Есуген сделала знак, отвращающий беду.

— Не говори об этом.

Она посмотрела на рабынь Есуй, словно бы испугавшись, что они подслушивают. Две девушки вылавливали творог из котла, а остальные три раскладывали ковры, выбив их. Ни одна из этих китайских рабынь не могла услышать их разговора: умно делают китайцы, выжигая раскаленным железом барабанные перепонки, лишая рабынь слуха и дара речи. Есуй тотчас поняла пользу этого и попросила хана отдать их ей. Теперь некоторые другие жены хотели бы тоже иметь таких рабынь.

— Дорогая сестра, — сказала Есуй, — я молюсь, чтобы наш муж жил тысячу лет, но подумай, что будет в противном случае. Он ничего не говорит относительно того, какой из сыновей будет его наследником. Есть сторонники и у Джучи, и у Чагадая. Ни один из них не склонится перед другим, и наша судьба окажется в руках того, кто будет ханом. Возможно, он решит не держать нас в женах, особенно если захочет вознаградить поддержавших его людей. Нам скорее всего придется доживать в разлуке, развезут нас по разным станам.

Есуген прикрыла рукой рот.

— Невыносимо думать об этом.

— Но лучше подумать и изо всех сил постараться предотвратить это. Тэмуджин должен решить, кому быть наследником, до того, как пойдет на войну.

— Он не станет слушать. Даже Борчу и Джэлмэ не осмелятся заговорить об этом, особенно сейчас.

Это было правдой. Хана беспокоила не только война с Хорезмом, вот и его тангутские любимцы отказались послать к нему свое войско.

— Если ты не можешь воевать один, — сказал их посол, — то какой же ты хан?

Такой ответ разгневал Тэмуджина, но он не мог наказать тангутов за их наглость, не нарушив свои планы. Наверно, люди в Си Ся предчувствовали, что он не вернется из Хорезма, что хан долго не проживет и не накажет их.

Есуй сказала:

— Я поговорю с нашим мужем об этом.

Есуген наклонилась к ней.

— Не смей.

— У меня нет выбора.

Она укололась булавкой, выступила кровь. Есуй сунула палец в рот. Она вспомнила то время, когда пререкалась с ним при людях. Как близка она была тогда к смерти. Она вспомнила, как он посмотрел на нее, когда она осмелилась протестовать. Ей придется высказаться в присутствии других, надеясь, что некоторые из них найдут в себе мужество поддержать ее.


Хан решил задать пир в честь Мухали, который скоро вернется в Китай, где киданьцы Ляо Вэна помогут монголам в войне против цзиньцев. Это была последняя передышка, которой мог насладиться Тэмуджин перед тем, как молиться, приносить жертвы и слушать гадания шаманов по костям и предсказания своего советника киданьца. Его шпионы и разведчики уже работали в Хорезме.

Двор угощался бараниной и пил крепчайшие вина, которые выставляли на мороз, чтобы вода превращалась в лед и оставался чистый спирт. Слух услаждали флейтисты, рабы — китайцы и китаянки танцевали и жонглировали, но Есуй заметила, что веселья было не больше, чем на тризне. Рассказы Мухали о боевых действиях с трудом выводили хана из состояния мрачной задумчивости. Смех Борчу и Джэлмэ был натянутым, а Угэдэй и Тулуй пили даже больше обычного.

Тэмуджин пригласил на пир четырех своих ханш. Есуй прихлебывала вино. Наверно, кто-нибудь еще заговорит первым. Она заметила взгляды, которые многие переводили с хана на его сыновей, словно бы безмолвно задавая ему тот же вопрос. Тэмуджин может выслушать Угэдэя и Тулуя, он всегда относился к ним более тепло, чем к другим сыновьям. Хулан могла бы сказать, не вызвав обиды. Субэдэй и Джэбэ вскоре примутся за воспоминания, и тогда слова не вставишь. Хан наклонился к Мухали с трона. Есуй сделала глубокий вдох.

— Позволь сказать, мой муж, — сказала она.

Хан повернулся к ней.

— Говори.

— Хан будет одолевать высокие горы и широкие реки, — сказала она. — Оскорбители его будут утоплены в крови, и рыданья их жен и дочерей будут музыкой для его ушей.

Она могла не продолжать. Он улыбался, но глаза его сощурились.

— И все же любой человек, — продолжала она, — даже величайший из людей, смертен.

Гул голосов смолк. Флейтисты прекратили играть. У Есуй теперь не было пути назад.

— Мне трудно говорить об этом, — сказала она, — но если большое дерево падает, что случается с птицами, свившими гнезда на его ветвях? Куда они полетят, если некому указать им путь? У тебя четыре благородных и храбрых сына, но который из них будет твоим наследником? Я задаю этот вопрос не одна, а от имени всех твоих подданных. Мы хотим знать твою волю.

