Поставив машину в гараж под квартирой, он повел ее к двери, не снимая руки с ее талии. Почему он молчит? Она остановилась у лестницы.

– Спокойной ночи, Митч. Спасибо за ужин. – Она уже поставила ногу на ступеньку, но его сильная рука помешала ей уйти.

Сначала он держал ее за руку, потом схватил за плечи, развернул, прижал спиной к стене. Его колено оказалось у нее между коленями. Она была в ловушке. Его губы находились в опасной близости от ее губ.

– Ангел мой, начатое надо заканчивать.

– Прости, я не поняла.

– Так я тебе и поверил. – Кроме ног и рук, у него имелось еще кое-что, и весьма внушительное, чтобы удерживать ее. – Тебе хочется.

Ей потребовалось немедленно вспомнить всю силу своей ненависти к нему. Куда подевалась память об отце? «Я ненавижу Митча», – напомнила она себе. Это утверждение не было вполне правдивым, но оно придало ей отваги. «Ненавижу его!» – повторила она для пущей убедительности.

– Ты ведешь себя неэтично. У тебя будут неприятности в коллегии адвокатов.

– Ой, как страшно!

– Отпусти меня, Митч.

– Мы давно перешли от разговоров к делу.

Он попытался ее поцеловать, но она отвернулась, сжала зубы, сомкнула губы. Его стремительность застала ее врасплох: не успела она и глазом моргнуть, как он расстегнул на ней сарафан и жадно взялся обеими руками за ее груди. Подушечка его большого пальца поерзала по ее соску раз, другой… О Господи!

Митч восторженно смотрел на ее обнаженную грудь, отмечая долгим взглядом каждый чувственный изгиб. Луна выбрала именно этот щекотливый момент, чтобы выглянуть из-за облака и продемонстрировать во всей красе не только грудь, но и оба встрепенувшихся соска.

– Пять лет! Какое долгое ожидание! Надеюсь, ты окажешься на высоте, Ройс.

Он добился того, чего не удавалось добиться ей: она снова его возненавидела. Ей совершенно не улыбалась роль дешевого ярмарочного приза.

– Теперь я буду тебя ненавидеть.

– Мне нравится твоя ненависть.

– Пошел к черту!

Его руки опять легли ей на груди. Они мяли ее плоть, теребили соски.

– Не забывай, ангел мой, что мы и так в аду, у чертей в гостях.

Чего ты ожидала, Ройс? Митч презирает секс не меньше, чем жизнь как таковую. И все же его отношение бесило ее. Ей хотелось от него… чего? Ласки, любви? Очнись, Рейс: ты в аду!

Митч впился в ее рот и, действуя языком, как отмычкой, принудил ее разжать губы. Его язык показался ей раскаленным наждаком. Но она оказалась способна прийти в возбуждение и от раскаленного наждака. Он почти усадил ее себе на ладони, заставив приподняться на цыпочки. Его вздыбленный член упрямо тыкался ей в промежность, пока не устроился поудобнее. Она не удержалась, чтобы не поерзать немного, упиваясь его жаром и упругостью.

– Ты не просто хочешь, чтобы тебя трахнули, ангел. Тебе это необходимо!

Это ее проняло.

– Ах ты, негодяй! Мне не нужно твое снисхождение.

Она уперлась ему в грудь обеими руками и отпихнула от себя.

Он поймал обе ее кисти одной рукой, лишив возможности сопротивляться.

– Я люблю благотворительные акции.

Она пыталась испепелить его взглядом. Может быть, заорать во все горло? Он будет иметь бледный вид, если соседи вызовут полицию. Он тем временем как ни в чем не бывало рассматривал ее обнаженную грудь, ходящую ходуном от учащенного дыхания. Соски жили теперь независимо от хозяйки: они еще больше напряглись, буквально потянулись к нему.

Он выпустил ее руки, и она безвольно уронила их по швам. Взяв ее за подбородок, он заставил ее посмотре!ь ему прямо в глаза.

– Я не большой любитель секса под открытым небом, но сомневаюсь, что ты доползешь до моей спальни.

Она уже открыла рот, чтобы наградить его проклятием, но он отвлек ее, запустив руку ей под юбку. У нее весь этот вечер было мокро между ног, а в последние несколько минут и подавно.

Он засмеялся низким смехом, полным чувственного призыва. Его пальцы проникли ей в трусы и сразу нашли место, которое больше всего нуждалось в ласке. Ее охватила восхитительная истома, мгновенно лишившая способности сопротивляться. Чувство вины, остатки благоразумия – все смыла волна желания, которую поднимали его неутомимые пальцы, не знавшие удержу.

