– Покатились! – захлопал в ладоши испанец, неизвестно что имея в виду. Вера расхохоталась.

– Куда покатились? – давясь от распиравшего ее веселья, Верочка еле выговаривала слова.

– Бай-бай!

Какой-то уголок сознания, еще не затопленный бурной радостью неизвестного происхождения, тревожно забился в предчувствии беды, но тут же затих, подавленный галантностью Марко, резво вскочившего и выдвинувшего из-под встающей Веры стул. Кавалер действовал намного быстрее веселящейся и заваливающейся на бок дамы, поэтому Верочка, потерявшая точку опоры в виде мягкого сиденья, немедленно опрокинулась на своего коротконогого рыцаря. Марко ловко подхватил девушку за грудь, заодно проведя ее беглую инвентаризацию. Вера не возражала, ей было смешно и щекотно. Они так и вышли из зала обнявшись, как старые добрые друзья.


…Сквозь темно-зеленые шторы с трудом пробивался слабый свет, вялыми мазками очерчивая силуэты стоявшей в комнате мебели. На стене у окна бликовала то ли картина, то ли зеркало. Вера поморщилась: во рту горчило, тело было тяжелым, словно пластиковая бутыль с водой. Кроме отдаленного гудения машин и приглушенной музыки, других звуков не было.

Она совершенно явно находилась в комнате одна. Придерживая на груди одеяло, Вера приподнялась и огляделась. Ее одежда валялась на полу, на тумбочке у кровати стояли пузатая бутылка и два бокала, рядом в пепельнице исходил зловонием остаток толстой сигары. Голова не болела, но немного кружилась. Память вертелась, как взбесившаяся карусель, калейдоскопом сменяя обрывки воспоминаний. То, что удавалось уловить, пугало и заставляло холодеть. Осторожно собрав детали одежды, Верочка обнаружила, что нижнее белье отсутствует. В мыслях ощущалась странная пустота. Заторможенно прижав к себе костюм с мятой блузкой, девушка застыла посреди комнаты, не понимая, что делать дальше. Услышав громкий щелчок входной двери, она начала медленно оборачиваться. В дверях, открыв рот, стояла женщина лет пятидесяти в сером бесформенном платье и переднике. На ее лице застыло выражение гневного изумления, тут же неправильно истолкованное плохо соображавшей Верой.


…Иногда линии жизни совершенно незнакомых людей тесно переплетаются, образуя клубок с многочисленными узелками и петлями, в которые попадают посторонние элементы, прочно и надолго застревающие в вашей судьбе…

Глава 6

Дарья Федоровна переживала не лучший период. Жизненный путь, сперва стлавший ей под ноги ровную асфальтовую дорожку, вдруг потрескался и покрылся выбоинами, а потом и вовсе превратился в непроходимую извилистую тропинку. На пороге пятидесятилетнего юбилея ее сократили на работе, ненавяз-чиво выперев из теплого однообразия конторских будней на дерганую и горластую биржу труда. Жирно накрашенная девица, проводившая собеседование, презрительно цедила слова сквозь полные губы, обведенные лиловым карандашом, старательно донося до Дарьи Федоровны простую истину: в ее возрасте и с ее образованием дорога одна – в уборщицы. Представив себе, что скажут соседи и знакомые, увидев ее верхом на швабре, Дарья Федоровна возмущенно фыркнула и занялась своим трудоустройством лично. Но точку зрения крашеной девицы разделяли все, к кому бы она ни обращалась. Муж предложил сидеть дома и не позориться, сын «порадовал» сообщением, что в его поликлинике требуется гардеробщица, а подруги, закатывая глаза, жаловались на собственные трудности и бестактно напоминали про возраст. Дарья Федоровна весьма расплывчато представляла себе, кем и куда она может устроиться, но такие слова, как «уборщица», «санитарка» и «гардеробщица», вызывали суеверный ужас, звуча как приговор.

