Покончив с этим, граф вернулся в дом за Люсиль. Она в слезах спускалась ему навстречу. При виде его она принялась умолять и оправдываться, но он жестом прервал ее и твердо произнес:

– Сожалею, миледи, но я должен связать вам руки, чтобы вы не помогли своему сообщнику бежать.

– Он мне не сообщник! – рыдала Люсиль. – Он силой заставил меня исполнять его желания. Как я могла ему противиться? Я ненавижу французов! Они наши враги! Но на его стороне сила, а я слабая женщина!

Однако граф не счел нужным ей ответить. Он только проследил, чтобы ее запястья были крепко связаны, а затем велел своим людям посадить ее в карету. Дошла очередь до кучера и ливрейного лакея виконта. Их он велел запереть в карету, которую они сторожили, и дал для охраны двоих своих людей. А на козлы посадил своего кучера и велел ему ехать за графской каретой, которой он будет править сам. Все удивились, но разместились, как он сказал, и граф тронул лошадей.

Рядом с ним сидел только один Картер, все же остальные взгромоздились, на козлы второй кареты, в которой везли слуг виконта.

Ночные улицы были пустынны, но на небе сияла луна, освещая путь, и до лондонского Тауэра они доехали в рекордно короткое время. Остановив карету, граф послал за смотрителем Тауэра. Поднятый среди ночи, тот вышел и оказался почтенным престарелым джентльменом, некогда отличившимся на поле брани в чине генерала. Внимательно выслушав графа Эрроу, он сказал:

– Лорд Барэм, мой старый добрый друг, бесспорно, будет весьма вам благодарен, милорд. Шпионы Бонапарта сумели проникнуть повсюду, и чем скорее состоится праведный суд и казнь предателя, тем лучше.

– Я и сам такого же мнения, – ответил граф.

Смотритель замялся.

– А как поступить с леди Граттон?

– Я полагаю, для острастки другим, ее после суда надо поместить под стражу до окончания войны.

– Совершенно с вами согласен! – воскликнул смотритель. – Как ни велико французское коварство, англичанину все же не по душе лишать женщину жизни.

– В данном случае, – сказал граф, – для нее это было бы милосердием, ведь иначе она остаток жизни проведет отверженной. – И так как говорить об этой женщине ему было неприятно, он поспешил переменить тему: – Я еще привез двоих слуг виконта, кучера и лакея.

– Вы полагаете, что они участвовали в его темных делах? – спросил смотритель Тауэра.

– Едва ли, – ответил граф. – Но они смогут указать людей, которых он посещал, женщин, с которыми он был в связи. Быть может, нам удастся узнать адреса других шпионов, действующих в Лондоне, подобно виконту, и главное-выяснить, кто переправлял добытые им сведения в Париж.

Смотритель кивнул. – Вы, без сомнения, правы, милорд, – сказал он. – Оба они будут немедленно допрошены, покуда те, кто сотрудничает с виконтом, его не хватились.

Собеседники обменялись рукопожатием, и стража увела виконта в одну сторону, а леди Граттон – в другую.

Экипаж француза граф велел отогнать на каретный двор. Затем приказал всем своим людям забраться в карету и тронул лошадей. К этому времени звезды уже померкли и по небу разлился! первый свет зари.

Граф подкатил к Адмиралтейству. Стражники с недоумением оглядели карету, но не препятствовали Картеру соскочить с козел и подняться на крыльцо. Двое дежурных, услышав, что граф желает видеть лорда Барэма, вызвали сначала старшего офицера. Но нескольких отрывистых слов графа оказалось достаточно, чтобы этот служака бросился со всех ног вверх по лестнице будить первого лорда.

Через несколько минут лорд Барэм вышел к графу Эрроу, дожидавшемуся в гостиной. Он был в долгополом халате поверх ночной рубахи, но совсем не казался заспанным, а напротив, несмотря на возраст, излучал энергию, как бывало на капитанском мостике.

– Добрые вести или дурные, Эрроу? – задал он вопрос, едва переступив порог. – Я знаю, что в такой час вас могло привести сюда лишь нечто выходящее из ряда вон.

Граф выждал, чтобы произвести больший эффект, а затем сказал:

– Милорд, я только что доставил в Тауэр вашего второго секретаря виконта Жака де Бовэ!

Сердце графа рвалось к Шенде, поэтому он не задержался в Адмиралтействе, а кратко пересказав лорду Барэ-му недавние события и пообещав возвратиться позже, погнал лошадей на Беркли-сквер.

