Мина посмотрела на подругу долгим серьезным взглядом.

– Это совсем другое?

Уинтер кивнула.

– Она чувствует то же самое?

Уинтер кивнула еще раз.

– Тогда все отлично, – Мина похлопала Уинтер по колену. – Но я все еще хочу услышать подробности.

Рассмеявшись, Уинтер встала, поцеловала детей и направилась к двери.

– Может, и поведаю тебе что-нибудь, когда у меня будет время.

– Ну ты и зараза! – крикнула Мина вслед Уинтер.

В коридоре Уинтер наткнулась на Кена. Тот озадаченно смотрел в сторону детской.

– Это она мне? – спросил он.

– Нет, это она мне.

– Мда. Подбросить тебя до работы?

– Конечно, жду тебя внизу.

Спускаясь по лестнице, Уинтер прислушалась к доносившему до ее ушей смеху Кена и Мины, и на миг позволила себе задуматься о совместной жизни с Пирс. Как бы это было, живи они вместе, как ее друзья? Но Уинтер не стала долго размышлять на эту тему. Не то чтобы она не доверяла своим чувствам. Она доверяла – и своим, и чувствам Пирс. Но про все остальное этого не скажешь. Уинтер уже слишком хорошо знала, какой изменчивой и жестокой может оказаться жизнь. Не стоит загадывать далеко вперед.

* * *

– Увидимся, – Уинтер попрощалась с Кеном и отправилась в женскую раздевалку. Она повесила куртку в свой шкафчик, достала оттуда халат и надела его уже по пути в кафетерий. Ей нужно было выпить еще одну чашку кофе, чтобы окончательно проснуться. Она чувствовала усталость, но это того стоило. Улыбнувшись себе, Уинтер прокрутила в голове проведенную с Пирс ночь. При воспоминании о том, как они занимались любовью, как тело Пирс дрожало в сладких судорогах оргазма, Уинтер почувствовала, как у нее забурлила кровь.

– Господи! – выдохнула она, ощущая, как от желания у нее тяжелеет низ живота. – Я не должна сейчас об этом думать.

Продолжая улыбаться, Уинтер бросила взгляд на часы. С момента отъезда Пирс прошло чуть больше двух часов. Она вот-вот должна добраться до работы. Уинтер взяла себе большой стакан кофе и бейгел, расплатилась и отправилась к столику, за которым она обычно сидела с другими ординаторами. Обнаружив, что там никого не было, Уинтер нахмурилась и снова посмотрела на часы. Кстати, в раздевалке ей тоже никто не встретился. Да, по субботам в больнице дежурило немного ординаторов, но хотя бы кто-то должен же быть в кафетерии. Сидеть и ждать не было смысла, так что Уинтер пошла обратно. Добравшись до главного коридора, она увидела бежавшего навстречу ей Брюса.

– Что происходит? – спросила Уинтер. – Куда все подевались?

– Внизу, в отделении «скорой помощи». Там Пирс, – пропыхтел он.

– Она что, вернулась? – Уинтер не смогла сдержать восторга в голосе.

Брюс с любопытством посмотрел на нее.

– Ее доставили на вертолете минут пятнадцать назад. Что-то там с угоном машины…

Уинтер уставилась на Брюса. Она услышала его слова, но была не в силах их осознать. В голове у Уинтер сильно зашумело, и она выронила стакан с кофе. Брюс с воплем отпрыгнул в сторону.

– Что?! – закричала Уинтер. – О чем ты говоришь?!

– Я не знаю подробностей. Кажется, кто-то пытался угнать ее машину, а она попыталась помешать…

– Она пострадала? – Уинтер схватила Брюса за руку с такой силой, что тот поморщился. – Ты хочешь сказать, что Пирс здесь и она пострадала?

– Дзубров сказал нам, потому что ему позвонил ее отец …

– О Господи! – Уинтер отпустила руку Брюса и рванула в сторону отделения «скорой помощи».

– Ее отвезли на компьютерную томографию, – крикнул ей вдогонку Брюс.

Уинтер резко взяла вправо и толкнула плечом дверь пожарного выхода, которая вела на лестницу. Ошарашенный лаборант распластался вдоль стены, пропуская пронесшуюся мимо Уинтер. Она так летела по ступенькам, что несколько раз чуть не упала. В коридоре рядом с кабинетом компьютерной томографии толпились ординаторы и медсестры. Любопытные зеваки! Уинтер стала протискиваться сквозь них, не обращая внимания на удивленное ворчание и приглушенные ругательства, которые неслись ей вслед. Наконец, она добралась до двери в отдельное маленькое помещение, где стоял томограф. Монитора, за которым сидел лаборант, отсюда было не видно, потому что пространство перед ним было заполнено людьми, в основном – заведующими различными отделениями хирургии: нейрохирург, пластический хирург, кардио- хирург, хирург-офтальмолог.