В результате помощь, как это водится, пришла, когда ее уже не ждали и из совершенно неожиданного места. Заметив, что читать без очков становится все труднее, Дарья Федоровна отправилась к окулисту. Сын достал талончик, но сидеть в очереди все равно пришлось. Разговорившись со словоохотливой дамой, истомившейся в ожидании приема, она совершенно случайно узнала о наборе сотрудников в новый пятизвездочный отель. Женщина, обрадованная наличием благодарной слушательницы, с восторгом вывалила все подробности: администрация отеля ищет интеллигентных, порядочных женщин со знанием языка на разнообразные должности. Первые два пункта у Дарьи Федоровны были в наличии, а по третьему она планировала ограничиться демонстрацией старого русско-английского словаря и аттестатом зрелости от «девятьсот лохматого года», где по иностранному языку у нее стояла жирная пятерка. Через пару месяцев, пройдя несколько туров отбора, Дарья стала горничной. Почему-то ей казалось, что эта должность более почетна, чем просто уборщица, тем более что в устах начальства называлась она диковатым словом «хаускипер». Работа оказалась изматывающей и крайне унизительной. Молоденькие девчонки-служащие, занимавшие позицию хотя бы на полступеньки выше, выказывали свое превосходство, гоняя ее как вшивого по бане и глядя сквозь коллегу при встречах на улице. Кроме всего прочего, муж Николай Андреевич внезапно начал вести себя так же, как те молоденькие соплюшки, норовя при каждом удобном случае указать на недостатки во внешности, в ведении хозяйства и в поведении. Николай Андреевич, никогда не отличавшийся спокойным характером, побил все рекорды склочности и скандальности. С каждым днем Дарья узнавала о себе так много нового и интересного, что начала всерьез опасаться за умственные способности супруга. Оказалось, что она испортила ему жизнь, долгие годы давя на психику и не давая реализовать творческий потенциал. Она не так воспитывала ребенка, не так жарила котлеты, неправильно варила супы, нерационально расходовала деньги и не той тряпкой мыла пол. Посоветовавшись с подругами, Дарья Федоровна даже решила заняться психическим здоровьем озлобившегося супруга, но не успела.

Николай Андреевич, как выяснилось, вовсе не впадал в старческий маразм. Наоборот, у него наступила вторая молодость, связанная с какой-то Шурочкой. Неведомая Шурочка, оказывается, разительно отличалась от Дарьи Федоровны умением шить, варить, вязать и готовить. Кроме всего прочего, она была интересной собеседницей и хорошим товарищем. Планы доработать в ненавистной гостинице до пенсии и уехать с супругом на грядки, оставив сыну жилплощадь, рухнули в одночасье, как подбитые шаром кегли. Все еще пытаясь удержать в руках остатки надежд на спокойную старость, Дарья попыталась вразумить престарелого Ромео и выяснить, откуда взялась неведомая прохиндейка Шурочка и чем она лучше. Чем взяла ее мужа соперница, стало ясно с первого же мгновения знакомства…

Спятивший на старости лет Николай Андреевич, насмотревшись вместе со своей новой пассией телевизора, решил, что, будучи людьми цивилизованными и современными, они непременно должны сохранить нормальные дружеские отношения, для чего и приволок в прошлые выходные свою Шурочку в гости, дабы познакомить ее с бывшей семьей. Сын Сережа, до крайности потрясенный сложившейся ситуацией, пытался сохранить приличия, таращась на гостью, как филин, выкинутый среди бела дня из дупла. И немудрено – Шурочка была если не моложе его, то уж точно не старше.

Дарья Федоровна, по причине выходных, отсутствия супруга и наличия сложных семейных обстоятельств, проснулась ближе к обеду и разгуливала по квартире в старом халате и с нерасчесанными волосами. Звонок в дверь застал ее врасплох. Открывать пошел Сережа, а его мать, думая, что заглянула соседка, даже не подумала привести себя в порядок, отложив мероприятие на несколько минут, которые, как известно, погоды не делают. Если у человека начинается полоса невезения, то обычно она идет не пунктиром, а смачной непрерывной линией. В коридоре топтался счастливо-смущенный Николай Андреевич и румяная с мороза, худая носатая девушка. Ее блондинистые волосы были тщательно прилизаны и закреплены множеством заколок.

– А мы пришли в гости! Знакомиться и наводить мосты, – с преувеличенным добродушием сообщил Николай Андреевич, вытряхивая свою даму из мешковатой дубленки. – Это моя Шурочка.

