– Зачем страдать, если можно получать удовольствие? – усмехнулась Пирс.

– И впрямь, зачем, – рассмеявшись, согласилась Уинтер.

– Как насчет тебя? – спросила Пирс. – Ведь для тебя ординатура, должно быть, проходит несколько тяжелее.

– С чего ты решила? – Уинтер почувствовала холодок в груди.

– Ну, ты же замужем, – пожала плечами Пирс.

Вот, наконец, мы и дошли до этой темы.

Уинтер неожиданно почувствовала облегчение.

– Я развелась.

– Ого!

– Да.

Уинтер не понимала, почему было важно, чтобы Пирс узнала об этом.

– Это меняет дело, – спохватившись, Пирс криво улыбнулась. – Прости, я хотела сказать…

– Не нужно извиняться, я согласна с тобой: это многое упрощает.

– Так я не должна выразить тебе соболезнования?

– Не буду врать, веселого в этом было мало, но обойдемся без соболезнований.

– Поэтому ты потеряла год ординатуры? – спросила Пирс, но, увидев, что Уинтер отвела глаза, поспешила добавить: – Прости, это не мое дело…

– Все в порядке, – успокоила ее Уинтер, вымученно улыбаясь. – Все не так просто, но и это тоже было причиной.

– Что ж, ты оказалась в хорошем месте, хотя и жаль, что тебе придется отрабатывать на год больше.

– Спасибо. Неприятно, конечно, терять год, но с учетом ситуации в целом… – она выдержала взгляд Пирс, – я рада быть здесь.

– Ну и славно.

Пирс охватила внезапная эйфория. Какая жалость, что она на дежурстве и не может заказать бутылочку «Бордо», чтобы отпраздновать. Что ты собралась праздновать? Ну и что, что она в разводе, это ничего не меняет. Но Пирс все равно было хорошо.

– Что? – спросила у нее Уинтер.

– В смысле?

Уинтер покачала головой.

– У нас с тобой какой-то странный разговор выходит. Ты просто стала… вдруг такой счастливой.

– Это просто так.

В этот момент официант принес их заказ, что избавило Пирс от дальнейших объяснений.

– Давай поедим, пока есть возможность.

– О да, еще одно правило хирургов, – протянула Уинтер, наматывая на вилку феттучини. – Увидел стул – садись, увидел кровать – ложись, увидел еду – ешь.

– И это чистая правда, – подтвердила Пирс, с аппетитом уминая свой стейк.

– Боже, какое блаженство! – со стоном сказала довольная Уинтер.

– Это точно, – согласилась Пирс, правда, имея в виду не еду у них в тарелках.

– Сколько у тебя братьев и сестер? – поинтересовалась Уинтер, утолившая первый голод.

Рука Пирс, державшая вилку, застыла в воздухе.

– Ни одного. С чего ты взяла, что они у меня есть?

Голос Пирс стал сдержанно нейтральным, и Уинтер сразу поняла, что она опять зашла на запретную территорию, хотя была уверена, что задает совершенно простой вопрос.

– Ни с чего, я просто предположила…

– Что ты предположила? – Пирс положила вилку и застыла на месте.

– О Боже, я делаю только хуже, прости. Я не хотела лезть тебе в душу.

– Ну уж нет, продолжай. Я хочу услышать до конца.

– Пирс, хватит… это не так важно…

– Для меня важно, – тихо сказала Пирс.

Уинтер с силой выдохнула.

– Хорошо. Мне всегда казалось, что в семьях врачей и особенно хирургов детей часто больше, чем в других семьях. Понимаешь, сильные мужчины, которые хотят продлить свой род и передать свое имя, ну, все такое.

– Понимаю.

Пирс повернулась на стуле, чтобы вытянуть ноги. Она закинула руку на спинку стула и уставилась взглядом мимо Уинтер в окно, в котором виднелись стоявшие перед больницей такси.

– Ты права. Это было бы справедливо и в отношении моей семьи, если бы не маленькая проблема – несовместимость резус-факторов у моих родителей. Из-за этого умер первый ребенок, это был мальчик. Потом родилась я, а уже после у моей матери случился выкидыш. Мне кажется, родители решили, что предпринимать еще одну попытку слишком рискованно.

Уинтер на миг прикрыла глаза.

– Мне так жаль. Я не хотела затронуть эту тему.

