– Черт возьми, Тори! Я делаю это для твоей же пользы!

Замужество. Рабство. Притворяясь спокойной и безразличной, она повернулась и пошла к двери. Голос отца ударил ей в спину:

– Помни, Тори, у тебя только два месяца.

Спенс внимательно оглядел бальный зал, но ни Куинтона, ни его дочери видно не было. Ему не понравилось, что Куинтон увел дочь. Похоже, он здорово разозлился на своенравную девушку, а он, Спенс, стал невольной причиной ссоры.

На всякий случай Кинкейд заглянул во все комнаты, прилегающие к бальному залу, но так и не нашел Викторию. Тогда он вышел на террасу. Ему хотелось отдохнуть от шумной толпы, глотнуть свежего воздуха, а также убедиться, что Тори не прячется в тени балюстрады. Но терраса была безлюдна. Он прислонился к перилам и, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух, машинально вслушивался в звуки бала, долетавшие сквозь распахнутые двери. Музыка и смех выплескивались наружу, смешивались с наползавшими из сада струйками тумана и звучали таинственно, почти как в волшебной сказке. Деревья и кусты, окруженные колеблющейся дымкой, казалось, изгибались в призрачном танце. Спенс вспомнил, как когда-то в детстве читал книгу, где говорилось про зачарованный лес. Там еще были драконы, которых побеждали рыцари в сверкающих доспехах, и, само собой, прекрасная девушка, которую нужно было спасти. Он вдруг подумал: а что, если Виктория Грейнджер тоже нуждается в спасении?

За его спиной раздался стук каблучков, и он с надеждой обернулся. Но это оказалась не Тори – к нему спешила темноволосая горничная. Она гордо несла свою пышную грудь и покачивала бедрами.

Остановившись перед Кинкейдом, горничная протянула ему бокал шампанского на серебряном подносе.

– Принести вам еще что-нибудь? – спросила она.

– Нет, спасибо. – Он взял бокал и невольно отшатнулся, когда девушка вдруг придвинулась к нему: от нее исходил крепкий запах жасминовых духов.

– А может, вы все-таки чего-нибудь хотите? – В темных глазах светилось желание, на губах играла зазывная улыбка. Нарочито скромным жестом она поправила свое белое платье, проведя рукой по груди, и Спенс украдкой окинул взглядом очертания пышной фигуры. – Я могу сделать все, что пожелаете.

– Возможно, как-нибудь в другой раз. – Спенс смягчил отказ теплой улыбкой.

– Так вот где ты прячешься! – На террасе появился Алан.

Горничная оглянулась, затем снова подняла на Спенса темные влажные глаза.

– Меня зовут Элла, – прошептала она, вынула из-за корсажа сложенный листок бумаги и, сунув его Спенсу за отворот смокинга, коснулась пальчиками его щеки. – Если надумаете, теперь будете знать, где меня найти.

– Ты всегда умел очаровать любую женщину, – буркнул Алан, глядя вслед удаляющейся горничной.

– К сожалению, не любую. – Спенс бросил короткий взгляд на записку и сунул ее в карман.

Алан хмыкнул и дружески хлопнул его по плечу.

– Все еще переживаешь из-за Принцессы Ледышки?

– О ком ты?

– Так мы называем Викторию Грейнджер.

Алан извлек из кармана золотой портсигар, поднял крышку и взял сигару.

– Каждый из нас в свое время пытался растопить лед, но пока никому не повезло. Эта девушка может одним взглядом обратить человека в ледяную статую.

Алан протянул Спенсу портсигар, но тот покачал головой. Он крутил в пальцах запотевший бокал шампанского и думал о том, что его приятель ошибается. Под внешней холодностью мисс Грейнджер скрывался огонь – души, сердца, страсти…

– Посмотрим, может, мне больше повезет с вальсом, чем с мазуркой, – сказал он.

– Да что ты! Вальс – в этом доме? – Алан взглянул на друга почти с жалостью.

Спенс растерялся. Он посещал балы довольно редко и еще реже на них танцевал, считая танцы пустой тратой времени. Но кажется, вальс сейчас в моде?

– Как-то Лилиан Грейнджер заявила, что предпочла бы видеть свою дочь мертвой, нежели смотреть, как она будет танцевать этот непотребный танец. – Алан чиркнул спичкой и принялся со знанием дела раскуривать сигару. – Так что, друг мой, – подытожил он, окутавшись наконец облаком дыма, – ты не найдешь вальса ни в этом доме, ни в каком другом – при условии, конечно, если его хозяйка принадлежит к достопочтенному кружку друзей Лилиан Грейнджер.

Спенс обескуражено подумал о том, как такая высоконравственная ханжа могла воспитывать свою дочь.

– Ты давно знаешь Викторию? – спросил он Алана.

