— А, вот и вы! — вскричал граф, когда они вошли, и торжествующе улыбнулся, так что Бромвелл едва удержался, чтобы не одернуть его.

Но побоялся встревожить леди Элеонору, если даст ей понять, какие планы на будущее сына питает его отец.

К удивлению, он застал в столовой и мать, которая выглядела более оживленной и здоровой, чем обычно. Ей всегда нравилось общество молодых женщин, и он не раз предлагал ей нанять компаньонку, но она упорно отказывалась, уверяя, что если он будет больше времени проводить дома, то ей не будет нужна никакая компаньонка.

Он подвел леди Элеонору к матери:

— Мама, это леди Элеонора Спрингфорд. Леди Элеонора, моя мать, леди Грэншир.

— Очень рада, — пробормотала его мать, а леди Элеонора присела в почтительном реверансе.

Тем временем его отец кивнул лакею в ливрее и парике, и тот выдвинул стул справа от хозяина.

— Миледи! — Граф кивнул на стул.

И снова, демонстрируя поразительное самообладание, леди Элеонора очаровательно улыбнулась ему и заняла указанное место. После того как граф торжественно произнес молитву, был подан ужин.

Бромвелл мог гордиться подаваемой в доме отца едой. Но к сожалению, ценой за такие изысканные блюда, как черепаховый суп, тюрбо с лобстерами, котлеты из ягнятины, жаркое из оленьего мяса, говядина, гусь, зеленый салат, горошек, меренга а-ля крем и шоколадный крем, была необходимость выслушивать самоуверенные разглагольствования графа решительно обо всем на свете.

Леди Элеонора отведывала блюда с уже известным ему изяществом и вежливо внимала хозяину стола. Она не делала никаких замечаний, если только граф не обращался к ней с вопросом, но это произошло только один раз, когда он поинтересовался ее мнением о состоянии итальянских дорог в сравнении с английскими. Но даже тогда он почти не слушал ее ответа, а продолжал возмущенно рассуждать об ужасном состоянии дорог в Англии и отстаивать свою идею о том, что преступников следует не высылать в Австралию, а использовать для ремонта дорог на родине.

Бромвелл однажды наблюдал высадку в Австралии приговоренных к каторге мужчин, женщин и детей и не мог с ним не согласиться.

— Тогда большая часть из них осталась бы в живых, — заметил он. — Условия на этих судах…

— Я говорю, что их нужно оставлять здесь не ради их блага, — возмущенно вскричал граф, как будто Бромвелл предложил размещать их в удобных гостиницах, — а для того, чтобы использование их в качестве дорожных рабочих обернулось значительной экономией государственных средств!

— И превращением их в рабов, — уточнил Бромвелл. — Вам не приходилось бывать на сахарных плантациях, иначе вы поняли бы, что рабство…

— Мы не о том говорим! Мы говорим о дорогах — о тех самых дорогах, из-за которых вы едва не погибли!

— Авария вовсе не была такой уж страшной, — с трудом сохраняя выдержку, заметил Бромвелл. — И смерть никому из нас не грозила.

— Однако если бы на крыше были пассажиры, — вмешалась леди Элеонора, — они могли бы серьезно пострадать и даже погибнуть.

— Ага! А я что говорю! — с торжествующим видом воскликнул граф.

— Согласен, такое могло случиться, особенно если бы мы ехали с большей, скоростью. Тем не менее, думаю, существует большая разница между требованием, чтобы дороги поддерживались в хорошем состоянии, и использованием для этого рабской силы.

— Вот к чему приводит дорогостоящее образование! — пожаловался граф леди Элеоноре. — Каждый раз теоретические представления берут верх над соображениями практичности. Если бы мой сын жил в Англии вместо того, чтобы гоняться за разными жуками, он бы знал, в каком удручающем состоянии находится его страна.

— Когда повидаешь мир, как я, когда тебе есть с чем сравнивать, — сказал Бромвелл, — то начинаешь понимать, как хорошо мы живем, хотя, конечно, в жизни Англии и в англичанах многое можно было бы улучшить.

Граф сурово насупил брови:

— Вы говорите, как эти проклятые французы, рассуждающие о свободе и равенстве. Посмотрите, что там происходит! Они превратили страну в кровавое побоище.

