— Его зовут лорд Саймон, — негромко поправила Элис.

Ее не слишком удивило то, что слуги боятся Саймона. Ведь даже до монастыря доходили слухи о невероятной силе придворного колдуна Ричарда и о том ужасе, который он внушает окружающим. Судя по рассказам, не было такого человека, который мог без страха взглянуть ему в лицо.

— Нет, Грендель — самое подходящее имя для него, вот что я скажу, — вздохнула Морвенна. — И уж ему-то я до себя дотронуться не разрешу. Нет, решено: либо конский навоз, либо ничего.

— А какой навоз: сухой или свежий? — уточнила Элис.

— Разумеется, свежий, миледи. От сухого много ли проку? Вы согласитесь набрать его для меня?

— Почему я? — растерянно спросила Элис.

— Ну, как же! Всем известно, что только целитель может брать руками снадобье — траву там, или смолу, или конский навоз, а иначе снадобье всю свою силу потеряет. Так мне моя мать говорила, упокой, господи, ее душу грешную.

Элис не спешила тронуться с места. Навоз? А лошади? Как она к ним подойдет? Конечно, этого добра должно быть полно не только в конюшне, но и по всему двору. Так что, быть может, и не придется подходить близко к стойлам для того, чтобы разжиться этим целебным снадобьем?

— Хорошо, — сказала она наконец, тщательно скрывая свое отвращение. — А совок какой-нибудь у вас найдется?

Вот таким образом Элис и оказалась возле конюшни со старой дощечкой для резки хлеба в руке. В другой руке у нее была зажата деревянная ложка, которую Элис запустила в самую гущу навозной кучи, собираясь поддеть щедрую порцию целебного снадобья.

«Какое счастье, что никто сейчас меня не видит», — подумала она и тут же услышала мужской голос:

— Сами будете есть, или для меня припасаете?

При свете дня Саймон Наваррский выглядел гораздо менее страшным, чем при факелах или свечах. Сейчас его глубокие глаза можно было назвать не желтыми, а скорее светло-карими. Темные густые волосы с едва наметившейся в них сединой лежали неподвижно и ровно, словно парик. Чародей, казалось, получал жизненную силу, которая так и норовила выплеснуться через край. Во всяком случае, именно таким увидела его Элис. Она, вздохнув, кротко ответила:

— Ни то ни другое, милорд. Я собирала навоз для служанки.

— Кто-то из слуг решил перейти на конское дерьмо?

Элис поморщилась. Ей было знакомо это слово, но его ни разу еще не произносили при ней вслух.

— Нет, милорд, никто не собирается питаться… им. Э… оно необходимо мне, чтобы сделать целительную повязку на обожженную руку.

— Вы такая же наивная, как и эти простолюдины, — огорченно заметил Саймон. — Если вы приложите это к открытой ране, ваша служанка, скорее всего, умрет. Вы бы еще паутину попробовали или кошачью мочу.

Элис покраснела. Странный разговор у нее завязался с будущим мужем перед кучей конского навоза, нечего сказать. Все называют его демоном. Интересно, стал бы настоящий демон заботиться о здоровье какой-то служанки? Что ему за дело до нее, даже если она умрет?

— Насколько мне известно, паутину она уже пробовала прикладывать, милорд. А вот насчет кошачьей мочи — не знаю, не уверена.

— Безмозглые. И вы, леди Элис, ничуть не лучше их всех. Почему эта женщина не пришла ко мне?

Элис молча посмотрела ему в лицо.

— Понятно, — вздохнул Саймон и коротко хохотнул. — Ведь если я даже просто посмотрю на нее, я погублю ее саму и ее детей. Так что куда безопаснее купаться в конском навозе. Так что с ней случилось, с этой любительницей дерьма?

— Сильный ожог руки. Кожа красная, местами потрескалась и вздулась.

— А есть при этом потемнения по краям раны?

— Этого я не заметила.

— Неприятный запах?

— Нет, милорд, — ответила Элис и добавила не без гордости:

— Вы напрасно считаете меня безмозглой. В монастыре меня обучали целительству, и сестры считали, что у меня есть талант.

— Если вы лечите своих пациентов конским дерьмом, то вы шарлатанка.

— Насчет конского навоза — это идея Морвенны.

— Морвенна — это и есть та служанка? И вы ее послушали? Нет, у вас все-таки пустая голова. Идите за мной.

Саймон круто повернулся и зашагал прочь, звонко печатая шаги по каменным плитам двора.

Но Элис не спешила следовать за ним.

— Куда вы меня зовете? — спросила она, когда Саймон оглянулся, чтобы проверить, идет ли Элис за ним.