– Это давняя история, – Пирс пожала плечами и улыбнулась, но Уинтер не увидела в ее улыбке теплоты. Она понимала, что за всем этим стоит нечто гораздо большее, но эти разговоры приносят Пирс боль. Уинтер захотелось вернуть их общению прежнюю легкость.

– А у меня две сестры, старшая – домохозяйка, она живет неподалеку от наших родителей. Моя младшая сестренка учится на первом курсе юрфака в Темпльском университете.

– Так это же совсем рядом, и вы можете видеться, вот здорово.

Пирс постаралась прогнать чувство одиночества и разочарования, которое вызывали у нее мысли о своей семье.

– Ты родом отсюда?

– Не очень далеко отсюда. У моих родителей молочная ферма в Ланкастере.

– Ты шутишь!

Уинтер притворилась оскорбленной до глубины души.

– Чтоб вы знали, доктор Рифкин, в нашей стране еще остались самые настоящие фермы.

– Не спорю, просто ты не похожа на дочку фермера.

– Правда? Это почему? – игриво спросила Уинтер, с радостью замечая, что глаза Пирс снова посветлели.

– Для начала, ты не выглядишь как невинная сельская девочка, которая смотрит на мир с широко распахнутыми глазами.

Пирс прищурилась, изображая напряженный мыслительный процесс.

– Впрочем, сельскую девочку можно оставить… – Пирс с хохотом увернулась от полетевшей в нее салфетки. – Эй!

– Признаюсь, когда-то я действительно была наивной, но, поверь, теперь я уже довольно искушенная персона, – лукаво заявила Уинтер. Она старалась не выдать себя голосом, думая, что Пирс даже не подозревает, насколько далеко заходила когда-то ее наивность. Она наивно полагала, что знает, какое направление примет ее жизнь, и пребывала в этом заблуждении довольно долго, прежде чем начать сомневаться.

– А если серьезно, – продолжила Пирс, поворачивая нож для масла на белой льняной салфетке, словно стрелку часов, – если бы ты сказала, что выросла на Манхэттене в семье врачей и проводила летние каникулы в собственном доме в Хэмптоне, я бы поверила.

– Спасибо, я подумаю об этом.

Пирс засмеялась.

– Может быть, это и не самый лучший комплимент. Слушай, хочешь кофе… – Глаза у Пирс округлились, когда она поняла, что у нее зажужжал пейджер. – Я так и знала, что покой будет недолгим. – Она посмотрела на вызов и напряглась. – Вот черт!

Уинтер тут же поднялась с места и сдавленным голосом спросила:

– Реанимация?

– Почти так же плохо, – сказала Пирс и тоже встала, роясь в бумажнике в поисках кредитки. – Это мой отец.

– Чего он хочет? Уже почти девять вечера, – спросила Уинтер, пока они неслись к Талии.

– Он хочет провести обход.

Пирс протянула хостесс свою кредитную карту. После этого она набрала номер на мобильном.

– Рифкин. Да, сэр. Через пять минут. Увидимся на месте, – Пирс посмотрела во встревоженные глаза Уинтер. – Так и есть, он хочет осмотреть пациентов.

– Прямо сейчас? Он что, всегда делает обход так поздно?

Пирс пожала плечами.

– Он делает это тогда, когда захочет. Иногда, когда он прилетает из-за границы часа в три утра, он едет в больницу и делает обход. Он звонит – мы идем.

Они рысью пересекли улицу, нагло лавируя между машинами, достигли больничного входа и побежали по опустевшему вестибюлю к лифтам. Затем они на миг заскочили в раздевалку, где сбросили свитер и свитшот и схватили халаты. Когда они поднимались на лифте на двенадцатый этаж, Пирс сказала:

– Ты будешь зачитывать ему список.

Уинтер захотелось возразить. Облажаться на обходе означало сразу произвести плохое впечатление. Она, конечно, пробежалась по пациентам сегодня, но все-таки их было целых пятьдесят, причем многие случаи были сложными. Вдобавок Уинтер еще не очень хорошо изучила план больницы и совсем не хотела завести завотделением куда-нибудь не туда.

Но возражать она не могла, потому что решения здесь принимала Пирс.

– Хорошо.

Они вышли из лифта, и Пирс повела их к сестринскому посту, где их уже ждал Эмброуз Рифкин, изучавший какие-то результаты анализов. На нем был идеально отглаженный и без единого пятнышка белый халат, темные брюки, белоснежная рубашка и синий галстук в тонкую красную полоску. С непроницаемым лицом он смотрел на приближавшихся Пирс и Уинтер. Когда они подошли достаточно близко, он спросил:

– Все тихо?