Его глаза сверкали, как драгоценные камни. Он накажет ее за упоминание о его возможной смерти, за то, что она бросила тень на предстоящий поход.

— Мне не нравятся эти слова, — тихо сказал он.

Кровь отлила у нее от лица. Он не накажет ее прямо здесь, а заставит ее ждать, трепеща перед тем, что может случиться.

— Но ты высказалась смело, Есуй, — продолжал он. — Мои братья, сыновья, даже Борчу с Мухали не осмелились бы задать мне этот вопрос.

Есуй монотонно раскачивалась. Ее пощадят.

— Моя Яса предусматривает, что следующего хана изберет курултай, — сказал Тэмуджин, — но нойоны должны знать мою волю. — Джучи и Чагадай напряженно следили за ним. — Ты мой старший сын, Джучи. Что скажешь ты?

Джучи открыл было рот, но тут вскочил Чагадай.

— Почему ты обращаешься к нему?

— Отец просил меня высказаться! — заорал Джучи.

— Кто такой Джучи? — взревел Чагадай. — Всего лишь ублюдок, которого ты нашел на мэркитской земле. Он не заслуживает трона!

Большие карие глаза Бортэ вспыхнули от ужаса и гнева. Джучи вскочил и схватил Чагадая за воротник.

— Ты не имеешь права называть меня ублюдком! — кричал Джучи. — Ты не лучше меня — вызываю тебя на поединок! Докажи мне, что ты лучше стреляешь из лука, и я отрежу себе большой палец! Если ты поборешь меня, я не поднимусь с земли!

Чагадай фыркнул.

— Ты хорошо сражаешься на словах. Ты не храбрее обоссанного шакала, который породил тебя и бежал от отцовского войска…

Кулак Джучи заехал ему в челюсть. Чагадай упал на стол, круша блюда, а потом, перекатившись, вскочил на ноги. Руки его уже обхватили шею Джучи, когда Мухали схватил его. Борчу вскочил на другой стол и бросился на Джучи, столкнув великана на пол. Оба сына хана обменивались ругательствами, а генералы старались их удержать. Есуй смотрела, как все четверо возятся среди разбитых блюд и разбросанной еды.

— Стойте! — закричал Мухали, обхвативший Чагадая. — Чагадай, ты всегда соблюдал закон. Разве он разрешает биться с братом?

— А разве закон говорит, что ублюдок должен править?

Джучи зашипел. Борчу крепко ухватился за его широкие плечи.

— Послушайте меня! — кричал Борчу. — Я ходил в походы с вашим отцом, когда вы еще были ребятами, когда все племена сражались друг с другом, и нигде нельзя было спастись. Джучи, неужели ты хочешь, чтобы эти времена вернулись? Чагадай, неужели ты будешь унижать мать, которая дала тебе жизнь?

Джучи перестал вырываться. Чагадай взглянул на него и закусил губу. Лицо Бортэ было бледным. Тэмуджин молчал. Он накажет своих сыновей, подумала Есуй, а потом и ее за всю эту свалку.

— Ваш отец проливал кровь за вас, — вмешалась Бортэ, — и сражался за вас, даже когда он клал под голову руку вместо подушки и пить ему было нечего, кроме собственной слюны. И ваша мать была рядом и кормила вас, когда ей самой было нечего есть. Разве ты и Джучи не вышли из одного чрева? Как ты можешь оскорблять благородную женщину, которая дала тебе жизнь?

Тэмуджин поднял руку. Все повернулись к нему.

— Чагадай, — тихо сказал он, — Джучи мой старший сын, и я запрещаю тебе сомневаться в этом.

Чагадай скривил рот.

— Он мне брат… я признаю это, но не больше.

Джучи вскочил и бросился на него. Борчу осадил его снова.

— Прекрасное проявление братских чувств, — крикнул Мухали и ухватился за одну из кос Чагадая. — Я видел больше любви среди шакалов, дерущихся за разложившийся труп.

— Молчать, — сказал Тэмуджин. — Кажется, мне придется сказать снова то, что вы должны знать. Связку стрел нельзя сломать. Одну стрелу сломать легко. Если вы когда-либо снова поднимете руку друг на друга, сила у вас убудет. — Он по-прежнему говорил тихо, но голос его наполнял большой шатер. — Когда я был одинок и не обзавелся еще друзьями, на моей стороне были лишь братья, один из которых обокрал меня, дрался со мной и хотел занять мое место. Вскоре его кости обглодали шакалы.

Чагадай замер. Большое тело Джучи дрожало. Есуй знала, о чем говорит хан: он убьет даже собственных сыновей, если они будут угрожать единству его улуса. Это человек, который, не задумываясь, уничтожит жену, чей вопрос вызвал такую свалку среди его приближенных.

Чагадай взглянул на старшего брата и встал.