Он неожиданно сменил тактику: недавняя пытка превратилась в нежную ласку. Она прикусила губу, так как почувствовала, что уже готова умолять его закончить начатое.

– Даю тебе последний шанс, ангел, – сказал он с презрительной усмешкой. – Скажи «нет», и я остановлюсь. – Он сгреб ее руку и прижал ее к своей ширинке, заставив стиснуть в кулаке его изнывающую плоть. – Иначе я позволю тебе ненавидеть меня до тех пор, пока не изгоню тебя из головы.

18

Митч мысленно обругал себя за опрометчивость. Ройс заставила его поволноваться: на какое-то мгновение ему показалось, что она скажет «нет». Он бы потом неделю бегал с фиолетовой мошонкой, но сейчас послушался бы. Впрочем, она ничего не сказала, и он перешел к делу.

Всего за несколько секунд он сорвал с нее последнюю одежду. В серебряном свете луны, просачивающемся сквозь листву платана, она показалась ему желаннее, чем когда-либо: светлые волосы ниспадали на обнаженные плечи, груди тяжело вздымались.

В ее силах было стереть его в порошок, так велика была ее власть над ним, но, на его счастье, ей сейчас было не до психологии, а он делал все, чтобы она не отвлекалась. При этом он проклиная себя за то, что снова ступил на тропинку, на которой однажды оступился.

«Изгоню тебя из головы». Эти слова произвели на Ройс сильное впечатление. Зачем сопротивляться? Она не могла отрицать силу своей страсти к нему. С каждым днем эта страсть становилась все очевиднее. Признайся, Ройс, будь честна хотя бы сама с собой. Из-за него ты потеряла разум. Митч знает, что ты не в состоянии дать ему отпор, и бессовестно эксплуатирует твою слабость.

Самое лучшее сейчас – отдаться ему. Ей тоже отчаянно хотелось изгнать его из головы. Она решила, что близость ослабит ставшее невыносимым сексуальное напряжение.

Если бы они переспали пять лет назад, это не превратилось бы сейчас в идею фикс. Неудовлетворенное желание часто превращается в пожар, топливом которому служит воображение. Действительность всегда кладет конец иллюзиям.

Трясясь от вожделения, Ройс потянулась к Митчу, но он сделал шаг назад, занятый расстегиванием пуговиц на рубашке. Его взгляд вольготно разгуливал по всему ее телу, от пылающей груди с ошалевшими сосками до завитков волос на лобке и стройных ног, на которых уже не было обуви, хотя она не помнила, в какой момент ее сбросила.

Он не глядя швырнул рубашку на траву. Он не сводил глаз с ее бедер, она – с его пальцев, уверенными движениями расстегивающих пряжку на ремне, и внушительной выпуклости у него в штанах.

Наконец ремень был расстегнут. Ройс попыталась проглотить слюну, но в горле застрял здоровенный ком. Сколько раз он являлся к ней во сне, сколько раз она представляла его обнаженным…

Однако действительность превзошла самые рискованные ожидания. Его плечи были еще более могучими, чем ей раньше казалось, волосы на груди темнее и гуще, живот тверже; ниже дыбился совершеннейший образчик мужского оснащения, оставлявший позади самые ее бесстыдные грезы.

– Приятное зрелище, да, Ройс? – Он шагнул к ней и опустил ее в прохладную траву. Ей в ноздри ударил головокружительный аромат сырой земли и цветущего жасмина.

Он нависал над ней как загадочная, устрашающая тень. Эта тень была громадной и имела все, что должен иметь мужчина. Глядя ей в глаза, он опустился на нее, постепенно приучая к своей тяжести. Его член оказался прижатым к ее бедру, и ей казалось, что на этом месте у нее уже появился ожог.

Его пальцы заскользили по ее грудям, исследуя пограничную полосу между ними и грудной клеткой. Она затаила дыхание. Она никогда не знала о сверхчувствительности этого участка своего тела.

Внутри у нее все содрогалось, откликаясь на скольжение его влажных, горячих губ по ее грудям. Дотронувшись кончиком языка до ее соска, он втянул его в рот. Ее возбуждение нарастало с каждой секундой; не помня себя, она вонзила ногти ему в спину.

– О, Митч!

Его раскаленное дыхание, терзавшее ее сосок, отдавалось сейсмическими толчками у нее внутри. Она схватила его голову в попытке заставить и дальше целовать ей грудь, он же тем временем переместил свой член во влажную пещеру у нее между ног, уперев его в самую чувствительную ее точку.

– Когда я тебя целую, тебе становится приятнее всего вот здесь, правда, Ройс?