– С тех пор, как она еще была маленькой худышкой с косичками. Но уже тогда она могла забраться на дерево или скакать на лошади не хуже любого мальчишки. Куинтон, сообразив, что жена не собирается подарить ему сына, попытался найти его в Тори. – Алан хмыкнул. – Само собой, у Лилиан были совсем другие взгляды на воспитание дочери. Я прекрасно помню, как каждый божий день в три пополудни она загоняла Тори в дом, чтобы та занималась на фортепиано. А в шестнадцать лет она отправилась в школу за границу – заканчивать образование. Когда Тори вернулась, во взгляде ее был такой холод, что она могла заморозить кого угодно.

– Странно, что она до сих пор не замужем, – заметил Спенс. – Готов поспорить, что деньги Куинтона привлекают многих. Ради них некоторые джентльмены наверняка согласились бы терпеть столь строптивую жену.

– Однажды она чуть не вышла замуж, – неохотно проговорил Алан. – Несколько лет назад она была обручена с Чарлзом Ратледжем, Но старина Чарлз сбежал в день свадьбы с Аннет Маршалл – подружкой Тори. Он оставил невесту в доме, полном гостей и с праздничным пирогом на столе.

Спенс даже присвистнул, услышав эту историю. Что ж, это объясняло многое. Не мудрено, что Тори не жалует мужчин, ее можно понять. Интересно, сохранились ли у нее чувства к этому Ратледжу?

– Но, скажу тебе, храбрости нашей Принцессе не занимать, – продолжал Алан. – После того как Чарлз сбежал, именно она вышла к гостям, ожидавшим молодых в бальном зале. Она встала перед толпой в подвенечном платье и, высоко задрав подбородок, звонким голосом объявила, что приносит всем извинения за причиненные неудобства, но свадьба не состоится.

Пальцы Спенса сжали тонкое стекло бокала. Какое унижение должна была пережить эта девушка! Ему вдруг страстно захотелось защитить Тори, но от чего – от прошлого? От будущего? Подвернулся бы ему этот Ратледж сейчас, он не задумываясь избил бы его. Или вообще убил.

– С тех пор прошли годы, и за это время Тори успела отказать всем претендентам на ее руку и сердце, включая меня. – Алан пожевал сигару и выплюнул кусочек табака. – Одно время это даже походило на игру. Все гадали, кому же удастся повести Принцессу Ледышку к алтарю. Особенно она рассердилась, когда узнала, что кое-кто даже делал ставки на тех или иных претендентов.

– Ты хочешь сказать, что кто-то сообщил ей, что половина города заключает пари, гадая, кто на ней женится?

– Именно. И самое смешное, что этим человеком оказался ее отец, Куинтон. Он решил, что это здорово, и рассказал дочери. Думал, она будет гордиться, что пользуется столь высоким спросом. Но Тори отнеслась к этому иначе. Она просто перестала выходить в свет и отказывалась встречаться с мужчинами. Это было четыре года назад.

Спенс смотрел на своего друга и думал, правда ли Алан воспринял всю эту историю так легко? Или за юмором рассказчика скрываются другие чувства? Приятель угадал его мысли и, усмехнувшись, хлопнул Спенса по плечу:

– Не волнуйся, дружище. Я уже переболел. Честно говоря, теперь я счастлив, что у Тори хватило ума мне отказать. Из меня вышел бы паршивый муж.

Спенс нахмурился и устремил взгляд в сад. Мысль о том, что Виктория могла бы стать женой какого-нибудь идиота, для которого важнее всего деньги или глупая прихоть, испортила ему настроение.

– Да ты никак неравнодушен к ней? – с любопытством спросил Алан, внимательно вглядываясь в лицо приятеля.

– Нет, – буркнул Спенс, по-прежнему хмурясь, – Я люблю нежных и податливых женщин. Теплых и ласковых. А об эту либо уколешься, либо обморозишься.

– Зато она своего рода вызов обществу. – Улыбка Алана показывала, что он не поверил ни единому слову Кинкейда.

– Похожа на дикую розу – очень красива и привлекательна, но тот, кто решится ее тронуть, рискует уколоться о шипы.

Сказав это вслух, про себя Спенс с досадой подумал, почему же весь день он возвращался мыслями к Виктории Грейнджер, а однажды даже поймал себя на том, что представил, как ее волосы разметались по его подушке… Интересно, от страсти ее глаза тоже делаются серебристыми?

– Нет, не роза – скорее ива на ветру, причем сухая. Если ее согнуть, она просто сломается, – подумав, заключил он.

– Ну, она, конечно, не Лилиан Рассел, но все, что надо, у нее на месте и, на мой взгляд, она очень женственна, – подмигнул Алан, перекатывая сигару из одного угла рта в другой.

