«Кто-нибудь за вами шел, вы не заметили?»

«Нет, — заверил его Мукам Махсум, — никто за нами не шел… Мы не беглые преступники… Можете не бояться! Просто нужно подождать, пока улягутся страсти. Вот мы и решили найти у вас на некоторое время приют».

«Ясно. Но должен вас предупредить, что мой дом не безопасен».

«Почему вы так думаете? Вы — почтенный, благонадежный человек. Кто вас станет преследовать? Неужели вы…»

«Простите меня, Махсум-джан, — перебил его хозяин дома, — всюду есть злые духи, нечистая сила… Все время неожиданно, сами собой воспламеняются одеяла, подушки, уголь, дрова… Днем и ночью летят в мой дом сухие комья глины. Сейчас у меня и в женском и в мужском дворе сидят шесть чтецов Корана и читают священную книгу. А тут еще демонстрация, восстание… Я просто с ума схожу от всего этого! Если я впущу вас, муллы непременно донесут на меня… Вы уж простите меня, Махсум-джан!»

Нам стало ясно, что из этого «укрытия» ничего не выйдет… Мы потихоньку вышли на улицу и начали обсуждать положение.

Куда же идти? Я считал, что самое безопасное место — кладбище. Друзья сначала замялись, но в конце концов пришли к такому же выводу. И мы, не теряя времени, двинулись в сторону кладбища, называющегося холмом Ходжа-аспгардона. Мы, все четверо, поместились в заброшенном, полуразрушенном склепе, сооруженном из камня и жженого кирпича. Один из наших спутников, не помню уже кто, очень боялся мертвецов, его мы оставили у самого входа, чтобы он мог время от времени высовываться, глотнуть свежего воздуха. Мукам Махсум и Халим Ашуров мертвецов не боялись, но оказались изнеженными: затхлый воздух склепа и мелкая въедливая пыль вызвали их крайнее раздражение, они то и дело отряхивались, морщились, что-то бормотали, видимо, ругались. И все же им пришлось лежать на этой затхлой земле, ожидая, когда можно будет уйти. Я был моложе их, но, как ни странно, рассудительней и осторожней. Я напряг весь свой слух, стараясь услышать, что происходит поблизости… Вот проехал фаэтон, вот прогрохотала арба, прокричал осел, свора собак с лаем носилась внизу, у самого холма…

Наконец наступила ночь. Ее темное покрывало окутало Бухару. Но казалось, что и во тьме она кипит интригами. Мы хотим света, но, оказывается, и темнота в иных случаях бывает нужна. Она может спрятать человека от грозящей опасности, от нападения врага… Мы вышли из склепа, когда на улицах уже никого не было. С холма спускались поодиночке и быстро свернули в переулок, в котором жил Мукам. Все вместе вошли в его невзрачный домик, закрыли на засов дверь, опустили занавески. Ждали.

Утром пришел водонос, рассказал, что творится в городе. По улицам ходят приближенные эмира и кушбеги, муллы и их ученики и еще разный сброд… Они вылавливают джадидов и вообще всех, кто им кажется джадидом или их единомышленником. Тащат в Арк, а там бросают в темницу. Они разгромили дом Файзуллы Ходжаева, но ни его самого, ни его семьи там не оказалось. Они своевременно ушли…

…Мы сидели в доме Мукама словно пленники, обдумывали, что нам делать. Любым путем надо выбраться из Бухары. И конечно, добраться до Кагана. Я сделал из найденных в доме волос для всех искусственные бороды и усы, намотал огромные чалмы, надел широкие халаты. Водонос пошел на биржу, нанял щеголеватого извозчика с красивым фаэтоном и подъехал к дому. Пара коней бежала резво и быстро, и мы скоро очутились за городом. Так мы избавились от преследования и благополучно добрались до Кагана.

Рассказ Насим-джана был прерван, поезд прибыл на станцию Караул-Базар и остановился. Карим и Насим-джан вышли из вагона и прошли вдоль всего состава, чтобы поговорить с красноармейцами, узнать, как они едут, каково их настроение… Все было хорошо. По словам начальника эшелона, часов через пять поезд должен прибыть в Карши.