Когда граф со своими людьми оказался в холле Эрроу-Хауса, он им сказал:

– Нынче ночью мы нанесли императору Франции чувствительный удар, но поскольку в наших рядах еще имеются, как это ни прискорбно, и другие шпионы, приказываю никому ничего не рассказывать. И вообще поменьше об этом разговаривайте, даже друг с другом. – Он увидел, что они разочарованы, и тихим голосом добавил: – Вы все отличились и выполнили все, что от вас требовалось, но если нам придется когда-нибудь еще повторить эту операцию, нельзя допустить, чтобы жертва, благодаря своей змеиной хитрости, об этом заранее проведала и сумела ускользнуть из наших рук. – Удостоверившись, что его поняли, граф продолжал: – Я знаю, что на вас можно положиться, вы будете держать рот на замке, а глаза открытыми во имя нашей Англии.

Их лица яснее одобрительных возгласов сказали ему, что его просьба будет выполнена.

После этого граф быстро взбежал ввер^Д по лестнице. У двери в спальню, как он и ожидал, сидел недремлющий Хокинс с пистолетом в руке. Граф, не сказав ни слова, улыбнулся ему и тихонько приоткрыл дверь. При свете дня, просачивающегося из-за штор, он увидел, что Шенда спит. Юная и невинная, волосы разметались по подушке, кажется, она совсем потерялась в огромной кровати.

Граф несколько минут стоял и смотрел на нее, а потом, осторожно ступая, вышел и затворил за собой дверь.

Шенда спросонья никак не могла прийти в себя, ей казалось, что она спит очень-очень давно. Но тут она вспомнила о графе и сразу очнулась. Приподнялась на локтях, вспомнила, что находится в графской спальне и что граф отправился на встречу с виконтом.

И до сих пор не вернулся! А вдруг виконт все же первым нанес удар и граф ранен, может быть, даже убит! При этой ужасной мысли она невольно вскрикнула, и дверь спальни сразу открылась. В комнату просунул голову Хокинс и спросил:

– Проснулись, мисс Шенда? Пора завтракать.

– А его сиятельство… еще не вернулся? И… никаких известий… от него? – прерывающимся голосом спросила Шенда.

Хокинс переступил порог.

– Вернулся, вернулся с победой, без ума от радости, и теперь отдыхает. Он правда не такое распоряжение оставил, но я считаю, пусть поспит.

Слава Богу! У Шенды защипало глаза, и чтобы Хокмнс не увидел ее слез, она отвернулась к каминным часам.

– Господи!… Который же это… час?

– Без малого десять, мисс, а его сиятельство вернулся почитай что в семь.

– Что же его так надолго задержало? – удивилась Шенда.

– Это, я думаю, он сам захочет вам рассказать, мисс. А я сейчас принесу ваш завтрак.

Он скрылся за дверью, а Шенда откинулась на подушки.

Граф цел и невредим! Что бы там ни произошло но виконт не сумел причинить ему вреда. И она тоже здесь в полной безопасности.

– Я люблю его, – шепотом сказала себе Шенда. – Но хотя он… сказал, что тоже… меня любит… это он, наверно, потому так сказал, что я вчера… была очень перепугана… и он захотел меня утешить. Но как ни старалась она себя образумить, сердце в груди у нее пело…

Граф проснулся, увидел, что лежит не в своей кровати, и припомнил события минувшей ночи. Однако он велел Хокинсу разбудить себя в восемь тридцать, а сейчас, если верить каминным часам, уже начало одиннадцатого. Неужели тот осмелился нарушить приказ? Впрочем, граф отлично знал, что Хокинса сколько ни отчитывай, он все равно будет поступать так, как, по его разумению, для графа лучше.

Поднявшись с кровати, граф яростно зазвонил. На звонок явился Хокинс. Он держал поднос с завтраком.

– Я же велел разбудить меня в восемь тридцать! – упрекнул его граф.

– Вот неприятность-то! – сокрушенно ответил Хокинс. – Оплошал, виноват. Простоял всю ночь на вахте, глаз не сомкнувши, покуда ваша милость катались по городу, вот с недосыпу-то и недопонял приказ, выходит так.

Говоря это, он поставил поднос на столик в оконном проеме, тут же появился слуга с другими блюдами. Так что графу было не до разговоров, он только спросил, просовывая руки в рукава халата:

– А мисс Шенда как, здорова?

– Сейчас только отнес ей завтрак, милорд, – доложил Хокинс. – Об вашем сиятельстве очень беспокоилась барышня. Но я ее успокоил, объяснил, что вы целы и невредимы и давно дома.

С этими словами Хокинс вышел из спальни, и граф поневоле оставил попытки его отчитать.

Когда он справился со своим основательным завтраком и принял ванну, от Хокинса поступили сведения, что Шенду проводили в ее комнату, чтобы она могла одеться.

Шенда думала, что ей так и придется остаться в ночной рубашке и шерстяном халате, как она выбежала с перепугу из дома леди Граттон искать защиты у графа. Но в отведенной ей комнате она увидела миссис Дэйвисон, которая распаковывала сундучок с ее одеждой.

– Что это с вами приключилось, мисс Шенда? – спросила добрая женщина. – Говорят, вы ночью прибыли. Что же меня-то не позвали?

– Теперь вы со мной, а остальное неважно, – уклончиво ответила ей Шенда. – Но как вы догадались привезти мой сундучок?

– Да он вот только что прибыл, мисс Шенда, – пояснила миссис Дэйвисон. – За ним послал Картера, а то вам ведь нечего было бы надеть.

Миссис Дэйвисон, естественно, умирала от любопытства. Но Шенда сумела уйти от ответов на ее высказанные и невысказанные вопросы, поскольку теперь самое главное было – что скажет граф. В мыслях у нее был один только он, она почти не понимала, что говорит миссис Дэйвисон.

Наконец прибранная, в хорошеньком платьице, которое сама сшила, Шенда побежала вниз. Она все еще трепетала: а вдруг события минувшей ночи – это всего лишь сон? Вдруг сейчас она встретится с реальностью, которая окажется совсем иной?

Граф на свой лад думал приблизительно то же. Вчера, когда Шенда, трепеща от страха, бросилась к нему, он забыл обо всем, кроме ее прелестного лица и гибкой талии, и тех ощущений, которые она в нем вызывала.

Но теперь, в беспощадном свете дня, он ясно понимал, что перед ним стоит вопрос: сможет ли он на ней жениться? Ведь она – всего лишь служанка в его доме. С тех пор как он унаследовал титул, он постоянно сознавал, что высокое положение графа Эрроу его ко многому обязывает. Быть главой знатного рода – роль столь же ответственная, как и командовать экипажем корабля в море. О том, чтобы уронить честь фамилии, не может быть и речи. Конечно, Шенда во всем – настоящая леди. Он не знает никого, кто мог бы сравниться с нею утонченностью чувств и непринужденным благородством обхождения. Но в таком случае, почему она работает швеей в замке? Если она сирота, ей полагается жить у родственников, под надзором старшей женщины.

А каждая клеточка его тела твердила ему о том, как Шенда ему желанна. Любовь, которую он осознал только вчера, затопила его, точно океанская волна. Еще никогда в жизни ни к одной женщине он не испытывал тех чувств, что внушала ему Шенда. Любого, кто бы вздумал ее оскорбить, он убил бы без колебаний. Но разве он сам не оскорбит ее, если не предложит ей брака? – Господи Боже мой! Что же мне делать? – тихо произнес он. Кончив одеваться, граф пошел вниз по лестнице под пристальными взорами предков, взирающих на него со стен из золоченых портретных рам. Мужчины в семье Боу наверно поняли бы его чувства. А вот женщины, думалось ему, отнесутся к такому браку с неодобрением и просто не признают его как мезальянс. Легко себе представить, в какой ад они превратят жизнь Шенды, если будут обращаться с ней как с прислугой, сумевшей заставить хозяина жениться на ней. Он направился в кабинет, уверенный что найдет Шенду там, куда она прибежала к нему среди ночи. Что делать? Как найти выход из безвыходного положения?

Но когда он распахнул дверь и увидел ее стоящей у окна в солнечном свете утра, очертившем ей голову золотым нимбом, сердце у него в груди и перевернулось. Нет, без нее жизнь ему не мила. Он прикрыл за собой дверь и молча протянул к ней руки. С легким возгласом, будто птица, она порхнула ему навстречу.

– Вы… невредимы! Невредимы! – задыхаясь, проговорила она.

– Я невредим. И вы тоже, – глухо отозвался он.

И вот уже их губы слились, и весь мир замер в отдалении. Он целовал ее жадно, словно опасался, что она сейчас исчезнет, и сердце его колотилось, взбудораженное дивными ощущениями. Он знал, что Шенда испытывает то же самое. Он заглянул ей в глаза и зажмурился от ослепительного сияния. Лицо ее преобразилось, ее красота казалась графу неземной, божественной.

– Я люблю вас, моя красавица! Я вас люблю! – проговорил он.

– Он вас не… ранил?

– Да нет, – отмахнулся граф. Он не имел намерения рассказывать Шенде, что застал виконта в постели с Люсиль, он не хотел оскорблять ее невинность, да ему и самому было неприятно вспоминать обо всей этой грязной истории.