Мэри Спенсер - Поверь в любовь

На фотографии Джеймс широко улыбался. Как это похоже на него, вдруг подумала Элизабет. Тогда она еще одернула мужа, прошептав: «Джеймс! Что подумают люди!» – а он только рассмеялся и поцеловал ее – прямо на глазах у фотографа! А потом взял у нее Джона Мэтью и подбросил его вверх, так что малыш тоже залился смехом.

Так они и получились – отец и сын, оба сияющие, похожие друг на друга. И только она, Элизабет, казалась серьезной, даже немного чопорной.

Но теперь Джеймс, казалось, разучился улыбаться. И Элизабет, убирая фотографию, тяжело вздохнула, гадая, не тоскует ли она по мужу так же сильно, как по бедному Джону Мэтью.

Джеймс терялся в догадках, почему молчит Элизабет. Она сидела, сложив руки на коленях и не замечая, что свежий ветерок треплет ей волосы, залепляя глаза.

Взгляд ее терялся вдали. Наконец она перевела глаза на мужа и чуть слышно прошептала:

– Мне было так одиноко.

Вот уж чего он никак не ожидал услышать! Она?! Его Элизабет?! Так, значит, потому-то она и приехала... ей хотелось быть рядом с ним? Боже, даже не верится!

Она смущенно отвела взгляд, и Джеймс мгновенно понял, чего ей стоило произнести эти слова.

Из груди Джеймса вырвался какой-то каркающий звук. Он силился выдавить из себя хоть что-нибудь, но слова не шли у него с языка. Он просто сидел и смотрел на нее. У Элизабет затряслись руки. Склонив голову, она принялась торопливо убирать остатки обеда. Только когда все было сложено, Джеймс наконец очнулся.

– Спасибо, что приехала, – неловко выдавил он. Сунув корзинку в коляску, Элизабет поспешно уселась на козлы. Не дожидаясь, пока он подаст ей руку. Она даже не посмотрела на него.

– Пожалуйста.

– Все было очень вкусно.

– Очень рада. А теперь возвращайся. Наверное, тебя уже заждались.

Он кивнул, но она этого уже не видела.

В этот вечер Джеймс вернулся раньше обычного и застал Элизабет разглядывающей часы, которые он подарил ей на прошлое Рождество.

Впрочем, когда хлопнула дверь, Элизабет подскочила как ужаленная. Торопливо сунув часы в карман, она покраснела и спрятала в ладонях пылающее лицо.

– Я не ждала тебя так рано.

Остановившись на пороге, Джеймс смотрел на свою жену. Краска отхлынула от ее лица. Оно казалось очень белым, чуть припухшим. Покрасневшие от слез глаза, набрякшие веки – все говорило о недавних слезах. Распущенные черные волосы мягко обрамляли совсем юное лицо. Сейчас она казалась почти девочкой. Ему захотелось прижать ее к себе и утешить, чтобы она поверила, что все будет хорошо. И вдруг с какой-то пронзительной ясностью он понял, что перед ним уже взрослая женщина.

Через несколько недель ей исполнится девятнадцать. Его маленькая жена...

Откашлявшись, он стащил с головы шляпу, потом потоптался на пороге и, отведя глаза в сторону, сунул ей что-то в руки.

– Подумал, может, тебе понравится, – буркнул он.

Она растерянно заморгала – Джеймс держал в руках букет цветов. Элизабет будто к месту приросла, и Джеймсу пришлось положить цветы на стол.

– Будто крохотные подсолнухи, – наконец прошептала она.

– Это они и есть. – Джеймс слегка пожал плечами. – Есть тут одно местечко, где они растут. Дальше по реке.

– Такие красивые... Спасибо тебе.

– Тебе спасибо... что приехала сегодня. Что привезла обед. Все было очень вкусно, правда.

Взгляды их встретились, и впервые оба не отвели глаз. Джеймс отчаянно надеялся, что Элизабет поймет все, что ему хотелось бы сказать. Слова не шли у него с языка, но он поклялся, что так или иначе даст ей понять, что он чувствует.

– Я еще не успела приготовить тебе ванну, – пролепетала она, заметив, что он весь в пыли. Потом ее взгляд скользнул по столу. – Может... может, ты присядешь, пока я согрею воду?

Ее слова согрели его, будто поцелуй. «Как странно, – подумал он, – мы ведь уже почти два года как женаты, а ведем себя точно чужие!»

Он уселся, и Элизабет подалась к нему:

– Сделать тебе чай? Или кофе?

– От кофе я бы не отказался, – признался он и тут же добавил: – Бет... – Он не называл ее так с самого дня похорон. Элизабет уже потянулась, чтобы поставить цветы в вазу, но, услышав свое имя, будто к месту приросла.

