Кэрол Мэттьюс - Повернута на тебе

– Но все в деревне любят тебя, – напоминаю я ему. – Посмотри на пожилых леди, которые хлопочут вокруг тебя, как наседки. Они же не думают, что ты собираешься забрать мои деньги.

Один Бог знает – у меня едва ли осталось хоть что-то, так что и забирать-то нечего.

Доминик выглядит опустошенным. Очень тяжело видеть его таким, особенно после того, как мы прекрасно провели вечер, а Доминик оказался настоящей звездой снежной зоны.

– То, что сказала Нина, позорит меня. Если бы такое случилось дома, если бы моя репутация была так запятнана, я был бы вынужден уйти и жить на равнинах в одиночку.

– Но здесь не так. Здесь вообще все по-другому. Мы просто думаем: «Ну так черт с ними» и живем дальше. Правда, так мы и делаем.

– Моя семья, мои любимые захотели бы, чтобы я ушел. Они были бы рады, если бы я унес свой позор от их двери.

Ну как мне объяснить Доминику, что это просто буря в стакане, что на самом деле мне наплевать на то, что думают о нем мои коллеги! Но я вижу, что это тяжелым грузом лежит у него на сердце. Что бы я ни сказала Доминику, легче ему не станет.

– Если я навлек позор на себя, то навлеку его и на тебя. Сельские жители, твои друзья, перестанут любить тебя.

– Да мне все равно, что думает о нас с тобой кто-то другой. Пожалуйста, не зацикливайся на этом. Я никому не дам испортить то, что есть у нас. Я уйду с этой работы и займусь чем-нибудь еще, – говорю я. – Я и так уже об этом думала. Они все сводят меня с ума. И тогда мне не придется видеть ни Нину, ни остальных. Мы сможем завести новых друзей, друзей из деревни. А когда ты начнешь работать, то заведешь друзей и на работе.

– А что, если все они думают, что я плохой человек? Что, если все они думают, будто я хочу забрать у тебя твой дом и твои деньги? Вдруг они всегда будут смотреть на мою кожу и одежду и относиться ко мне подозрительно?

– Они не будут. – Я хватаю его за руку и сжимаю ее. – Не будут.

Кажется, я его не убедила.

– У Нины полно проблем с мужем. Вот и все. Она не может доверять Джерри, их отношения рушатся. Она просто не может вынести, что кто-то другой счастлив.

– Она – твоя лучшая подруга.

– Была лучшей подругой. Если она и дальше будет так себя вести, то я вообще не буду иметь с ней никаких дел.

– Но ты не должна разрушать вашу дружбу.

– Это не я ее разрушаю, Доминик, а она, потому что ведет себя как круглая дура.

Я подъезжаю к нашему дому. Дождь уже хлещет вовсю, и я рада, что мы целыми и невредимыми добрались домой.

– Я приготовлю тебе теплого молока, – утешаю я Доминика. – А потом мы посидим у камина и поговорим обо всем.

Он нерешительно открывает дверцу машины и выходит под дождь.

– Я должен это обдумать, – говорит он. – Я должен подумать о том, что будет лучше всего.

Я открываю входную дверь и говорю:

– Не надо ничего делать. – Арчи сбегает по лестнице и, счастливо мурлыча, крутится у нас под ногами. Я поворачиваюсь и обнимаю своего возлюбленного. – Мы просто будем жить, как жили, любить друг друга, планировать нашу свадьбу.

– В деревне я бы поговорил о своих страхах со старейшинами. Здесь у меня никого нет.

– У тебя есть я. И Майк. Хочешь, я позову Майка? Как думаешь, ты сможешь поговорить с ним?

– Нет, он европеец. Он скажет то же самое, что и ты. Я должен обдумать все сам. Пойду в сад.

– Тебе нельзя сидеть в саду. Дождь льет как из ведра. Ты простудишься и умрешь. Пожалуйста, ложись в кровать.

Он качает головой.

– Чтобы подумать, я должен быть один.

– Нет, – умоляю я. – Думай вместе со мной. Мы будем думать вместе. Не выходи под дождь, Доминик.

Но он идет наверх и мгновение спустя приходит в своем shuka.

– Доминик, но ты же не можешь выйти вот так, в этом! – Я показываю рукой на дождь, ручьями стекающий по окнам. – Прими ванну, замечательную теплую ванну. Она поможет тебе расслабиться.

– Ложись в кровать, Дженни, – говорит он. – Я скоро вернусь.

– Ты пугаешь меня, Доминик. Всего лишь одна из моих подруг оказалась злобной. Мы вполне можем обойтись без нее. Мы легко можем обойтись и без остальных. Ты единственный, без кого я не могу жить.

– Может быть, тебе будет лучше без меня. Кажется, они все так думают.

