Хизер Грэм - Повелитель волков

Битва кипела. Возможно, все же есть шанс… Он видел, как сражается отважный воин, вставший на их защиту.

Рагвальду было известно, что его назвали Повелителем Волков в честь отца. Теперь было понятно — почему. Окруженный превосходящими силами неприятеля он показывал просто чудеса отваги и мастерства.

Меч его разил врагов направо и налево, многие даже не успевали понять, что с ними происходит. Среди данов были и берсерки, и они нападали на него, издавая дикие воинственные крики. Но потом один за другим все равно отступали перед натиском его меча. Он что-то крикнул своей дружине. Рагвальд сначала не понял в чем дело, но потом увидел воинов, которые тащили огромный ствол. Они явно намеревались использовать его как таран.

Рагвальд спохватился.

— Мелисанда! — закричал он, но шум битвы заглушил его крик. Она внизу отдавала какие-то распоряжения. Он бросился туда, чтобы предупредить ее. Там было столпотворение: сновали люди, метались животные в загонах. Рагвальд, наконец, пробился к Мелисанде, стоявшей в окружении рыцарей.

— Он здесь! Они ломают ворота! Сражаются с датчанами! Ты закрыла им вход! — на одном дыхании выпалил Рагвальд.

По мере того, как он говорил, глаза у нее расширялись от ужаса.

Она не собиралась запирать ворота перед ним! Он не поверит ей!

— Ворота! — закричала она, но было уже поздно. Под Ударами мощного тарана часть стены обвалилась. Викинги.

Она увидела, что Филипп поскакал туда.

— Прикажи Филиппу вернуться, — коротко приказал Рагвальд.

— Он не подчинится.

Скажи ему, что тебе нужна его помощь. Нельзя допустить, чтобы викинга встретили вооруженные люди. Про меня он точно знает, что я не буду сражаться. Отзови его!

— Филипп! — позвала Мелисанда. Тот обернулся! и поспешил к ней. Рагвальд бросился к пролому в стене, через который уже пробирались воины. Мелисанда увидела, как Рагвальд остановился, кого-то приветствуя.

Да, это был он собственной персоной, в грозном сверкающем шлеме.

— Они побили их. Жоффрей сбежал! — вскричал Филипп и с облегчением рассмеялся. — Но мы должны помочь. Надо закончить это дело. Графиня, давайте я вас уведу отсюда.

— Спокойно, Филипп, Рагвальд уже беседует с Волком.

— Тогда мы спасены от датчан.

Мелисанда промолчала. Еще больше, чем датчан, она боялась этого викинга, пришедшего ей на помощь.

На минуту она почувствовала угрызения совести. Ведь она в долгу перед ним за битву, происшедшую много лет назад. Хотя ему тогда хорошо заплатили. Это была одна из глупых сделок Рагвальда.

Какая ей, в самом деле, разница!

Что же касается его…

Его!

Он просто хотел перерезать ей горло!

О, она никогда не выносила его самоуверенности.

Потом еще эта блондинка, следующая за ним, словно привязанная. И тысячи других мелких, но унизительных для нее вещей.

Да хотя бы просто тот факт, что он командует, требует, отдает приказания!

Интересно, что он чувствует сейчас, оказавшись вновь здесь.

Она закрыла глаза, пытаясь заставить себя отрешиться от этих воспоминаний, забыть о нем.

Но нет, невозможно. Он здесь. Перед глазами медленно, но неуклонно разворачивалась лента воспоминаний.

«Господи, миледи, сколько с ним людей!» — прозвучало в ее памяти.

Конники с устрашающими масками на лицах; мускулистые, безжалостные и опасные, как сам дьявол.

Они спасли ее однажды. Она знает, как они умеют сражаться. И во главе — он!

— Я должен отвести вас в башню, — пробормотал Филипп, жаждущий вновь вступить в схватку. Он понимал, что остатки врагов, окруженные на поле, будут сражаться до последнего. Для нее лучше было бы удалиться в безопасное место.

— Не волнуйся, Филипп, — иди! Я сама дойду.

Филипп был не слишком доволен таким ответом, но она не дала ему размышлять и почти бегом направилась к башне. Ей хотелось побыть в одиночестве.

Как же встретить его? Как бы хотелось убежать и никогда больше не видеть его.

Несколько ступенек, ведущие в башню, были разрушены. Мелисанда обогнула провал и поднялась к себе.

Она переоделась. Вряд ли это поможет, но все же есть шанс, что он не заметил ее среди сражавшихся и не понял, что это она отдала приказ закрыть ворота.