– Я только поставлю их в воду, – робко прошептала она, – и тут же вернусь.

Они перебрасывались ничего не значащими фразами все время, пока Элизабет грела воду, и потом, когда сидели за ужином, но обоим стоило немалых трудов поддерживать разговор. Говорили только на самые общие темы: о цветнике, о том, каким будет новый приплод, стараясь не касаться ничего личного, щадя чувства друг друга.

После ужина Джеймс отправился в кабинет, а Элизабет уселась с шитьем у камина. И только она взялась за иголку, как позади нее раздались шаги.

Подняв глаза, она вздрогнула – уж не мерещится ли ей: перед ней стоял муж с книгой в руках!

– Хочешь, я почитаю тебе, Бет?

Хочет ли она?! После всех этих бесконечно одиноких вечеров, во время которых она сидела одна-одинешенька с воспоминаниями о тех счастливых днях, когда он читал ей, а Джон Мэтью весело ковылял по комнате?!

– Да, спасибо, Джеймс. Я бы с радостью послушала. – На лице Элизабет появилась несмелая улыбка.

В ответ на лице его отразилась радость. Робкая улыбка жены стала для него глотком холодной воды после летнего зноя. Усевшись в кресло. Джеймс раскрыл книгу и принялся читать.

Уже позже, поднявшись в спальню, он с удивлением обнаружил, что Элизабет не легла, а сидит на краю постели в своей лучшей ночной рубашке, с распущенными по плечам волосами. Все предыдущие месяцы она заплетала их в косу, а он не осмеливался возразить.

Но сегодня... сегодня она их распустила, и Джеймса вдруг будто огнем опалило желание. Он не хотел ее так с тех самых пор, когда вернулся от Натана, с которым они вместе строили дом. Но сейчас страсть, в которой боль и любовь смешались воедино, ударила ему в голову.

Элизабет никогда не ждала его так прежде, и он вдруг догадался, что она хочет его. Зная жену, он понял, насколько ей нелегко, и поклялся, что она ни о чем не пожалеет.

Джеймс притушил огонь и в полной темноте, сорвав с себя одежду, отшвырнул ее в сторону. Подойдя к Элизабет, он нежно обнял ее и привлек к себе. Она не шелохнулась, пока он снимал с нее сорочку, но стоило только их обнаженным телам соприкоснуться, как оба вздрогнули, точно обжегшись. Из груди Элизабет вырвался сдавленный крик. Джеймс глухо застонал и жадно впился в ее рот губами.

Они долго-долго наслаждались происходящим. Руки Джеймса нежно скользили по ее телу, гладили соблазнительные бедра, и губы Элизабет слегка раскрылись под его губами. Она же ласково ерошила его волосы. Не было сказано ни единого слова. И вот Джеймс осторожно уложил жену и сам лег сверху, и они слились в любовном экстазе.

А потом Джеймс по привычке прижал жену к себе.

Он еще долго лежал без сна, прислушиваясь к ее ровному, глубокому дыханию, и думал о том, что сегодняшний вечер – еще только начало. В эту ночь Элизабет сделала второй шаг ему навстречу. «Завтра, – поклялся он молча, – я отвечу ей тем же, и так, шаг за шагом, мы вместе начнем заново строить свою жизнь».

– Ну как, милая? Тебе нравится? – спросил Джеймс. Впрочем, и без того все было ясно.

– Ох, Джеймс! – Она замотала головой, не в силах оторвать глаз от зеркала. – Какая красота! – И вдруг лицо Элизабет исказилось волнением. – Но оно такое дорогое, Джеймс! Пожалуй, не стоит этого делать!

Последняя фраза обрадовала его больше, чем любые слова. Пусть возражает, ему это нравится.

– Стоит! – Он небрежно кивнул ювелиру: – Мы берем его, мистер Вильяме. Выпишите счет. Моя жена наденет ожерелье сразу.

– О нет, Джеймс! – Элизабет схватила его за руку. – Оно такое красивое! И совсем не подходит к тому... к моему платью.

Обняв ее за плечи, муж громко расцеловал ее в обе щеки, к вящему смущению мистера Вильямса.

– Это мой тебе подарок на день рождения, а значит, носи себе на здоровье. С сегодняшнего дня. – И, оглянувшись, повторил: – Счет, пожалуйста!

– Джеймс, – начала она было снова, но муж вместо ответа повернул ее лицом к зеркалу.

– Лучше повтори-ка опять, понравился тебе мой подарок?

Изящное золотое сердечко, усыпанное мелкими бриллиантами, жемчугом и рубинами, сверкало и переливалось на груди Элизабет.

– Прелестное ожерелье, – восхищенно вздохнула она. – Я всегда буду его носить. – Вслед за этими словами Элизабет сделала то, на что никогда бы не осмелилась раньше: обернувшись к мужу, она на виду у всех бросилась ему на шею.