Поезд тронулся примерно через час. Карим ждал продолжения рассказа Насим-джана.

— Мне довелось еще раз спасти Мукама Махсума… Он был на волоске от гибели… Это было во время наступления белых войск под командованием генерала Дутова.

— Интересно, расскажите!

— Дело было летом 1918 года в Ташкенте. Революционный комитет младобухарцев решил отправить в Москву комиссию для переговоров с правительством РСФСР, с товарищем Лениным, просить о помощи… В эту комиссию входили Файзулла Ходжаев, Ахмад-джан Махсум Хамди, Мукам Махсум и я… Вдруг перед нашим выездом пришло сообщение, что генерал Дутов идет на Оренбург. Удастся ли проехать или нет? Но революционные дела не терпели отлагательства, а все надежды были на помощь России, так что мы решили ехать. Будь что будет!

За час до прибытия в Оренбург к нам в купе вошел кондуктор и предупредил, что поезд дальше не пойдет. Собирайтесь, мол, выходить.

«Почему? — спросил Файзулла. — Ведь у нас билеты до Москвы».

«И я бы не прочь быть в Москве, — вздохнул кондуктор, — путь отрезан. Белые заняли Самару и другие города…»

Остальные члены комиссии тревожно смотрели на Файзуллу. Однако на его лице не было ни малейших признаков страха, он был спокоен, выдержан, как всегда.

«Ну хорошо, ничего не поделаешь, — сказал он, что-то обдумывая. — В Оренбурге живет много мусульман, у меня среди них есть хорошие знакомые и друзья, есть и постоялые дворы бухарцев…»

«В постоялых дворах бухарцев останавливаться опасно, — сказал Мукам Махсум, — там околачиваются разные люди… Нужно найти другое место».

«А может, лучше обратиться в штаб Красной Армии? — посоветовал Ахмад Махсум. — Там помогут».

«Хорошо, доедем — на месте обдумаем, видней будет», — заключил Файзулла и начал складывать свои вещи.

За сборами быстро прошло время, вот и оренбургский вокзал. На перроне нас встретил Олим-джан Джураев, друг Файзуллы Ходжаева.

Высокий стройный молодой человек, примерно одних лет с Файзул-лой, Олим-джан Джураев горячо поздоровался со всеми: «Добро пожаловать. За вокзалом нас ждет фаэтон. Идемте!»

Мы обрадовались этой встрече и с благодарностью приняли приглашение Олим-джана. В зале ожидания на вокзале к нам подошел полный человек с большим животом и маленькой круглой бородкой, одетый в бухарский халат, с чалмой на голове.

Он приветливо со всеми поздоровался и сказал:

«Я ходжа Гулом. Для своих земляков содержу постоялый двор, готов служить вам. Пришел поезд, я и вышел… Что ж, думаю, может, встречу земляков и смогу помочь им… Милости просим в дом слуги вашего!»

«Спасибо, дядя ходжа, — ответил за всех Файзулла, — я знаю о вас, вы очень хороший человек, заботитесь о земляках… Что поделаешь! Нас еще раньше пригласил Олим-джан».

«А, конечно, что поделаешь! Ну что ж, он мне как сын!»

«Вот и пожалуйте вечером к нам», — вежливо, но суховато сказал Олим-джан и направился вместе с нами к выходу.

Олим-джан Джураев был известен в свое время в Бухаре как один из самых богатых купцов и широкой души человек. Но ему пришлось расстаться с родной Бухарой, так как он не признавал власти эмира. Он переселился в Россию, избрав местожительством Оренбург. Там выстроил дом для себя и семьи, лавки и торговый двор. Еще в детстве он подружился с Файзуллой Ходжаевым. Живя до революции в Москве, Фаизулла не раз помогал ему, оказывал разные услуги. И неудивительно, что, узнав о прибытии Файзуллы с друзьями, Олим-джан встретил их и поселил в своем доме, где они были радушно приняты. В гостиной, убранной на европейский лад, гостей усадили за большой круглый стол. Гости изрядно проголодались и отдали должное вкусной еде… Попозже, за чаем, начали обсуждать создавшееся положение.