Эти прикосновения его члена были самой восхитительной лаской, какую ей когда-либо доводилось принимать. Она не могла ему ответить, потому что боялась, что, открыв рот, станет просить его о продолжении.

– Ответь мне.

– Да… – выдохнула она и крепко зажмурилась. Еще секунда – и она придет в неистовство. Ей хотелось оттянуть этот момент.

Судя по всему, он давным-давно перешел из любительской в профессиональную лигу и умел разжечь в женщине страсть. Собственно, этому не следовало удивляться: все, что делал Митч, было выше всяких похвал.

Его тяжесть исчезла, и она открыла глаза. Он рылся в карманах своих брюк. Она не сразу сообразила, что он ищет презерватив.

– Вот негодяй! Ты все заранее спланировал?

– Обязательно, – хрипло отозвался он и снова заскользил взглядом по всему ее телу, пока не встретился с ней глазами. – Я решил, что эта ночь будет решающей.

Что тут ответишь? Она была того же мнения. Она чувствовала то же самое с той минуты, когда, подняв глаза, увидела его в двери кухни. Однако ее злило, что он все заранее предвидит и планирует.

– Твое счастье, что там, в клубе, я не затащил тебя на склад и не изнасиловал стоя. – Он ухватился зубами за край упаковки. Лунный свет отразился в разрываемой фольге.

– На обратном пути я подумывал, не зарулить бы в какой-нибудь укромный уголок…

– У тебя в машине мало места.

– Меня устроил бы капот.

Она удивленно ахнула. Он и не думал шутить. Этой ночью он так или иначе овладел бы ей. Она знала, как он вожделеет ее, но страсть, прозвучавшая в его голосе, испугала ее. Она была игрушкой в его руках.

Он подал ей презерватив.

– Почетная обязанность.

Ройс села. У нее перед глазами находился его пупок и устрашающе напряженный член, на который она старалась не смотреть. Сразу под пупком она заметила небольшой участок гладкой кожи, под которым кудрявились заросли волос.

Повинуясь инстинкту, она отвела в сторону упругий член и поцеловала этот гладкий пятачок. Ей доставило ни с чем не сравнимое наслаждение прикоснуться языком к местечку, о котором не знала ни одна живая душа. Ей давно, не один год не давало покоя желание попробовать Митча на вкус. Его кожа имела солоноватый привкус и издавала эротичный, мужской запах. Это был вкус и запах Митча.

Митч в упоении запустил пальцы ей в волосы. Ее золотые пряди касались его члена, щекотали ему бедра, ее губы ласково скользили по его животу, язык чертил прихотливую дорожку.

Чудо! По всему его телу пробежала крупная дрожь наслаждения. Ройс удалось с первого раза нащупать самое его уязвимое место. Участок гладкой кожи у него под пупком всегда отличался чрезвычайной чувствительностью. До него дотрагивались и другие женщины, но только по случайности, Ройс же как будто заранее знала о нем. Взгляни в лицо реальности, приятель: она создана для тебя.

Ее голова опускалась все ниже, губы превратились в инструмент пытки, кончик языка выписывал на его теле влажные круги. Она взвесила на ладони его мошонку. Когда от ее прикосновений ему сделалось совсем невмоготу, он беспокойно заерзал. Он знал, в чем состоит ее замысел, но не мог позволить ей осуществить его, иначе он взорвется, не успев побывать у нее внутри. Скрежеща зубами, он вырвал у нее презерватив и ловко надел его.

Положив ее на спину, он раздвинул ей ноги и, глядя ей прямо в глаза, проник в нее. Там было очень влажно, но гораздо теснее, чем он ожидал. Она задрожала, схватила его за плечи, впилась в них ногтями.

– Полегче, ангел мой, – пробормотан он, продолжая погружение.

Она извивалась и стонала, еще не готовая принять его во всей полноте. Митч выбрался наружу, а потом нарочито медленно возобновил проникновение, постанывая от наслаждения. Ему еще никогда не доводилось чувствовать подобное возбуждение, только приступая к обладанию.

Он снова вышел вон, чувствуя на обратном пути, что она с каждой секундой приходит во все большую готовность. Опасаясь скорого оргазма, он бросился на приступ и погрузился в нее до отказа. Кто-то – то ли он, то ли она, то ли они оба – издал долгий восторженный стон.

Стараясь держать себя в руках, он снова пошел на попятную, оставив в ней только самый кончик. Секунда – и начался решающий штурм: он ворвался в нее с большей силой, чем требовалось, желая проверить, каково это – владеть ею без остатка, ощущать ее одним целым с собой.