Обрадованный и немного смущенный, Джеймс еще раз поцеловал жену, так что, когда мистер Вильяме вернулся со счетом, Элизабет стала просто пунцовой.

Уже на улице Джеймс шутливо обнял жену.

– С днем рождения, милая! Элизабет радостно вспыхнула.

– Спасибо, Джеймс! Ты так добр!

– Ничуть, радость моя! К тому же это еще не все!

– Да как же...

– Нам еще предстоит накупить кучу вещей. Так что поторапливайся!

Но Элизабет воспротивилась. И так продолжалось в каждом магазине, куда бы ни завел ее Джеймс. Настроение у него было лучше некуда – день чудесный, на небе яркое солнце, да и отношения с женой понемногу налаживаются.

Правда, они еще избегали говорить о маленьком Джоне Мэтью, но теперь по крайней мере не молчали за столом. Их союз потихоньку вновь становился реальностью.

И окрыленный надеждой Джеймс теперь с радостью скупил бы весь мир, чтобы бросить его к ногам Элизабет.

Заглянув к Симонсону, он купил ей белый муслиновый фартучек с изящной вышивкой цветочками, несмотря на все ее страстные протесты и заверения, что она, дескать, никогда не осмелится надеть такое чудо, чтобы не перепачкать. А оттуда прямиком потащил жену к мадам Делакруа, где ему приглянулась шляпка, украшенная восхитительными перьями. Слава Богу, вещица оказалась хоть и изящной, но отнюдь не вызывающей, так что Элизабет сдалась и пообещала надевать ее в церковь по воскресеньям.

Воспользовавшись тем, что она все еще сокрушается по поводу шляпки, Джеймс между тем прикупил пару французских перчаток из тончайшей черной лайки – роскошь настолько немыслимая, что онемевшая Элизабет только растерянно заморгала. Затем он повел ее в магазин Витлоу, где раскрасневшаяся Элизабет стала счастливой обладательницей носового платочка из тончайшего китайского шелка и коробки для перчаток, вручную расписанной красными и желтыми розами.

– Тихо, тихо, – самодовольно ухмыльнулся Джеймс, сунув под мышку еще один сверток. – Не ворчи, Бет. Зато по крайней мере будет где хранить новые перчатки.

Элизабет даже не пыталась скрыть детский восторг.

– Такая роскошь! Спасибо, Джеймс! Хотя глупо, на-верное, тратить столько денег на коробочку для перчаток.

– Иногда приятно делать глупости, – возразил он, – особенно когда у твоей жены день рождения. – Воспользовавшись тем, что они очутились на улице, Джеймс украдкой сжал ее пальчики, весьма довольный тем, что она позволила ему эту маленькую вольность. Они шли к гостинице, и Джеймс вознамерился отвести ее вечером в ресторан, хотя сама Элизабет пока даже не догадывалась об этом.

– Девятнадцать! – присвистнул он. – Чувствуешь, милая? На будущий год тебе исполнится двадцать. Тогда мы и вовсе устроим нечто грандиозное, чтобы отметить это событие как следует.

Элизабет рассмеялась, полюбопытствовав, что может быть грандиознее, чем нынешний кутеж.

У входа в гостиницу остановился дилижанс, и Джеймс с Элизабет с любопытством бросили взгляд на торопливо выходивших пассажиров. Тотчас собралась толпа, и вскоре зеваки заслонили от них вновь приехавших.

– Интересно, откуда они, – промолвила Элизабет.

– Наверное, из Фриско, – предположил Джеймс. – Похоже, какая-то важная шишка. Ты только посмотри на багаж!

– О Господи, вот это да! Джеймс, взгляни, какие хорошенькие красные чемоданы!

– Хорошенькие, и притом битком набитые, – хмыкнул Джеймс. – Наверное, какая-то дамочка! Да и кто еще станет таскать с собой такую прорву тряпок?

– Ты только взгляни, сколько любопытных, Джеймс! Может, это какая-то знаменитость?

– М-м-м... может быть. Артистка или кто-то в этом роде. Надо же, похоже, все постояльцы высыпали из гостиницы, чтобы увидеть эту заезжую штучку!

Сделав еще несколько шагов, они наконец смогли разглядеть в центре толпы хорошенькую женщину. Элизабет восторженно распахнула глаза – трудно было вообразить что-либо более прекрасное, чем туалет незнакомки: платье глубокого винно-красного цвета, отделанное изысканными черными кружевами, и такая же шляпка с черными страусовыми перьями, завязанная под подбородком пышным бархатным бантом. В ответ на восторженные приветствия поклонников дама грациозно наклонила голову, и восхищенному взору Элизабет представилось очаровательное личико, обрамленное пышными светлыми локонами.