— Может, нам воздержаться от обсуждения политических вопросов, пока леди не удалятся в гостиную, — предложил лорд Бромвелл, заметив смущение леди Элеоноры и матери, и поспешил сменить тему, пока отец не принял это как признание своего сына в заблуждениях. — Я не ошибся, у нас в конюшне действительно появилась новая лошадь, очень красивый черный жеребец?

— Да, не ошиблись, — отвечал граф. — Я недавно приобрел его к новому охотничьему сезону. Должен сказать, превосходное животное.

И его отец принялся описывать достоинства не только своего последнего приобретения, но и остальных лошадей, и охотничьих собак. И хотя Бромвелл добивался именно смены темы разговора, он тайно вздохнул при мысли, какое мнение о его семье составит леди Элеонора.

Наконец были поданы десерт и фрукты, и дамы оставили сына с отцом наедине. Однако вместо продолжения политической дискуссии Бромвелл вынужден был выслушать очередную лекцию о его обязанностях как англичанина, представителя родовой знати и особенно наследника графа Грэншира.

Зная заранее весь текст, Бромвелл позволил себе увлечься фантазиями о леди Элеоноре, хотя это оказалось ошибкой. Воображение сразу нарисовало ему ее гибкую грациозную фигурку в hura, женском таитянском танце, который разительно отличался от медленных церемонных танцев на английском балу.

— Ну, Бромвелл? Что же вы намерены делать? — вернул его к горькой реальности раздраженный голос отца.

— В данный момент — присоединиться к дамам, — ответил сын, вставая и направляясь к выходу.

Даже обед в гостинице показался Нелл настоящим испытанием, однако его невозможно было и сравнивать с тем напряжением, в каком она пребывала за столом у графа Грэншира. Благодаря полученному образованию и воспитанию — что граф считал пустой тратой средств — она без затруднений ориентировалась во множестве столовых приборов и бокалов, в остальном же чувствовала себя нежелательным свидетелем в суде, с лордом Бромвеллом в качестве обвиняемого и его отцом, олицетворявшим и судью и жюри присяжных. При всей своей тревоге за сына графиня ни слова не проронила в его защиту!

Нет, это просто поразительно, возмущенно думала Нелл, занимая в гостиной кресло напротив леди Грэншир, в ожидании чая расположившейся на кушетке. Сидеть весь вечер и молчать, не обращая внимания на подобные разговоры за столом, как это можно?!

Или она привыкла к тому властному и презрительному тону, в каком ее муж разговаривает с сыном? Но для подобной привычки требуется время. Следовательно, у графа давно выработалось столь пренебрежительное отношение к сыну! Бедный лорд Бромвелл! Как тяжело ему в родном доме!

— Вы дрожите, — с материнской заботой заметила графиня. — Попросить лакея принести вам шаль?

— Нет-нет, мне хорошо, благодарю вас, — ответила Нелл.

В гостиной действительно было очень тепло, за то время, пока они находились в столовой, здесь был разведен огонь.

— Надеюсь, вы не заболели. Может быть, мне попросить доктора Хэтфилда посмотреть вас, когда он придет с еженедельным визитом?

— Нет, спасибо, право, я чувствую себя прекрасно. Я должна поблагодарить вас за это платье и остальные наряды.

Графиня застенчиво улыбнулась, чем сразу обнаружила сильное сходство с сыном.

— Не стоит благодарности, у меня их больше, чем нужно. — Она нагнулась и с неожиданной силой сжала руку Нелл. — Не обращайте внимания на моего мужа, леди Элеонора. Он человек весьма самонадеянный, упрямый и эмоциональный, но может быть очень добрым и великодушным.

— Вряд ли я вправе судить его, — возразила Нелл, которую порыв графини застал врасплох.

Леди Грэншир выпустила ее руку и снова откинулась на подушки.

— Дело в том, что он питает определенные надежды, связанные с сыном, а Джастиниан игнорирует их и идет своим путем.

— На котором достигает выдающихся успехов, — заметила Нелл.

— Да, — согласилась графиня, — но…

Она замолчала, потому что в гостиной появился лорд Бромвелл. Он кивнул им в знак приветствия, затем прошел к окну и остановился там в той же позе, что и прежде, расставив ноги и заложив руки за спину, только на этот раз он выглядел так, будто готовился к строгому выговору.

За ним вошел его отец и занял около камина величественную позу, опершись локтем о полку камина.

— Очаровательная картина! — заявил он, довольно и чуть свысока глядя на дам. — Подумать только, что у меня в гостиной находятся две самые прелестные женщины во всей Англии!