– Но не я. Я так не думаю. Имеет значение только то, что хотим мы сами.

– Иди в кровать, – повторяет Доминик. – Я скоро вернусь.

Я смотрю, как он выходит в ночь под ледяной дождь в одной только тунике. Арчи, неуверенно взглянув назад, в теплую кухню, выходит за ним следом. Даже кот собрался промокнуть до костей!

Доминик тихо закрывает дверь. Из окна, по которому текут струи, я вижу, как он идет по промокшему саду, и с каждым шагом тонкий хлопок его shuka темнеет от воды. В дальнем углу есть скамья под свисающими ветвями дерева – может быть, это ива, – и я вижу, что Доминик устраивается там.

Арчи вспрыгивает на скамью рядом с ним, и я надеюсь, что дерево будет им хоть каким-то укрытием. Ну почему Доминик не взял зонтик или пальто?

– Чертовы мужчины, – бормочу я. – Столько сил на них тратишь, и все впустую…

Но, конечно, на самом деле я так не думаю. Я вовсе так не думаю.

Хотя уже поздно, я сижу на диване и смотрю какую-то пустую передачу. Завтра утром мне надо быть в салоне, и если я не высплюсь, то ни на что не буду годна.

В два часа ночи я просыпаюсь среди диванных подушек. У меня онемели нога и обе руки. Изо всех сил я стараюсь сесть прямо, а потом пытаюсь оживить конечности, массируя их. Дрова в камине прогорели до угольков, и в коттедже холодно. Заставив себя встать, я плетусь на кухню и всматриваюсь в окно. Доминик все еще сидит в саду. С небес по-прежнему льются потоки воды, и я с трудом различаю красный цвет его shuka.

Я вздыхаю, наливаю чашку молока и ставлю ее в микроволновку. Потом иду в подсобку за резиновыми сапогами и большой курткой. Беру зонтик и отправляюсь в сад, по пути раскрывая зонтик. Дождь барабанит по ткани. Доминик поднимает взгляд, когда я приближаюсь к нему.

Я сажусь перед ним на корточки и с улыбкой говорю:

– Должно быть, ты уже достаточно подумал?

Он отвечает мне улыбкой:

– Да, достаточно.

– Теперь вернешься в дом?

Он кивает.

– Я согрела для тебя молоко.

Арчи по-прежнему лежит, свернувшись и подвернув под себя лапки, но теперь смотрит с облегчением, потому что его ночное приключение подходит к концу.

Доминик встает и потягивается. Когда я касаюсь его руки, то чувствую, что его кожа холоднее льда.

– Тебе повезет, если ты не простудишься. – Он не отвечает. – Теперь тебе лучше?

– Да, теперь я знаю, что должен сделать.

– Расскажешь?

Доминик отрицательно качает головой, а потом говорит:

– Ты должна знать, что я люблю тебя, Просто Дженни. Aanyor pii. Всем моим сердцем, навсегда.

Я притягиваю его к себе и заглядываю в глаза.

– Aanyor pii. – Положив голову ему на грудь, говорю: – Пойдем. Выпьешь молока, а потом мы с тобой пойдем спать. В семь часов мне надо вставать.

– Прости, что нарушил твой сон.

– Не говори так, – отвечаю я. – Я беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты один боролся с проблемами. Если мы хотим прожить вместе всю жизнь, то и разбираться с ними нам надо вместе.

Взяв его за руку, я нежно тяну его в дом, в тепло. В кухне заставляю его снять shuka и вытираю теплым полотенцем его крепкое мускулистое тело, поражаясь тому, как оно красиво. Я целую его там, где вытерла воду, и вздыхаю от удовольствия, когда думаю, что могла бы делать это всю оставшуюся жизнь. Тело Доминика отвечает мне, и я понимаю, что он тоже наслаждается.

Арчи сидит у его широких босых ног и ревниво жалуется на недостаток внимания. Закончив с Домиником, я вытираю полотенцем кота, а он жалобно мяукает.

Мы все идем наверх, и я крепко прижимаюсь к Доминику.

– Ты промерз, – шепчу я. – Как мне согреть тебя?

В полутьме я вижу, как черты его лица смягчаются, и он оказывается надо мной. Мы занимаемся любовью долго, не спеша. Мне вовсе не хочется, чтобы это закончилось. На часы я не смотрю.

Потом я лежу в его объятиях и чувствую себя на небесах, вправду на небесах. Что бы остальные ни говорили об этом мужчине, я точно знаю, что его любовь стойкая, непоколебимая, что он никогда не сделает ничего, чтобы ранить меня, и что мне никогда даже на секунду не придется сомневаться в нем.

– Я люблю тебя, – бормочу я куда-то мимо его ушей. – Я очень люблю тебя.

Доминик убирает волосы с моего лица.

– Я тоже тебя люблю, – говорит он. – Что бы ни случилось, я тебя люблю.