Своим приходом он лишил Дарью Федоровну последней возможности встретить опасность достойно, лицом к лицу. Все последние дни она рисовала картины встречи с соперницей, адрес которой она неизвестно как, но вычислит, в одном ключе: гордая, независимая, намакияженная Даша, после парикмахерской, в выходном костюме, на шпильках надменно смерит взглядом сжавшуюся и подавленную ее великолепием тетку, замыслившую увести из семьи чужого мужика, и гордо сообщит… Что сообщит, Дарья Федоровна еще не придумала, поскольку ничего не знала о сопернице. Чтобы качественно и результативно ударить словом, нужно знать, куда бить, а без этой информации можно самой оказаться в положении боксерской груши. Но она никак не ожидала, что предстанет перед любовницей мужа в старом халате и со всклокоченной головой. Большей пакости он придумать не мог. Это прискорбное стечение обстоятельств привело к тому, что, выпав из образа интеллигентной дамы, чему немало способствовал неожиданно юный возраст пресловутой Шурочки, годившейся им обоим в дочери, Дарья Федоровна исполнила шаманский танец с визгом, криком и массой нецензурной лексики. Строить из себя вдовствующую герцогиню, не будучи соответственным образом одетой, она посчитала нецелесообразным, поэтому отвела душу, погоняв Шурочку по квартире. Николай Андреевич тоже весьма душевно получил тапкой по башке, когда попытался выступить парламентером. Когда Дарья Федоровна выдохлась, загнав соперницу в туалет, супруг решил ее отчитать, пользуясь временной передышкой:

– Мы пришли к тебе, надеясь на разумный диалог…

– Тоже мне – встреча на высшем уровне, – задыхаясь, прошипела Дарья. – Считай, что высокие договаривавшиеся стороны к консенсусу не пришли! Может, мне тоже на кого-нибудь из Сережкиных друзей стоило глаз положить, чтобы до тебя быстрее дошло, каково это – остаться у разбитого корыта на старости лет.

– Хоть глаз клади, хоть челюсть, – обидчиво пробубнил Николай Андреевич, – не поможет. В твоем возрасте о душе пора подумать, а не злобиться! Почему у корыта? У тебя сын остался, скоро женится, внуки пойдут, будешь нянчиться…

– Ах вот как?! – поперхнулась Дарья Федоровна. – Я буду внуков нянчить, а ты детей рожать?! Распределил обязанности! Мне всего пятьдесят будет!

– Не всего, а уже! – поставил ее на место муж.

– Это тебе – уже пятьдесят два, а мне только будет пятьдесят. Я тебя на три года моложе! Это ты, пень трухлявый, о душе думай, а я еще поживу!

– Конечно, поживешь, мы же не гоним!

– Куда «не гоним»? – осеклась Дарья Федоровна. – Кто это «мы» и куда меня «не гонят»?

– Мы с Шурочкой. Если ты в состоянии решать вопросы конструктивно, а не выть, как Тарзан, и не бросаться на приличных людей…

– Это кто здесь приличный? – Она злобно пнула фанерную дверь туалета. Затаившаяся Шурочка тихо взвизгнула.

– … то мы готовы обсудить условия раздела, – упрямо закончил мысль Николай Андреевич.

– И кого будем делить – ребеночка? – ехидно осведомилась Дарья. – Так он взрослый уже, по выходным с ним гулять не надо, алименты тоже не нужны!

– Мы – молодая семья, нам нужны условия, – пояснил Николай Андреевич, горделиво выпятив грудь и максимально втянув живот, отчего у него выпучились глаза, а объем талии ничуть не уменьшился.

– Это кто же здесь «молодая семья»? – трясясь от гнева, ерничала Дарья Федоровна. – Ау, что-то не вижу я тут молодых!

– Старый конь борозды не портит, – примирительно загудел Николай Андреевич, подбираясь к решению волновавшей его проблемы, ради которой и был затеян визит.

– Загнанных лошадей пристреливают, – охладила его пыл бывшая супруга. – Не слыхал? Смотри, не сдохни в борозде-то, а то на тебя плугом наедут. Я смотрю, девушка – не промах!

И она снова с остервенением вдарила ногой по двери, получив ответную порцию писка.

– Дашуня, у нас есть два варианта: мы можем жить все вместе, а можем разменяться.

– Ну, ты, отец, даешь! – наконец вступил в беседу Сережа, понявший, чем грозит ему лично бес, засевший у папеньки в ребрах. – Как мы тут жить-то будем, сам подумай.

– Вот и я о том же! – обрадованно подхватил мысль Николай Андреевич. – У нас есть следующие варианты…

Он похлопал себя руками по ляжкам и виновато сгорбился:

– Все у Шурочки.

Дарья Федоровна абсолютно перестала соображать. Раздавленная моральной тяжестью случившегося, она совершенно не подумала о материальной стороне вопроса. Трехкомнатная квартира почти в центре города, которую она воспринимала как объективную реальность и некое статичное явление, оказалась разменной монетой в этой грязной истории. Но, похоже, только ей было ясно, откуда произрастала любовь Шурочки к престарелому Ромео. Сам избранник горделиво стрелял глазами и уже двумя ногами стоял в новой жизни.

Тем временем Шурочка, ради защиты своего обеспеченного будущего готовая на любые жертвы, гулко затараторила из темноты туалета: