Сокрушительное чувство вины охватило его сердце. Он услышал, как щелкнул замок, и дверь ее комнаты закрылась. Она закончила разговор, оставив Мейсона наедине с мыслью о том, какой он глупец.


Она на самом деле это сделала.

Мейсон вышел из-за угла дома и наткнулся на длинный прицеп для перевозки лошадей, припаркованный перед конюшней. Джим вышел через арочный вход, ведя Люси в поводу, за ней, забавно перебирая тонкими ножками, шел жеребенок.

Только увидев, как лошадей увозят новые хозяева, Мейсон осознал, что Эва-Мари ушла.

Он не видел ее после той ночи. Ее комната опустела уже на следующий день. Если она и приходила сюда, то только в отсутствие Мейсона. Он подозревал, что Джереми помог ей в этом, хоть и не сказал ему ни слова.

Все ее вещи, включая звукозаписывающее оборудование, были погружены группой здоровенных мужиков в униформе и вывезены три дня назад. Но все равно это не казалось реальным. Пока не увезли лошадей…

Эва-Мари любила этих лошадей. Он предполагал, что она придет попрощаться с ними.

Кейн оказался рядом с ним.

– Что происходит?

Мейсон кивнул в сторону конюшни:

– Новый хозяин забрал лошадей Хайяттов. Теперь вся конюшня в нашем распоряжении.

– Мы должны взять людей в помощь Джиму, – начал Кейн, но замолчал, заметив, что Мейсон не в состоянии вести разговор о делах. – Все нормально?

– Да. – Но это было не так. И это съедало его изнутри. – Нет, – наконец признался он. – Черт возьми, нет.

Кейн хлопнул Мейсона по плечу:

– Наконец ты признался в этом.

– Будешь злорадствовать?

– А должен?

– Да, – покаянно признал Мейсон.

– Ну уж нет! Но я мог бы, конечно. Я же тебя предупреждал.

– Ты был прав.

Кейн притворно схватился за сердце.

– И ты признаешь это? Грядет конец света, не иначе.

– Он наступит для тебя, если не перестанешь издеваться.

Кейн хмыкнул:

– Я не мог устоять.

Мейсон нахмурился, глядя, как Джим с новым владельцем проверили запоры внутри и снаружи прицепа, чтобы убедиться, что лошади будут в безопасности.

– Все пошло не так, как я хотел.

– Жизнь полна неожиданностей, говорил отец.

– И не все из них хорошие, если я правильно помню продолжение.

– Да, это так. Твое появление здесь стало неприятным сюрпризом для Хайяттов, но, мне кажется, для Эвы-Мари это был положительный опыт.

– Сомневаюсь, что она согласится с тобой.

– Ты думаешь?

Кейн устремил взгляд вдаль.

– Ты помнишь тот год, когда я учился в шестом классе?

Мейсон смотрел на него изучающе.

– Да. Для тебя это был тяжелый год.

– В тот год я кое-чему научился, – признался Кейн. – Нет, не прямо тогда. Но много лет спустя, оглядываясь назад, я получил наглядный жизненный урок.

– Что хулиганам нужно давать отпор?

Кейн ухмыльнулся:

– И это тоже. Я понял, что главная цель хулигана – заставить бояться. Вызывать дрожь только одним своим присутствием.

Мейсон понимал, что Кейн хочет донести до него какую-то мысль, но пока не улавливал, какую именно.

– Эва-Мари жила с таким хулиганом всю жизнь, – продолжил Кейн. – Меня до сих пор поражает, что у нее хватило сил не сдаться, не забыть, кто она на самом деле.

Мейсон смотрел, как грузовик с прицепом исчезает из вида.

– Я опять облажался. Как мне все исправить?

– Это легко…

– Легко сказать.

Кейн прищурился, глядя на холмы за конюшенным двором.

– Не-а. Ты просто должен помочь ей быть той, какой она хотела бы себя видеть.

Глава 17

– Джереми, ну где же ты? Поднимайся скорее! – воскликнула Эва-Мари.

Страх того, что Мейсон в любую минуту может вернуться, вызывал у нее спазмы в желудке.

Джереми наконец вышел из подвала с ухмылкой, и ей захотелось его побить.

– Ты могла хотя бы полюбопытствовать, какой получилась комната для покера.

О, ей очень хотелось. Больше всего она хотела спуститься вниз и посмотреть, как Джереми удалось там все обустроить. Ей было любопытно увидеть, как были воплощены в жизнь их планы, как в покерной комнате расставлена мебель, которую они выбирали вместе с Мейсоном. Она хотела бы поговорить о планируемой вечеринке, заказе еды и музыке… но это ее больше не касалось.

– Я просто хочу забрать свои вещи и уйти, – настояла она, не обращая внимания на свои желания, так как все равно не могла их воплотить.

– Почему бы тебе самой не пойти на второй этаж и не сделать это?

Потому что это было бы странно.

Она знала, что Мейсон уже начал ремонт на втором этаже. Честно говоря, она бы удивилась, если бы он сохранил ее комнату. Вероятно, он хотел, чтобы ничто не напоминало о ней. Наверное, весь этаж был уже переделан. Что они сделали со спальней Криса? Она не хотела этого видеть.

Джереми пристально посмотрел на нее:

– Разве я не говорил, что Мейсон оставил все, как есть, когда я сказал ему, что ты кое-что забыла забрать из встроенного сейфа.

– Поражена, что он не вышиб его из стены, – пробормотала она.

– О, перестань говорить ерунду и иди уже.

– Кто-то спешит? – с вызовом бросила она.

Но она сама хотела сделать это прежде, чем вернется Мейсон. В течение трех недель с тех пор, как она покинула дом своего детства, она ни разу не видела его.

Когда она вспомнила, что забыла забрать украшения из сейфа в своей гардеробной, Джереми целую неделю подбирал для нее удобное время, чтобы она могла прийти.

– Как родители? – спросил Джереми, остановившись за дверью ее бывшей спальни.

– В настоящее время отказываются говорить со мной, – произнесла она. – Я сказала им, что они либо соглашаются на мои условия, либо больше меня не увидят. Мы пока в стадии, которую я назвала бы истерикой.

– Знаю, что трудно, но придерживайся избранной тактики.

Не хотелось в этом признаваться, но находиться вдали от родителей было легче, чем постоянно выслушивать их требования.

– Все в порядке. Давайте приступим к делу.

Джереми открыл дверь и посторонился, показывая, что в комнате все изменилось. Как ни странно, стало даже лучше, чем было. Тяжело, но необходимо было осознать, что это больше не ее дом. Прошлое ушло. Ей некуда было возвращаться.

Особенно теперь, когда ее комната была превращена в рабочий кабинет. Ее первой мыслью было, что это кабинет Мейсона, но бледно-фиолетовый цвет стен не был «мужским». Окинув комнату быстрым взглядом, она отметила антикварный стол, эргономичное рабочее кресло и несколько стильных книжных полок. Разглядывать детали она не стала. Не хотела расстраиваться.

В бледно-фиолетовой гамме была оформлена и гардеробная, но, в отличие от других пространств, она была без мебели. Затем Эва-Мари открыла следующую дверь и ахнула.

Вместо ободранных стен, которые она ожидала увидеть, вся поверхность была обита чем-то похожим на кожу. Всю дальнюю стену занимали стеллаж и рабочий стол. L-образное дополнение к столу было заставлено звукозаписывающим оборудованием, самым лучшим и дорогим, которое Эва-Мари видела на специализированных сайтах, но не могла себе позволить.

– Боже мой, Джереми, – вздохнула она.

– Тебе нравится?

Этот глубокий голос принадлежал не Джереми. Еле дыша, Эва-Мари медленно обернулась и столкнулась в дверях с Мейсоном. Колени ее ослабели, и ей пришлось приложить усилие, чтобы не упасть.

– Э-э-э… – неловко и не очень интеллигентно протянула в ответ Эва-Мари. – Это замечательно.

Он шагнул внутрь комнаты.

– Рад, что тебе понравилось, – сказал он ровным тоном, который подействовал на нее, как успокоительное. – Я сделал это, думая о тебе.

Хм… Она могла бы жить долго и счастливо, не зная, что вдохновила его на переоборудование комнаты. Он сумасшедший?

– Я не знаю, что сказать, – пробормотала она.

– Скажи, что запишешь здесь свой сексуальный голос для меня и всего мира.

Она, наверное, ослышалась.

– Что? – ахнула она.

– Это для тебя, Эва-Мари.

Она могла бы поклясться, что ослышалась, но здесь была хорошая акустика. Идеально подходящая для ее бизнеса.

– Я буду работать с двумя новыми авторами на этой неделе, – сказала она первое, что пришло ей в голову. Затем поморщилась. Вряд ли ему интересны ее планы.

– Ты великолепна во всем, за что берешься, – сказал Мейсон, удивив ее.

Глубокий вдох помог ей собрать воедино спутавшиеся мысли.

– Ты мне это уже говорил, когда мы в последний раз виделись. Что я великолепна во всем, что связано с тайнами и ложью. А еще я великолепно умею разгребать грязь.

– Это мой способ сказать, что я сожалею.

Эва-Мари благоговейным взором окинула обновленную студию.

– Довольно дорогое извинение.

– Это стоит каждого пенни, если будет означать, что ты, по крайней мере, будешь вновь со мной разговаривать.

– Вновь… кажется, мы уже столько всего наговорили друг другу. – Она не могла так просто все забыть.

– Тебе придется просить прощения, мой дорогой!

– Уходи, Джереми! – крикнул Мейсон в сторону спальни. – Мне не нужны зрители.

Эва-Мари изо всех сил старалась не улыбаться. То, что случилось между ними, было не смешно, но с этим человеком все было непросто.

Она покачала головой:

– Я не понимаю.

– Не понимаешь чего? – Мейсон сделал шаг ближе.

– Я имею в виду, что действительно не понимаю. Ты ненавидишь меня и мою семью. Ты ненавидишь меня за то, что я позволяю им пользоваться мной. Ты думаешь, я использовала тебя, чтобы жить здесь и работать. – Она отступила назад, изо всех сил стараясь дышать спокойно. – И после того, что между нами было, после того, как все это обнаружилось, зачем ты это сделал?

Слезы угрожали выплеснуться на поверхность. Все, о чем она мечтала, находилось в пределах ее досягаемости, но она не могла этим воспользоваться, так как не могла жить с ним, пока он думает о ней таким образом.

– Помнишь, мы договорились не устанавливать других правил. Верно?

Не зная, сумеет ли произнести хоть слово, она кивнула.

– Я был не прав. Есть третье правило.

– Какое?

– Мы должны уважать друг друга.

Ее сердце разбилось. Мейсон никогда не будет уважать ее после всех тех секретов, которые выплыли наружу…

– Ты уважаешь меня, Эва-Мари?

Ей было легко ответить на этот вопрос. Она видела перед собой мужчину, который яростно боролся за то, во что верил, был преданным своему делу и невероятно трудолюбивым.

– Конечно.

– Даже с моими ошибками?

– Мы все ошибаемся.

И она тоже.

– А я больше, чем кто бы то ни было. – На этот раз он приблизился, не давая ей шанса отступить. – Я сделал эту комнату, чтобы показать тебе, что я уважаю и поддерживаю тебя как женщину. Женщину, которой не жалко своего времени, чтобы читать книги детям, которая не боится тяжелой работы, которая способна бросить мне вызов, когда я веду себя как полный кретин. – Она пыталась сдержать улыбку, но он увидел это и улыбнулся в ответ, несмотря на всю серьезность того, что говорил. – Женщину, которая обращает внимание на детали, поет колыбельные лошадям. Женщину, которая даже сейчас изо всех сил старается научить своих родителей хорошим манерам и в то же время отказывается покинуть их в нужде.

– Джереми сказал тебе?

Мейсон кивнул:

– Он сказал мне. И я горжусь тобой.

Она больше не могла сдерживать слезы. Мейсон нежно приподнял ее подбородок так, что ее полные влаги глаза смотрели прямо на него.

– Позволь мне первым сказать тебе, Эва-Мари, что я очень горжусь тобой. Я знаю, что это нелегко. Ты могла бы оставить все так, как есть, но это не было бы лучшим выходом.

– Так чего ты хочешь? Вернуться к тому, что было раньше?

Сама она не была уверена, что еще хотела этого. Он запустил пальцы в ее волосы и прошептал:

– О, я хочу все вернуть… Но я хочу гораздо, гораздо большего.

Он поцеловал ее, и у нее подкосились ноги.

Когда они вернулись в кабинет, она увидела висящее там платье.

– Его не было здесь раньше.

– Ага.

Платье было в винтажном стиле с приталенным лифом и широким кринолином, отделанным кружевом. На полке лежала стильная шляпка из такого же материала, украшенная лентами.

Эва-Мари крепко прижала ладонь к животу, чтобы усмирить встрепенувшихся там бабочек.

– Что это?

– Ну, я надеялся, что ты все-таки поможешь нам принять гостей на дне открытых дверей в нашем поместье.

Ее сердце сжалось, и она оглядела платье с тоской, гадая, в качестве кого приглашена. Мейсон ответил на невысказанный вопрос:

– Как моя невеста.

Повернувшись, чтобы посмотреть на Мейсона, Эва-Мари увидела, что он стоит на одном колене. На поднятой руке он держал великолепное кольцо из белого золота с аметистом, обрамленным венком крошечных бриллиантов.

– Мейсон?