она хотела его больше всего на свете. Ее пульс бился мощными, быстрыми толчками, ноги отказывались ей служить, она дышала очень часто и поверхностно. Это не было притворством, разыгранным в соответствии с инструкциями Саскии; это было жаркой страстью Фоби Фредерикс в ее самом неуклюжем проявлении.

Оставшуюся часть пути они провели в молчании.

Феликс провожал ее до Пэддингтона, целуя ее на автобусной остановке, рядом с закусочной «Кейси Джонс», у билетной кассы, по дороге к платформе и через открытое окно поезда.