У Уинтер сжалось сердце. Господи, что же с ней случилось? В центре группы врачей она увидела Генри Дзуброва и Эмброуза Рифкина. Не обращая внимания на недовольство тех, кого она расталкивала локтями, Уинтер пробилась к ним. Сквозь стеклянную перегородку ей был отчасти виден человек, которому делали томографию. У него были голые ноги. Где же ее джинсы и ботинки? Может, это вовсе не Пирс. Может, это ошибка. Это должна быть ошибка!

– Тщательно проверьте лицевые кости черепа, – сказал Рифкин невозмутимым и твердым голосом.

– Да, сэр, – отрывисто ответил лаборант.

– Это Пирс? – спросила Уинтер. У нее так сильно перехватило горло, что она едва узнала свой голос.

– Да, – подтвердил Дзубров пронзительным шепотом.

Какая-то часть сознания Уинтер автоматически оценивала ситуацию. Рядом с Пирс никого не было, и это означало, что она гемодинамически стабильна. Аппарат искусственного дыхания тоже отсутствовал – Пирс дышала самостоятельно. Рядом с томографом стояла лишь капельница с каким-то прозрачным раствором, трубка которой, вероятно, заканчивалась катетером в запястье Пирс. Но пакета с кровью на капельнице не было. Значит, у Пирс не было большой кровопотери.

– Что случилось? – спросила Уинтер вслух.

Она бы спросила и о том, почему никто не сообщил ей о случившемся, но откуда им было знать? О них с Пирс не знал никто. Ни один человек не догадывался, как много Пирс для нее значила. Уинтер сама только что осознала это, видя, как Пирс лежит там одна, и ей больно. Уинтер охватило такое неудержимое желание пробраться к ней, что она испугалась, что сейчас закричит. Будь она способна здраво мыслить в тот момент, она бы изрядно удивилась тому, что ответил ей сам Эмброуз Рифкин. Но Уинтер волновало не то, кто ей что-нибудь скажет, а то, что именно она услышит.

– По всей видимости, кто-то пытался угнать ее машину, она вмешалась и в результате получила несколько повреждений головы и груди, нанесенных тупым предметом.

Повреждения, нанесенные тупым предметом. Кто-то ее ударил. От этой мысли к горлу Уинтер подступила тошнота, но ей удалось отогнать дурноту. В кабинете было жарко и при обычных обстоятельствах, а сейчас, когда сюда набилось столько людей, в помещении стояла невыносимая духота. У Уинтер кружилась голова, и она оперлась рукой о стол, чтобы не упасть. Она не могла отвести взгляда от тела, лежавшего в томографе.

– Она в сознании?

– Несколько дезориентирована, но реагирует.

– С мозгом вроде бы все в порядке, – объявил техник, делавший снимки.

– Пусть это решит Льюис, – сказал Рифкин, давая пройти к монитору высокому, худощавому афроамериканцу.

Уинтер узнала его – это был завотделением нейрохирургии. Она вывернула шею, чтобы увидеть компьютерные снимки черепа и мозга Пирс. Желудочки мозга, заполненные спинномозговой жидкостью, выглядели симметричными и не были увеличены, признаков отека или кровотечения мозга не наблюдалось, скопления крови в пространстве между мозгом и черепом также не было заметно. Ни эпидуральной, ни субдуральной гематомы, ни воздуха внутри черепной коробки. Уинтер внимательно всмотрелась в снимок со сводом черепа и не увидела переломов. У Пирс не было серьезных повреждений головы. От облегчения, которое она ощутила, придя к этому выводу, Уинтер почувствовала слабость во всем теле.

– Все хорошо, – объявил Льюис. – Я дождусь снимков позвоночника, чтобы убедиться, что с шеей все в порядке. Только я выйду в коридор, здесь слишком душно.

– Не уходи далеко, – мягко сказал Эмброуз Рифкин.

– Я и не собирался, пока мы не убедимся, что с ней все нормально.

Уинтер не отрывала глаз от монитора, где один за другим появлялись снимки черепа и лица Пирс, выстраиваясь на экране как карты на карточном столе. Наконец, все снимки костей лицевого черепа и мягких тканей были сделаны.