Это последнее, что я слышу, погружаясь в глубокий счастливый сон.

Радио будит меня песней «Тот, кто верит в мечту», которую поют Манкис[73] в своем веселом стиле шестидесятых годов. Я протягиваю руку к Доминику, но нахожу на кровати только пустое место. Заставляю себя открыть глаза – его нет. Мы заснули, должно быть, часа в три или около того, и я чувствую себя смертельно уставшей. Я потягиваюсь, лежа на спине.

Стоит мне лишь подумать о ночных любовных ласках, как все мое тело начинает дрожать. Я все еще чувствую Доминика внутри себя, чувствую его тело, прижатое к моему, и хочу, чтобы он повторил все это снова. Я точно знаю, что никогда в жизни не чувствовала себя такой удовлетворенной, такой любимой женщиной, и мнение чужих людей меня нисколько не волнует. Если это не настоящая любовь, то что же такое настоящая?

Песня заканчивается, и я заставляю себя сесть. Сегодня утром я не буду нежиться в постели. В девять часов, минута в минуту, я должна стричь и укладывать феном волосы моей первой клиентки, а затем у меня расписан весь день – ни одной свободной минуты, даже на обед нет времени.

Надеюсь, что Доминик делает свой обход деревни, проверяя, все ли в порядке у пожилых дам. При этой мысли не могу удержаться от улыбки.

Но тут замечаю Арчи – он лежит, свернувшись клубочком, в ногах кровати, и мгновенно просыпаюсь. Кот здесь, а Доминика нет, – значит, случилось что-то ужасное. У меня проваливается сердце, и я инстинктивно, без тени сомнения, понимаю – Доминик ушел.

Вскочив с кровати, натягиваю халат. Кот неохотно шевелится.

– Где он? – спрашиваю я своего кошачьего друга. – Ты знаешь, куда он пошел?

Но Арчи так же ошеломлен отсутствием нашего мужчины, как и я.

Лечу вниз и просто на всякий случай проверяю все комнаты.

Но я уже поняла. Сердцем поняла, что его здесь нет. В кухне нет его shuka, и ручка от метлы не стоит на своем обычном месте в подсобке. Я должна была еще вчера понять, когда он заговорил о необходимости уйти из деревни и жить в изгнании, если он опозорен. О, черт возьми! Я дура, просто дура! Почему до меня сразу не дошло, о чем он говорил?

И в этот момент рядом с кошельком, вынутым из моей сумочки, я замечаю записку. В ней всего три слова: «Aanyor pii. Доминик».

О, Боже! Я хватаюсь за стол, чтобы не осесть на пол.

Выбегая в переулок, начинаю звать:

– Доминик! Доминик!

Я мечусь по деревне, как угорелая, но его нигде не видно. Сколько времени прошло с той минуты, как он ушел? Куда он пошел? Я ничего не знаю. Мой возлюбленный уходил от меня, а я спала, блаженствовала в грезах и ничего не услышала. Когда я добегаю до почтового отделения, там человек шесть забирают свои утренние газеты, и я спрашиваю их:

– Никто не видел Доминика?

Все качают головами.

– Нет, – говорит из-за прилавка миссис Эпплби. – Все хорошо, Дженни?

– Нет, – отвечаю я. – Вовсе нет.

– Чем-нибудь могу помочь, милочка? – Она хмурится.

– Доминика нигде нет. Если вы его увидите, отправьте домой, пожалуйста.

Я бегу обратно и снова кричу и кричу его имя, но, где бы ни был Доминик, из Нэшли он давно ушел. Что делать? Что мне теперь делать? Как найти его? Как уговорить вернуться?

Я уже задыхаюсь от бега и вижу, как из своего дома выходит Майк, чтобы отправиться на работу.

– Майк! – кричу я.

Увидев меня, он в шоке делает шаг назад.

– Что ты делаешь в одном халате при такой погоде, Дженни? У тебя все в порядке?

Подбегая к нему, я качаю головой.

– Доминик, – говорю я и в изнеможении падаю на Майка. Только теперь из моих глаз начинают литься слезы. – Он ушел.

Майк удерживает меня, отодвигает на некоторое расстояние и внимательно смотрит мне в глаза.

– Доминик ушел? Куда?

– Не знаю, – признаюсь я. – Понятия не имею. Как можно дальше от меня. Это все, что мне известно.

– Вы поссорились? – спрашивает сосед.

– Все гораздо хуже.

Он терпеливо ждет моих объяснений.

– Вчера вечером мы ходили в снежную зону. Группой. С работы. Там было чудесно. Доминик был великолепен. Видел бы ты его! – Я вздыхаю от расстройства. – А потом я разговаривала в раздевалке с Ниной и сказала ей, что мы с Домиником решили пожениться…