– Монахиня сказала неправду, – продолжал свой рассказ Уолли. – Зачем, хотелось бы мне знать? На следующей неделе я возвращаюсь на Юг. Попробую разобраться.

– Пожалуйста, не надо! Это не имеет никакого отношения к моему делу. Ты только зря взбесишь Митча.

– В этом деле есть какая-то странность, что-то такое, что оказывается не по зубам даже такому профессионалу, как Пол Талботт. Какое-то звено до сих пор остается в тени. Будь я проклят, если позволю тебе сесть в тюрьму, не сделав всего от меня зависящего, чтобы это предотвратить.

Ройс не могла с ним спорить. Слишком много событий произошло, включая убийство. Все версии, даже самые невероятные, требовали проверки.

– Только будь осторожен. Я не хочу, чтобы Митч отказался меня защищать.


Поздно вечером зазвонил мобильный телефон. И Талиа, и Вал успели по своему обыкновению наговориться с Ройс раньше.

– Алло. – Неужели Митч?

– Ройс? – При звуке этого низкого голоса Ройс охватил гнев. Брент, подлый изменник!

– Талиа дала мне твой номер. Ты не возражаешь?

Ройс заставила себя успокоиться. Чуть раньше она бы высказала Бренту, каким негодяем его считает, подобно тому как набросилась на Митча на похоронах отца, но ставки в игре были слишком уж высоки, чтобы пренебрегать Брентом. Она решила воспользоваться разговором с ним как возможностью уговорить его не давать против нее показаний в суде.

– Мне очень жаль, что все так случилось, Ройс. Мне надо с тобой поговорить.

– Я слушаю, – отозвалась она, стараясь не выдать возмущения.

– По-моему, нам надо встретиться.

Митча хватит удар, если он узнает, что она позволила себе разговаривать с главным свидетелем обвинения. Встреча с Брентом была бы чистейшим безумием.

– Прошу тебя, Ройс! Это очень важно. Мне надо с тобой поговорить.

Она едва не ответила отказом, однако боль, рожденная безнадежностью и праведным гневом, смешанным с разочарованием, заставила ее промолчать. Все вокруг помыкали ею, готовясь просто к еще одному делу, тогда как для нее оно было единственным, определяющим ее будущее. Сейчас у нее появлялся шанс хоть что-то сделать, чтобы убедить Брента отказаться от изобличающих ее показаний.

Часом позже она влетела в кафе на Северном пляже. Они решили, что в этом сумрачном заведении их никто не узнает. Она не стала надевать парик, зато нацепила на нос огромные очки в черепаховой оправе, полностью менявшие ее облик. Брент дожидался ее в кабинке, в тускло освещенной задней половине заведения. При ее приближении он поднялся.

Лучшие портные трудились именно ради таких фигур, как у Брента, – стройных, ладных, элегантных, кажется, с рождения. Митч был по сравнению с ним высоковат, чрезмерно мускулист, зато куда более мужественен. Брент не годился ему в подметки по части умственной и эмоциональной закалки.

Ройс на мгновение задумалась, как выглядел бы Митч, если бы вырос, как Брент, в обстановке достатка и внимания. Наверное, он все равно не приобрел бы легкости Брента, его мира с собой и окружающим миром. Нет, личности Митча были присущи неповторимые особенности, которые превратили бы его в динамичного человека, какие обстоятельства ни сопутствовали бы его появлению на свет.

Однако ее по-прежнему тревожил вопрос, что именно произошло с Митчем в юности. Почему он сбежал из дому? Как случилось, что он теперь слышит только одним ухом? Кто была та монахиня, которая так любила его, что нарушила священный обет и солгала ради него, подтвердив данные из поддельного свидетельства о рождении? Монахиня не пошла бы на такой риск, не будь у нее весомых побудительных причин.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Брент, когда она скользнула в кабинку, держась спиной к остальному помещению, чтобы не быть узнанной.

Она сняла очки. Непонятно, что она раньше находила в Бренте. Что верно, то верно: он был невероятно смазлив и полон очарования. Однако теперь она понимала, что ему недостает чего-то очень важного. Или мучения решительно изменили ее саму, превратили в совсем другого человека? Брент, по всей видимости, остался именно тем, кем был всегда, – милым мальчиком, так и не повзрослевшим, несмотря на годы. Ему не хватало глубины и силы характера, отличавших Митча.

Неужели она могла любить такого человека? Нет, разумеется. Ей просто хотелось дома, семьи. Утрата обоих родителей подорвала ее эмоционально, сделала беззащитнее, чем она казалась самой себе прежде.