«Глупо!» — одернула она себя. Трусливо. Она здесь графиня, он всего лишь младший сын короля, скитающийся по морям в поисках удачи. Она не должна его бояться.

Она бросила свой меч и сняла доспехи. Потом подняла оружие и оглянулась.

Кровать с чистейшими льняными простынями и медвежьим покрывалом.

Он не должен застать ее здесь! Она быстро выскочила из башни в галерею и снова огляделась. Посмотрела вниз во двор.

Сердце ее бешено колотилось, вдруг замерло: не в силах двинуться она глядела вниз прямо в его пронизывающие — холодные голубые глаза.

Мелисанда…

Не сходя с коня, он пристально смотрел на нее.

«Ага, — подумал он, — наконец-то!»

Теперь-то уж он до нее доберется, во что бы то ни стало. Она возникла на галерее посреди дыма от метательных снарядов и теперь смотрела прямо вниз, на него, с глубочайшим презрением. Интересно, о чем она думает, если она чуть не проиграла, а он спас ее? Спас и подтвердил права на собственность.

Мелисанда явно не боялась. Возможно, она считает, что находится на достаточно безопасном расстоянии от него, хотя было ясно, что он может добраться до нее в несколько прыжков. Все, что ему нужно — просто спешиться и забраться по ступенькам.

Но, похоже, его возможное приближение ее не волнует. Ее вид выражал гордое презрение.

Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает ее. Они давно не виделись. Но все также она бесподобна. Для женщины, может, чуть-чуть высока, но, чтобы взглянуть ему в глаза, ей приходится запрокидывать голову. Каскад густых темных волос, затмивших бы своей чернотой безлунную ночь, ниспадал ей на плечи. Лицо, напротив, отливало почти снежной белизной, оттенявшейся нежными бутонами роз на щеках. Прекрасный, правильной формы рот дополнял картину. Вряд ли какая богиня или ангел могли выглядеть более привлекательно.

Да, возможно, богиня, поскольку богини всегда отличались капризами и причудами характера. Но уж точно не ангел, нет. Помимо ее красоты в ней нет никакого намека на что-либо ангельское. Да, пожалуй, и красоту ее тоже ангельской не назовешь, особенно когда она смотрит вот так, как сейчас.

Безумная гордячка. Скромность — это явно не из разряда ее добродетели.

Ничуть не изменилась. Все такая же, как тогда, когда он встретил ее еще девчонкой. Боже, как она тогда торжествовала!

Но это было другое дело. Тогда они объединили силы, это была и ее победа.

А сегодня — она принимает его помощь — и закрывает ворота перед его носом!

Однако нам удалось пробить стену, и она побеждена!

Ей больше не удастся от меня сбежать, — подумалось вдруг ему. — Ни уловками, ни силой, ни по каким на свете причинам!

Он поднял забрало шлема, желая удостовериться, не исчезло ли, наконец, с ее лица это вызывающее выражение. Но, увы!

Он быстро спешился и сделал шаг по направлению к галерее. Конар уже приближался к ней, когда вспомнил, что все еще держит в руках боевой меч. Ладно, не имеет значения. К чему церемонии. Она тоже с клинком, хотя и переоделась. Мелисанда, не двигаясь, молча смотрела, как он приближается. На ней было розовато-лиловое платье, нежное облако, на котором сверкала и переливалась ниспадавшая до пояса черная волна волос.

То, что она переоделась, сменив доспехи на платье, очень его забавляло. Неужели плутовка думает, что он ее не заметил?

Этого больше не случится.

И она должна, наконец, все понять. О, ей придется много чего понять теперь. Конар был уже на галерее. Как ей идет это платье. Мелисанда стояла вполоборота к нему, чтобы держать его в поле зрения. Он обошел зияющую дыру в ступенях и подошел к ней вплотную.

Она задрала подбородок.

О, она похорошела даже больше, чем он предполагал. Округлилась, оформилась. И какой овал лица, даже несмотря на суровое выражение. Губы, хотя и плотно сжаты, все равно напоминают лепестки роз. И больше всего, привлекают глаза. Огромные, широко распахнутые, как они близко! Таких нет больше ни у кого на свете! Сине-лиловые. Не тот нежный розовато-лиловый цвет ее платья, а другой — глубже и таинственнее, цвет, напоминающий грозовое небо, сверкающие молнии, сражение древних богов, грохочущий гром. Да, эти глаза, наверное, не устрашатся ни смерти, ни гнева богов. Неустрашимый взгляд человека, жаждущего победы.

Но сегодня она проиграла.

Победитель сегодня он.

А она… она не более чем его выигрыш, приз. Что бы она там ни воображала.

Он так стиснул зубы, что у него чуть не свело челюсть.