— Мы твои старшие сыновья, — сказал он, кривясь. — Теперь ясно, что нойоны не могут выбрать ни одного из нас. Я не могу присягнуть ему, а он никогда не присягнет мне, но мы оба обязаны служить нашему отцу хану и любому, кто ему наследует. — Он посмотрел на Угэдэя и Тулуя. — Угэдэй твой третий сын. Давайте придем к согласию относительно него.

— Это и твое желание, Джучи? — спросил Тэмуджин.

Джучи опустил голову.

— Мой младшцй брат высказал и мое мнение. Если я не могу быть ханом, то по крайней мере мне не придется кланяться ему. — Взглянув на трон, он вздрогнул. — Я хотел сказать, что охотно буду служить Угэдэю.

— Вы оба присягнете ему? — спросил хан. Оба брата кивнули. — Смотрите, не забывайте своей клятвы. Я собираюсь дать вам обоим людей, которые когда-то служили Алтану и Хучару. Я хочу, чтобы вы при виде их вспоминали, что случилось с их вождями, когда они забыли, что присягали мне. — Он откинулся на троне. — Земля большая. Ваши пастбища просторны, а станы будут далеко друг от друга — вам не будет нужды драться. Почитайте Угэдэя как великого хана — и можете править своими странами, которые я завоевал для вас.

Чагадай и Джучи попятились к своим подушкам. Лицо хана смягчилось, когда он посмотрел на Угэдэя. Есуй могла вздохнуть посвободней. Мягкосердечный Угэдэй присмотрит, чтобы их с Есуген не разлучали, если хан падет в Хорезме.

— Ну, Угэдэй, — сказал Тэмуджин, — твои братья хотят, чтобы ты был ханом, и я согласен с ними. А что ты сам хочешь сказать?

Угэдэй выпрямился. Его сильное лицо и светлые глаза были очень похожи на отцовские, но он охотнее улыбался, и глаза не были такими суровыми.

— Что я могу сказать? — Он поднял чашу, пролил несколько капель вина. — Разве я могу не подчиниться отцу? Я сделаю все, что в моих силах. Если мои сыновья и внуки вырастут такими ленивыми, что их стрелы не поразят даже широкого бока лося, то им наследуют другие твои потомки. — Кое-кто хохотнул. — Больше мне нечего сказать.

— Тогда я желаю, чтобы нойоны избрали тебя. — Хан помолчал. — Тулуй, теперь говори ты.

— Я буду при Угэдэе, — сказал Тулуй громким мальчишеским голосом. — Я буду бичом, который напомнит ему о том, что он станет забывать. Я буду сражаться рядом с ним во всех битвах.

— Превосходно, — проговорил Тэмуджин. — Все вы накрепко запомните то, что было сказано сегодня.

Он посмотрел на Есуй. Он наблюдал за ней и тогда, когда все вернулись к пиршеству.


— Угэдэй всегда был твоим любимчиком, — сказала Бортэ, сунув украшения в сундук. — Ты мог бы сделать выбор тотчас после того, как заговорила Есуй. — Она взяла рубашку. — Она смело выступила.

— Забота о себе прибавила ей смелости, — сказал Тэмуджин с постели. — Есуй очень уж торопится похоронить меня — я ей за это когда-нибудь отплачу. — Он поправил подушку под головой. — Мои советники рассказывали мне о мудрецах в Китае, которые знают секрет продления жизни. Я собираюсь пригласить одного из таких мудрецов. Будем надеяться, что пройдет немало времени, прежде чем мой сын унаследует мой трон.

Бортэ взяла другую сорочку.

— Оставь это, — сказал он, — и иди ко мне в постель.

Она закрыла сундук и пошла к постели.

— Я сердита на тебя, Тэмуджин, — сказала она тихо, чтобы рабыни, спящие у порога, не услышали. — Ты мог бы предотвратить драку Джучи с Чагадаем, приняв решение раньше. Ты позволил Чагадаю срамить меня, говорить открыто то, о чем другие лишь шепчутся. Ты мог бы сказать, что хочешь видеть на троне Угэдэя. Ты все время этого хотел. Я поняла это по тому, как ты быстро согласился с этим.

— Хорошо, что Чагадай высказался. — Он сложил руки на груди. — Я знал, что он будет возражать, когда я обратился к Джучи. Я не мог выбрать Чагадая, не показав, что то, о чем шепчутся люди о Джучи, правда, и выбрать любого из них означало бы лишь дробление моего улуса. Но теперь все уладилось, и именно Чагадай отказался от своих претензий, а Джучи согласился с ним. — Он пристально посмотрел на нее. — Я знал, что они могут решить спор дракой, а Джучи так силен, что уложил бы Чагадая. И ему пришлось бы умереть за то, что он убил одного из моих сыновей. Это тоже уладило бы все.