Дзубров ткнул в монитор и сказал:

– С лицевым черепом тоже все в порядке.

– Нет, не в порядке, – заявила Уинтер и вытянула вперед руку, которая, как ни странно, не тряслась, хотя у нее было такое чувство, что сейчас она развалится на куски, показав на второй ряд снимков. – У нее переломы правой орбитальной стенки и трещина в дне глазницы, вот здесь, – Уинтер заметила, что стоявший рядом Дзубров покраснел, как рак, но ей было наплевать.

– Что думаешь, Патрисия? – спросил Рифкин у завотделением пластической хирургии.

Рыжеволосая пятидесятилетняя женщина, обычно веселая и порой до неприличия общительная, с мрачным видом тщательно изучила каждый снимок.

– Согласна, явно трещина в дне правой глазницы.

– Сканирование завершено, – сообщил техник.

У Уинтер больше не было сил ждать. Она обошла Дзуброва, толкнула плечом дверь в помещение, где стоял томограф, и бросилась к длинной и узкой платформе, на которую укладывали пациента для проведения томографии.

– Пирс? Солнышко?

Из томографа медленно выехала платформа, на которой неподвижно лежала Пирс. С тихим стоном Уинтер взяла ее за руку. Правая сторона лица Пирс опухла и была вся в синяках, правый глаз заплыл настолько, что она не могла его открыть. На шее у Пирс был специальный корсет на липучках для фиксации шейных позвонков. В белой больничной рубашке, усеянной нарисованными синими бриллиантиками, она казалась меньше и худее.

– Любовь моя!

– Я нормально, малыш, – сонным голосом пробормотала Пирс, сжимая пальцы Уинтер. Из-за отека шеи и внутриротовых тканей слова давались ей с трудом. Пирс ухитрилась улыбнуться левой половиной рта.

– Я просила их тебе позвонить.

Уинтер подняла руку Пирс и поцеловала ее, а потом погладила Пирс по груди. Она разрывалась от желания обнять Пирс и прижать к себе.

– Я только что обо всем узнала. Прости, что меня не было рядом, когда тебя привезли сюда.

– Ничего страшного. Чертов зоопарк.

Две медсестры вкатили в помещение каталку.

– Мы отвезем вас в операционную, доктор Рифкин, – сказала одна из них. – Вам нужно лишь осторожно перебраться на каталку.

Пирс дернулась и попыталась сесть.

– В операционную?! Зачем?

– Лежи спокойно, дорогая, – мягко сказала Уинтер, не обращая внимания на удивленные взгляды медсестер. – Давай для начала вытащим тебя отсюда, а потом поговорим.

Пирс попыталась повернуть голову, но ей мешал воротник. Она стала расстегивать липучки шейного корсета рукой, в которой стоял катетер от капельницы.

– Черт возьми, мне тебя не видно.

Уинтер наклонилась так, чтобы Пирс смогла увидеть ее лицо, и нежно обхватила ее за запястье, чтобы она не смогла снять корсет или оборвать капельницу.

– Не сопротивляйся, ты только навредишь себе. Сейчас я переговорю с твоим отцом, а потом вернусь к тебе. Никто не сделает с тобой ничего, чего ты не захочешь, обещаю тебе.

– Не уходи, пожалуйста.

– Я никогда не уйду, – сказала Уинтер и нежно погладила Пирс по волосам.

Струйка крови из пореза над правой бровью Пирс попала ей в левый глаз, и она моргнула.

– Какие-то сволочи пытались угнать мою машину.

– Они сильно просчитались, – по лицу Уинтер пробежала улыбка, и она постаралась успокоиться. – Вы можете наложить марлевую повязку с соляным раствором на этот порез и вытереть кровь, попавшую ей в глаз? – обратилась она к одной из медсестер.

– Конечно, – откликнулась девушка. – А что насчет операционной?

Пирс заметно напряглась, и Уинтер ласково сжала ее плечо.

– Пусть медсестры помогут тебе перебраться на каталку, милая. А я пойду, поговорю с твоим отцом, и потом сразу вернусь к тебе.

– Хорошо, – слабым голосом прошептала Пирс.

Уинтер нашла Эмброуза Рифкина за дверью в коридоре. Он был занят разговором с офтальмологом и пластическим хирургом, но Уинтер не потрудилась подождать, когда он освободится.

– Пирс нужно, чтобы вы к ней подошли. Она не может отправиться в операционную, не зная, насколько сильно она пострадала.

Эмброуз Рифкин взглянул на Уинтер с удивлением и интересом.