Он остановился.

— Вскоре вы станете моей женой, леди Элис. Пора вам учиться послушанию, — сказал он, но без осуждения, а скорее ласково.

— А вы, — ответила Элис, — должны сейчас ухаживать за мной.

Сказала и тут же чуть язык не откусила себе за эти слова. Разве можно так развязно и дерзко говорить со своим будущим мужем! Особенно, если он не простой смертный, а великий маг, наделенный таинственной и страшной силой. Возможно, что он и в самом деле продал душу дьяволу — иначе откуда он мог бы столько всего узнать?

Саймон окинул Элис медленным взглядом. «Наверное, корит сейчас себя за то, что прошлой ночью выбрал меня, а не Клер», — подумала Элис, но голову не опустила и продолжала смотреть чародею в лицо. Правда, для этого Элис не хватало десятка сантиметров роста и голову пришлось запрокинуть.

— А я считал вас послушной, — негромко сказал Саймон.

— Да, милорд, — поспешно кивнула Элис. — Особенно по сравнению с моей сестрой, милорд.

— Итак, вы — девушка послушная и даже разумная, несмотря на попытку приложить конский навоз к открытой ране.

— Да, милорд, — подтвердила Элис и добавила:

— А еще я очень честная и откровенная.

Саймон прищурил глаза, отчего в их уголках показалась тонкая сеть морщинок.

— А еще, мне кажется, вы — большая мошенница, леди Элис. Теперь идите за мной безо всяких разговоров. Чем дольше страждущий ждет помощи, тем труднее и дольше его лечить, не забывайте об этом. Поспешим к нашей больной.

Элис молча двинулась следом за Саймоном, пытаясь попасть в такт его широким шагам.

— Нашей? — переспросила она.

— От меня она помощь не примет, только от вас. Вы, по крайней мере, не съедите живьем ее детей и не погубите ее бессмертную душу. Все просто, не так ли?

— Очень просто, — задыхаясь на бегу, ответила Элис.

Она предполагала, что вновь окажется в комнатах волшебника, расположенных в башне, и ошиблась. Саймон привел ее к одной из небольших построек, лепившихся вдоль стены замка, — довольно далеко от часовни, кухни и прачечной и, с точки зрения Элис, слишком близко к конюшне.

Саймон толкнул тяжелую, окованную железом дверь, и она открылась на удивление легко и беззвучно. Элис шагнула через порог.

Помещение оказалось темным. В полумраке были видны незажженные свечи, выстроившиеся в ряд, словно солдаты на параде. В потолке было отверстие, в которое вытягивался дым из камина, но падающего сверху света едва хватало на то, чтобы с трудом различать предметы.

Саймон быстро прошел в дальний конец комнаты, отдернул в сторону тяжелую занавесь, и комнату залил яркий солнечный свет.

В комнате пахло пряностями и сухими травами. Теплый, напоенный ароматами воздух наполнял легкие Элис и, казалось, слегка щекотал ее кожу. В камине тускло светились угли, и Элис догадалась, что Саймон совсем недавно работал в этой комнате, но вот только когда? Ночью он был у себя в башне, утром — в Большом зале за завтраком. Может быть, он совсем не спит?

Вспомнив о вчерашней ночи, Элис решила прояснить то, что продолжало оставаться для нее загадкой.

— Как я попала в нашу с сестрой спальню? — внезапно спросила она у Саймона.

Он стоял в это время спиной к ней и что-то прибирал на своем широком, покрытом зазубринами рабочем столе. Услышав вопрос Элис, он не вздрогнул, не обернулся, лишь уточнил, не поворачивая головы:

— Когда именно?

— Прошлой ночью, — сказала Элис. — После того, как я пришла в вашу комнату и положилась на ваше милосердие.

— Милосердие? Что за чушь! — недовольно ответил Саймон. — Я вовсе не милосерден. И вот что еще. Я не желаю, чтобы моя будущая жена таскалась по ночам по мужским спальням.

— Как я попала обратно в свою комнату? — настойчиво переспросила Элис, повышая голос.

— После того, как вы потеряли сознание? — зачем-то уточнил Саймон.

— Я не теряла сознания!

— Ну не знаю, как тогда это назвать! Вы выпили слишком много вина за столом у своего брата, — жестко возразил Саймон. — И запомните: я не желаю, чтобы моя будущая жена пила вино до потери сознания.

Элис уже открыла рот, чтобы достойно ответить Саймону, но в последнюю минуту прикусила язык.