Находиться с ней рядом — это тяжелое испытание. Она ведь умела управлять мужчинами; старый Рагвальд вовсе не был таким дураком, когда послал ее на поле боя возглавить их армию. Конар был уверен, что во всем христианском мире не сыскать женщину, подобную ей. (Да и не в христианском тоже, если уж на то пошло.) Она бесподобна! И дело не только в красоте. Было в ней нечто такое, что когда-то заставило Конара сослать ее в женский монастырь, это нечто заставляло его грезить о ней по ночам, думать о ней, вспоминать…

И это бурлило в нем сейчас, подобно пробуждающемуся вулкану. Возможно, виной тому ее вызывающий вид. Возможно, не замечаемая ею самою чувственность, которая угадывалась в ее взгляде, в каждом ее движении, горела в ней и тогда, когда она испытывала ненависть.

Возможно, дело просто было в том, что он знал ее всю, знал и помнил каждый изгиб ее тела. Это преследовало его, как горячка, во время их последней разлуки.

Она никогда не простит ему, что он такой, как есть!

Неважно. Сегодня это не имеет значения. Сегодня ночью. И всегда.

— О Мелисанда! — вкрадчиво сказал он. — Какой холодный прием после долгой разлуки!

— Увы, лорд викинг! Здесь так много стрел с горящей паклей, как жаль, что ни одна не попала в вас и не согрела вас!

— Ах, я ранен, Мелисанда, я глубоко ранен!

— Я очень надеюсь, что это так, — ядовито сказала она.

— Мелисанда, что-то ты не слишком любезна сегодня. Подумай-ка, дорогая! После всего, что ты сделала, почему, в самом деле, почему я до сих пор не схватил тебя и не овладел тобой? По всем нашим законам и по всем вашим законам я имею на это право. Или, может быть, ты собиралась все же как-нибудь по-другому приветствовать твоего господина?

Она любезно улыбнулась, хотя глаза ее сверкали от гнева.

— Да, я собиралась вам сказать: ваши желания для вас — закон!

Конар расхохотался.

— Ох, Мелисанда, не может быть, чтобы ты такое когда-либо произнесла, — пробормотал он, задыхаясь от смеха. Немного успокоившись, серьезно добавил: — Но я обещаю тебе — это так и будет!

— Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, викинг!

— Мелисанда, когда я даю обещание, я его выполняю. И позволь тебе напомнить, что я родом из Дублина.

— Но ты странствуешь на кораблях как викинг.

— Ладно, — согласился он. Затем вдруг нахмурился и сурово спросил: — Я так понял, что ты решила предложить себя добровольно нашему старому недругу Жоффрею?

Она замерла от неожиданности. Когда он умудрился расспросить ее людей?

— Я… — она умолкла, видя, что он рассержен не на шутку. — Я на самом деле не собиралась этого делать. Черт возьми, ты что, не понимаешь, речь шла о спасении людей?

— Если ты вздумаешь еще раз…

— То что?

— Если еще раз такая дурацкая мысль придет тебе в голову, я раздену тебя донага и выдеру до полусмерти.

— Ты не посмеешь!

— Ты что, хочешь проверить?

— Ну, и что если бы Жоффрей взял меня? — спросила она ледяным тоном.

— Ну, тогда бы я, наверное, глубоко задумался, стоит ли ломать ради тебя копья. Но сейчас ясно: ты — моя награда, а не его. Может быть, я именно за тобой и явился сюда. И я никому не позволю притронуться к тому, что считаю моим.

Глаза Мелисанды горели фиолетовым огнем.

— Я не нуждаюсь в твоих благодеяниях. И если бы я действительно нравилась тебе, ты бы никогда не уезжал отсюда далеко!

— А если бы ты слушала мои советы, ты никогда бы не попала в столь опасную ситуацию!

— Но замок…

— Это — камни да деревяшки.

— Камни и деревяшки, но внутри них — люди!

— Ладно, — он вздохнул и отвел взгляд в сторону. — Хорошо, что я успел вовремя. «Еще немного и я бы опять опоздал, — подумал он. — Как в тот раз».

— Хорошо, — продолжала она, стараясь не выдать своего волнения. — А ты надолго сюда приехал?

Он усмехнулся.

— Ах, Мелисанда! Вместо: «Спасибо, милорд, вы прибыли так вовремя, милорд». Ты говоришь «Надолго ли вы сюда? Пожалуйста, не задерживайтесь здесь слишком». Я понимаю, конечно, для тебя было бы гораздо приятнее, если бы мое сердце пронзила стрела какого-нибудь датчанина, но увы, мое желание угождать тебе все же имеет некоторые пределы.