– Пока да, – сказала Пирс. – Вы хотите обойти всех или сделать выборочный обход?

Эмброуз перевел взгляд на Уинтер.

– Раз уж в нашей команде появился новичок, давайте обойдем всех.

Уинтер постаралась скрыть удивление. Для обхода всех пациентов потребуется часа полтора, но, судя по всему, это обстоятельство Эмброуза Рифкина не смущало. Уинтер вытащила список из кармана и подошла к завотделением.

– Мистер Поллок в палате 1222. Четыре дня после удаления абдоминальной грыжи…

Уинтер и доктор Рифкин направились к первому пациенту, а Пирс отлучилась в кладовку рядом с сестринским постом, чтобы взять все, что могло потребоваться во время обхода. Она на автомате выбирала нужные пластиковые контейнеры, громоздившиеся от пола до потолка, хватала стерильные марлевые прокладки, пластыри, одноразовые наборы для снятия швов и прочие материалы и инструменты, необходимые для смены повязок и любой другой процедуры, которую мог захотеть провести завотделением.

– Что это за новый ординатор? – внезапно раздался женский голос.

Пирс медленно обернулась и увидела миниатюрную брюнетку в обтягивающей черной юбке и бежевой лайкровой блузке с глубоким декольте. Этот наряд явно не соответствовал больничному дресс-коду, но Андреа Келли была местным администратором, причем очень хорошим, так что никто не жаловался на нее за неподобающий вид.

– Только не говори, что ты не в курсе, ты же знаешь здесь всех и вся, – поддразнила ее Пирс.

Андреа подошла к Пирс и пробежалась пальцами с темно-красным маникюром по краю ее халата.

– Я слышала, что у нас появился новый ординатор третьего года, но только никто мне не сообщил, что ты лично устраиваешь ей экскурсию по больнице.

– Это моя работа.

Андреа придвинулась еще ближе, ее рука пробралась под халат Пирс и сжала ей задницу. Она стала тереться о Пирс бедрами и вжималась в нее всем телом.

– Я могу предложить тебе поработать в другом направлении, – сказала Андреа, обжигая Пирс взглядом из-под опущенных ресниц.

На Пирс обрушились воспоминания, как Андреа извивалась под ней, крепко обнимая ее тело руками и ногами и впиваясь ногтями в ее спину перед тем, как закричать в момент оргазма. Пирс закрыла глаза и застонала, не выдержав атаки этих ярких образов и напора прижимавшейся к ней Андреа.

Пирс запустила свободную руку в волосы девушки и прохрипела ей в ухо:

– Ты бы лучше перестала, детка, я все-таки на работе.

– Раньше это тебя никогда не останавливало, – выдохнула Андреа, покусывая Пирс за шею.

– Раньше я не делала обход…

– О, простите! – воскликнула ворвавшаяся в кладовку Уинтер, которая чуть не врезалась в обнимавшихся девушек. – Мне… мне нужны марлевые салфетки.

Пирс отпрянула от Андреа и кивком головы показала на все то, что она уже собрала и держала в руке.

– Кажется, у меня уже есть все, что тебе нужно.

Андреа с самодовольной усмешкой прошествовала мимо Уинтер и вышла в коридор.

– У тебя всегда есть все, что нужно, – многозначительно проронила она напоследок.

– Спасибо, мы в палате 1215, – резко сказала Уинтер, взяла салфетки и все остальное и тоже ушла.

– Прекрасно, просто прекрасно, – горестно вздохнула Пирс.

Глава 9

До конца обхода Уинтер разговаривала лишь со старшим Рифкином, обращаясь к Пирс в редком случае и исключительно по делу. Они закончили уже в одиннадцатом часу ночи, после чего Эмброуз Рифкин удалился, коротко пожелав им спокойной ночи.

– Тебе, пожалуй, тоже пора, у тебя завтра смена, – сказала Пирс, когда отец отошел достаточно далеко и не мог их слышать.

– Тогда спокойной ночи, – ответила Уинтер и пошла прочь по коридору.

Пирс мучительно раздумывала, как ей поступить. Последний час Уинтер была крайне холодна с ней, но Пирс не была настроена извиняться. Черт возьми, разве она совершила преступление?! Ей не за что было извиняться перед Уинтер. Проклятье.