Можно ли доверять Бренту? Нет. Он доказал свою ненадежность в вечер ее ареста. Может ли она вообще доверять хотя бы одной живой душе? Тоже нет. Каждый вечер, прежде чем отойти ко сну, она возносила молитвы, но просила в них не о мести, а о пощаде.

Она должна была найти способ спастись. Эта необходимость заслоняла все остальное. Так ли важно, что раньше она обманывалась, уверяя себя, что любит Брента? Важно ли сейчас, что она медленно, вопреки собственной воле безнадежно влюбляется в Митча?

НЕТ, РОЙС! СЕЙЧАС НЕТ НИЧЕГО ВАЖНЕЕ СПАСЕНИЯ.

– Знаешь, Ройс, – начал Брент с волнением в голосе, которое она привыкла слышать только в моменты, когда он становился объектом недовольства своего отца, – я действительно сожалею обо всем случившемся. Ты в порядке?

Она заставила себя утвердительно кивнуть. В порядке? Это в преддверии судебного процесса, который может украсть у нее лучшие годы жизни? Успокойся! Сейчас не время выходить из себя.

– Ты хотел со мной поговорить?

Брент попробовал улыбнуться. От его улыбки обычно таяли льды, но на сей раз она не сработала. Она смотрела на него в упор, едва сдерживаясь, чтобы не выложить все, что о нем думает.

– Знаешь, я стыжусь своего поведения, – признался Брент. – Мне следовало броситься тебе на помощь в тот самый момент, когда они нашли у тебя в сумочке бриллианты.

– Мне бы очень помогло, если бы ты тогда настоял, что это была шутка. Окажись на моем месте Кэролайн, ты и твои родители ринулись бы ее выгораживать.

– Да, Кэролайн отец бы защитил, – согласился Брент. – Но я был слишком ошеломлен, чтобы правильно отреагировать. Я не привык к скандалам и… вообще.

Что верно, то верно, подумала Ройс: жизнь Брента была плаванием при полном штиле. Деньги и привлекательная внешность – что еще требуется для безмятежности? Кто мог ожидать, что его подружка будет арестована? Митч – тот грудью встал бы на ее защиту.

– Я знаю, что ты не виновата. Ты бы никогда не стала воровать или принимать наркотики.

– Тогда кто, по-твоему, все это устроил? – Она твердила себе, что эту беседу нельзя назвать обсуждением дела; просто она надеялась выведать что-то такое, до чего пока не докопался Пол.

Брент пожал плечами, вернее, одним плечом; когда-то эта его манера казалась Ройс верхом очарования. Сейчас она раздражала ее не меньше, чем привычка вставлять ни к селу ни к городу проникновенное «знаешь».

– Не исключено, что за всеми твоими проблемами стоит итальянский граф, с которым встречается Кэролайн.

– Откуда у него такой зуб на меня? – Ройс помнила, что «граф» был на самом деле актером из Техаса, но не собиралась делиться с Брентом конфиденциальной информацией.

– Знаешь, в этом типе есть что-то забавное, но вряд ли у него могут быть основания желать тебе зла.

Она не удивилась, что Брент заметил в графе нечто странное. Он обожал разыгрывать доброго и богатого рубаху-парня. Он располагал к себе людей тем, что никогда не выпячивал свое богатство и ум, хотя обладал острым умом. Многие удивились бы, узнав, до чего он на самом деле умен и въедлив.

– Ты встречалась с этим графом в Италии, когда жила там у кузин?

Тот же вопрос задавали ей Митч и Пол.

– Нет. Я впервые увидела его на ужине у твоих родителей, куда его привела Кэролайн. – Тот вечер показался ей странным. Элеонора, падкая на титулы, не знала, как угодить аристократу, зато Уорд с Брентом были непривычно немногословны.

Брент подождал, Пока официант примет у них заказ, а потом продолжил:

– Не удивлюсь, если за всем этим стоит Митч. – Брент произнес эти слова с незнакомой Ройс интонацией и с таким видом, будто нисколько не сомневается, что виновник ее несчастий – Митч.

На мгновение ей захотелось защитить Митча, хотя тот меньше всего нуждался в ее защите; она испытала прилив нежности к незаслуженно заподозренному человеку.

– Митч? С какой стати? Это бессмысленно.

Брент провел холеными пальцами по кофейной ложечке; его отполированные ногти блеснули, поймав лучик света.

– Он хотел помешать тебе выйти за меня замуж. Знаешь, мы враждовали с самого Стэн-форда.