«Ты заключила сделку с демоном, — сказала она самой себе. — Так что ж тогда удивляться, если он начинает испытывать тебя? Молчи, терпи и помни: ставкой в этой игре является судьба и жизнь Клер!»

— Я не пила лишнего за столом у Ричарда, — возразила она вслух. — Мне стало нехорошо после того, как я попробовала вашего вина, милорд.

Саймон повернулся и с любопытством посмотрел на Элис своими янтарными глазами.

— Вот как? — сказал он.

Элис, не задумываясь, выпалила:

— Вы отравили меня.

— Но как я мог заранее знать, что вы придете ко мне? Отраву нужно было приготовить.

— А как вы обо всем узнаете? — сердито ответила Элис. — На то вы и заключили договор с дьяволом.

— Я не заключал договора с дьяволом, — коротко хохотнул Саймон.

— Люди говорят иначе.

— Больше слушайте, что болтают другие, леди Элис. И не такое еще услышите.

— Кого же мне в таком случае слушать? Вас, может быть?

— А разве жена не должна слушать своего мужа? Делать все, что он ни прикажет?

Что и говорить, это был сильный удар. К тому же у Элис совершенно не было времени на то, чтобы придумать достойный ответ. О том, что такое послушание, она имела представление — не зря же они с Клер большую часть своей жизни провели в монастыре. Правда, послушание, как его трактовали сестры-монахини, было связано либо с прилежной учебой, либо, что по большей части относилось к Клер, к укрощению своего упрямства.

Что же касается послушания женщины в семейной жизни, то здесь представления Элис становились весьма размытыми.

— Да. Полагаю, что это так, — медленно проговорила Элис.

Саймон тем временем каким-то колдовским манером успел приблизиться почти вплотную к Элис и теперь нависал над нею, словно башня.

— Это так, но это вам не по вкусу, — заключил он.

— Неважно. Таков закон, — сказала Элис.

Сейчас ей хотелось только одного — отодвинуться подальше от Саймона. Что же касается будущей жизни, то Элис надеялась, что она пойдет по накатанной колее, по всем законам и правилам, освященным веками.

— Но жизнь полна неожиданностей, — раздался голос Саймона, — ей закон не писан. Вот вы, например. Кто знает, может быть, вы завтра отравите меня и сбежите куда-нибудь. К цыганам, например.

— Это в духе Клер — сбежать к цыганам, — неожиданно рассмеялась Элис. — В моем характере — страдать и молча ждать, что вас поразит чума. К тому же я терпеть не могу лошадей, а у цыган они всегда есть.

— Хочу сразу предупредить: чума мне не страшна, на это можете не рассчитывать, леди Элис. — Саймон по-прежнему стоял рядом, закутанный в черный плащ с серебряным шитьем. От его фигуры веяло жаром и силой. — Да и яд меня возьмет далеко не всякий. Кстати, почему вы не любите лошадей?

«Солгать? Не солгать? Лгунья из меня никакая», — пронеслось в голове Элис, и она решила отвечать как есть:

— Я их боюсь.

— Почему?

— В детстве они напугали меня до полусмерти. Не помню точно, как это было, помню только грохот копыт со всех сторон и тяжелый лошадиный храп. Мне было тогда всего четыре года, но тот день я никогда не забуду.

— Четыре года? Но ведь именно в этом возрасте вас отняли от матери, если я не ошибаюсь?

Элис невольно вспомнила, как чьи-то жесткие руки грубо отрывают ее от матери, а вокруг грохочут копыта и беснуются взмыленные, разгоряченные лошади.

— Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я могла предполагать, милорд, — сказала Элис, тщательно следя за тем, чтобы ее голос не дрожал. — Не могу представить, почему вам так интересно мое прошлое.

Подумать только, шестнадцать лет она старательно готовилась к тихой, спокойной жизни, и вот всего за несколько дней все полетело кувырком!

— Знание дает силу и власть, а я всегда стремился к тому, чтобы обладать и тем и другим.

Низкий голос Саймона звучал негромко, и его бархатные волны, казалось, пронизывают тело Элис насквозь, омывая его теплом и заставляя все внутри дрожать и сжиматься.

Она подняла глаза, встретилась взглядом с Саймоном и негромко заметила:

— А я всегда стремилась к тому, чтобы меня не заставляли вспоминать.

И тут он коснулся ее. Разумеется, не искалеченной рукой, которую прятал в складках плаща, а здоровой. Саймон погладил Элис по щеке кончиками пальцев. Элис застыла — сначала от ужаса, а потом — от невыразимого ощущения, которое она испытала от прикосновения этих сильных, длинных, красивых и чутких пальцев.