– Да уж! А развлекается она наверняка чтением душеспасительных стихов! На таких, как она, любое упоминание о мужчине нагоняет страх.

Спенс пытался быть насмешливым, даже язвительным, но, по правде говоря, ему совсем не было смешно. Неприступная Виктория Грейнджер вызывала у него острое желание сорвать с нее маску респектабельности и зарыться лицом в ее шелковистые волосы, прикоснуться губами к нежной коже и научить ее всему, что может доставить мужчине и женщине огромное удовольствие. При одной мысли об этой необыкновенной девушке кровь Кинкейда закипела.

– Добро пожаловать в клуб жертв Принцессы Ледышки! – Алан со смехом хлопнул друга по плечу.

– Благодарю. – Спенс поморщился, но внутренний голос ему подсказывал, что Тори – это его судьба.

– Помнится, ты всегда любил преодолевать трудности, – не унимался Алан. – Судя по тому, как тебя встретили сегодня, простых решений ждать не приходится.

– Не уверен, что… – Кинкейд замолчал.

В уголке террасы вдруг ожили тени, и одна из них оказалась Викторией. Облако бирюзового кружева пенилось вокруг нее – Тори куда-то очень торопилась.

– Куда это она? – с недоумением спросил Алан, провожая взглядом стройную фигурку, сбегающую по широким ступеням.

– Не знаю. – Спенс сунул ему в руки бокал. – Но постараюсь выяснить.

Кинкейд легко перепрыгнул через перила и последовал за Тори по дорожке, ведущей к кованым воротам. Вскоре они оказались за пределами владений ее отца. Спенс решил ее догнать. Она обернулась на звук шагов и нахмурилась, узнав Кинкейда.

– Вам никто не говорил, что для хорошенькой жен-шины небезопасно гулять ночью одной?

– К ней может пристать какой-нибудь негодяй? – Она насмешливо смотрела на него.

– Может. – Он проигнорировал намек. Тогда Тори сказала:

– Пожалуйста, уходите. – И пошла прочь.

– Негодяем будет тот мужчина, который оставит беззащитную женщину ночью одну на улице. – Спенс вновь поравнялся с ней.

Тори бросила на него сердитый взгляд и ускорила шаг.

Ночной воздух был холодным и сырым. Она обхватила себя руками – в открытом вечернем платье было зябко. Кинкейд снял смокинг и накинул его ей на плечи.

– Может, поговорим? – предложил он.

– Мне не нужны ни ваша забота, ни ваше общество. – Она сбросила смокинг с плеч.

– Боюсь, вам придется вытерпеть и то и другое. – Он усмехнулся и опять укутал ее плечи.

– Все мне надоели! – прошипела она и, не обращая больше внимания на назойливого спутника, продолжала быстро идти по пустынной улице.

Туман сгущался, и нечастые фонари почти не освещали дорогу. Каблучки Тори гулко стучали по мостовой. Это был единственный звук… хотя нет, где-то позади двигался невидимый в серой дымке экипаж.

Шагая рядом, Спенс некоторое время молча разглядывал Тори, любуясь длинными ресницами и нежной кожей, потом не выдержал:

– Мы идем куда-нибудь? Тори остановилась.

– Мистер Кинкейд, неужели вы не видите, что мне неприятно ваше общество?

– Я вижу, что вы расстроены. Думаю, отец отругал вас за то, что вы отказались со мной танцевать. Я угадал?

– А что еще вы угадали?

В глазах ее застыла печаль, и Спенсу стало ее жалко. Тори выглядела такой юной, красивой и беззащитной. Как хотелось ему обнять ее и просто сказать, что все будет хорошо. Вместо этого он сдержанно произнес:

– Я знаю вашего отца уже больше трех лет. Каждый раз, когда я приезжаю в Сан-Франциско, он приглашает меня к себе, обещая познакомить со своей дочерью. Я этого избегал, так как, признаюсь, думал, что найду здесь какую-нибудь косоглазую уродину.

Протянув руку, Кинкейд ласково коснулся кончиками пальцев ее прохладной щеки. Но она дернулась, как от удара.

– Если бы я знал, что вы так прекрасны, не стал бы так долго оттягивать знакомство.

– Мне кажется, сегодня днем я ясно дала понять, что вы меня не интересуете, мистер Кинкейд.

Спенс не считал себя большим знатоком женщин. Да и вообще сомневался, что можно разобраться в характере этих странных существ. Но сейчас он был уверен, что яростное притяжение, возникшее между ними с первой минуты встречи, взаимно. Что-то первобытное возникало в воздухе, стоило им сойтись вместе, что-то, что заставляло быстрее биться сердце и вслушиваться не в слова, а в голос. И он слышал это в ее тоне. Но было очевидно, что она растеряна и чувства, которые она испытывает к нему, ее пугают.