– Отец ставил тебе в пример Митча с его успехами? – Раньше ее никогда не посещала эта догадка. Ей не приходилось слышать, чтобы Уорд сравнивал сына с Митчем. Брент тоже ни разу не упоминал об этом.

Немного помявшись, Брент признался:

– Да. Отец называл его нищим, без кола без двора, но при этом не упускал возможности напомнить мне о его успехах.

Это больше походило на проблему для самого Брента, а не для Митча, однако она не стала делиться этой мыслью. Ее цель заключалась в том, чтобы убедить Брента отказаться от показаний.

– Конечно, Митчу всегда хотелось затесаться в нашу компанию, но, даже добившись успеха, он остался мужланом.

Ройс готова была согласиться, что Митч несносен, однако сомневалась, что он видел себя членом круга Фаренхолтов с их ограниченными интересами и утомительной заносчивостью. Митч был самым законченным одиночкой из всех знакомых ей мужчин. Он охранял свою независимость, как Форт-Нокс, и, судя по всему, с удовольствием проводил свободное время один.

Брент был его полной противоположностью. Этот что ни вечер виделся с друзьями. Встречаясь с Ройс, он не рвался уединиться с ней. Оглядываясь назад, она понимала, что Брент нуждался в свите, Митч же не нуждался ни в ком.

Брент вопросительно посмотрел на нее.

– Уверен, Митч проводит теперь много времени в твоем обществе. Никто не знает, где ты, никому не разрешается с тобой видеться.

Она поостереглась отвечать на оскорбительные замечания в адрес Митча, но не могла не отметить про себя, что он попал в точку. Брент был куда проницательнее, чем могло показаться с первого взгляда.

– Мы пытаемся изменить негативное представление обо мне, созданное прессой. Поэтому я держусь подальше от чужих глаз.

– Только не рассказывай, что он за тобой не приударяет. – Она снова расслышала в его голосе странные нотки; Брент пытался скрыть обиду своей неотразимой улыбкой.

Чутье подсказывало, что на эти обвинения ни в коем случае нельзя реагировать.

– Я редко вижусь с Митчем. Он в постоянных разъездах по своим адвокатским делам. Я работаю с командой по организации защиты. Он присоединится к нам только перед самым процессом. – Она сама удивилась легкости, с которой говорила неправду. Следующая ложь потребовала еще меньше усилий: – Я живу, как цыганка: то в одном надежном месте, то в другом. – Она заглянула ему в глаза и сказала то, что думала: – Мне страшно одиноко, иногда прямо до слез.

Брент проглотил приманку и приобнял ее. В этот момент официант принес капуччино. Ройс и Брент не обратили внимания на чашки в коронах из сливок и толстым слоем корицы на краях. Он привлек ее к себе и положил ее голову себе на плечо. Она надрывно вздохнула – сама Сара Бернар не сыграла бы лучше эту роль.

– Знаешь, я никогда не переставал любить тебя, – прошептал Брент. – Я хочу тебе помочь.

– Тогда зачем тебе давать показания против меня?

Он был искренне удивлен ее обвинением.

– Я просто подтверждаю, что у тебя в сумочке были бриллианты.

Неужели он настолько наивен? Не исключено. В нем странным образом переплетались ум и какое-то безразличие. Если Бренту хотелось подвергнуть анализу ту или иную ситуацию, ему не было равных, однако чаще он бывал слишком занят или ему было скучно заниматься анализом. Видимо, на самом деле она была ему безразлична, иначе он смекнул бы, как ей навредят его изобличающие показания.

Она неприязненно отстранилась.

– Разве ты не понимаешь, каков будет психологический эффект от твоих показаний? Абигайль Карнивали убедит присяжных, что я тянула из тебя деньги. Они будут сочувствовать тебе, а не мне.

Брент снова ее обнял. Она боролась с желанием отвесить пощечину по его смазливой физиономии.

– Дорогая, не забывай, что я юрист. Старушка Карнивали получит от меня только факты. Я был рядом с тобой и видел бриллианты.

Эти слова погасили в ней последний огонек надежды. Она предприняла отчаянную попытку:

– Почему показания не может дать кто-нибудь другой? Почему именно ты? – Митч внушил ей, что факты как таковые значат куда меньше, чем то, как их воспринимает жюри присяжных. Показания жениха могли сильно навредить невесте.

– Кэролайн утверждает, что стояла недостаточно близко, чтобы увидеть бриллианты, а мои родители считают, что давать показания – недостойное занятие. Отец настаивает, чтобы это сделал я.