Его супруга покраснела, а Нелл, довольная уже тем, что он не нападает на сына, принужденно улыбнулась.

— И конечно, мне хотелось бы, чтобы эти две самые прелестные женщины присутствовали на нашем балу в честь открытия охотничьего сезона. Вы ведь останетесь, леди Элеонора?

Нелл в замешательстве потупила взор. Никогда в жизни она не решилась бы появиться на этом балу — ведь она могла столкнуться там с теми, кто знает настоящую леди Элеонору.

— Когда он состоится? — поинтересовался лорд Бромвелл.

— Господи, Джастиниан, вам следовало бы помнить! Мы всегда устраиваем его в первую субботу ноября, — отвечал граф.

— Я спрашивал для леди Элеоноры, — спокойно объяснил тот.

То есть через месяц. Нет, не могло быть и речи, чтобы она провела здесь целый месяц!

— Полагаю, вы пригласили обычных гостей? — спросил у матери лорд Бромвелл.

— Да, конечно.

— А леди Джеймисина тоже будет?

Нелл сразу возненавидела неизвестную ей особу.

Глаза его матери просветлели, и она бросила на мужа довольный взгляд.

— Да, она это уже подтвердила.

— А ее отец?

Глаза леди Грэншир засияли еще более радостно, тогда как Нелл почувствовала, что несправедливо ополчилась против несчастной леди Джеймисины.

— Да, но, Джастиниан, ты должен обещать, что не…

— Силы небесные! — вскричал его отец. — Неужели вы ничего не слышали из того, что я вам говорил?! Вы не будете донимать наших гостей просьбами поддержать свою очередную нелепую экспедицию!

Нелл быстро взглянула на лорда Бромвелла, ожидая, что он возмутится и выйдет. Но он только поднял брови и спросил:

— Но может быть, мне нужно обсудить с отцом Джеймисины более личный вопрос?

Его мать восторженно всплеснула руками:

— В самом деле?

И хотя Нелл отлично понимала, что между нею и лордом Бромвеллом ничего не может быть, она внезапно преисполнилась разочарования и огорчения, пока лорд Бромвелл не бросил на нее быстрый загадочный взгляд и сказал:

— Возможно, да, а может, и нет. Я только напомнил моему уважаемому родителю, что, поскольку он не в состоянии читать мои мысли, ему остается только гадать о том, что у меня на уме. А сейчас позвольте мне предположить, что леди Элеонора очень устала. Миледи, вероятно, вы хотели бы удалиться к себе?

— Да, благодарю вас, — быстро согласилась она чувствуя, что с каждой минутой лорд Бромвелл все больше завладевает ее сердцем.

Рано утром следующего дня Нелл тихо выскользнула из спальни на террасу и спустилась в сад. Завернувшись в кашемировую шаль, любезно одолженную леди Грэншир, она держалась вымощенных дорожек, поскольку роса еще не высохла. Тисовые изгороди, кусты и трава по бокам дорожек были тщательно ухожены и подстрижены, клумбы с посаженными через равные промежутки цветами находились в идеальном состоянии, шпалеры искусно подрезанных роз поражали своим, строгим порядком. Словом, каждый кусочек земли здесь был строго распланирован и продуман до мельчайших деталей.

Но вопреки ожиданиям графа, все это великолепие не произвело на Нелл должного впечатления, а только вызвало еще большее желание убежать куда-нибудь в поле или в лес, на вольный простор, где деревья и растения растут как им вздумается.

Невольно ей пришло в голову, что стремление убежать от строгой упорядоченности родового поместья было еще одной причиной, по которой лорда Бромвелла тянуло в дальние края.

Дойдя до буковой аллеи, расположенной в дальнем конце парка, Нелл обнаружила старую ограду, спускавшуюся в канаву, а за ней — убегавшую в лес тропинку. Она, обрадовалась, разбежалась и перепрыгнула неширокую канаву.

Она едва не упала и схватилась за ветви куста, чтобы удержаться на ногах, после чего легко зашагала по тропинке и вскоре оказалась под густой тенью дубов, буков и зарослей ольхи, полной грудью вдыхая свежий лесной воздух. Вдоль тропинки поднимались побуревшие к осени листья огромных папоротников, дикого чеснока и лихниса. Стволы деревьев покрывал седой лишайник, шаги заглушал толстый слой опавших листьев. Среди золота листвы ей бросились в глаза ярко-розовые грудки двух зябликов.