«С чего мы начнем? — обратился Фаизулла к хозяину дома. — Прежде всего нужно узнать, что делается у вас на фронте. Если можно надеяться, что генерал Дутов со своим войском скоро будет разгромлен, то мы обождем. Если же враг еще силен, то надо действовать. Но как?»

«Я пойду в гарнизон или в городскую комендатуру, — сказал Ахмад-джан Махсум. — Тут, как мне говорили, находится мой друг, татарин. Он командует воинской частью. Если он окажется здесь, то постараюсь с ним встретиться. Он, должно быть, сможет дать дельный совет».

«А я схожу к ходже Гулому, — сказал Олим-джан. — Этот старый хитрец общается с белыми и, наверное, знает многое… А вы лучше отдохните с дороги».

Время было послеполуденное. Небо серое, пасмурное, легкий ветерок, играя, поднимал дорожную пыль.

Мы с Мукамом Махсумом тоже ушли — хотелось пройтись по городу. В доме остался один Фаизулла.

Раньше всех вечером, как только стемнело, явился Олим-джан. Он был крайне возбужден и чем-то разгневан. Но, увидев Файзуллу, как-то сразу успокоился, и глаза его потеплели.

«А где другие? — спросил он. — Неужели еще не вернулись? Ну, наверное, сейчас придут… А вы молодец, что решили отдохнуть».

«Как ваша беседа с ходжой Гуломом?»

«Ох, лучше не спрашивайте!»

Он посидел минуту задумавшись, потом встал и вышел из комнаты.

Фаизулла недоумевал: «Что произошло? Странно!»

Через несколько минут Олим-джан вернулся, сел поближе к Файзулле, стал рассказывать:

«Я всегда думал, что это низкий человек, что он может оказаться предателем, шпионом… Но не представлял себе, до какой степени! Он встретил меня очень приветливо, угостил вином. Потом, когда заговорили о делах, он сказал, что белые очень близко, что не сегодня завтра они возьмут Оренбург».

«Он может и соврать, похвалиться своей осведомленностью», — заметил Фаизулла.

«Так или иначе, но город, кажется, действительно уйдет из рук красных, — с тревогой сказал Олим-джан. — Я-то смогу спасти вас и при белых, обеспечу укрытие… Но этот негодяй найдет и предаст вас! Он даже предложил мне стать его сообщником, сказал, чтобы я промолчал насчет приближения Дутова, наоборот, я должен вас уверить, что он при последнем издыхании. Зато, когда город будет занят белыми, чтоб я лично, своими руками передал ему вас, именно вас! Для меня, мол, это выгодно — заслужу расположение Дутова».

«Что же вы на это ответили?»

«Принял все его предложения, даже от себя добавил, сказал, что нужно сообщить каким-то образом об этом белым до их прихода».

«Вот молодец!»

«Да, я хотел разведать, кто здесь общается с Дутовым… Оказывается, он-то сам и держит эту связь со штабом генерала и уже успел о вас доложить!»

«Да, обстановка! — задумчиво сказал Файзулла. — Что же теперь надо делать?»

«По-моему, как можно скорее выбраться из города!»

«Куда и на чем?»

«Я могу привести пару добрых коней».

«Но нас четверо!»

Олим-джан смутился: как же он упустил это из виду! Но Файзулла его успокоил:

«Ничего, не тревожьтесь. Придут мои товарищи, вместе решим».

Все вскоре пришли, печальные и усталые, хотя ничего еще не знали о грозящей опасности. Только один Ахмад-джан Махсум, как всегда спокойный и сдержанный, чему-то даже улыбался.

«Ну как, — обратился к нему Файзулла, — были в штабе красных, нашли своего друга?»

«Нашел, он здесь и работает, в штабе… Сказал, что не вовремя мы приехали: Оренбург со всех сторон окружен белыми. Через день-другой штаб эвакуируется на восток. Он предложил присоединиться к ним и вместе сражаться с белыми».

«Что же вы ответили?»

«Сказал, что отвечу, когда посоветуюсь с товарищами… Лично я думаю, что другого выхода нет».

«Совершенно верно! — воскликнул Файзулла. — Мы оба можем присоединиться к Красной Армии. А что будут делать остальные двое?»

«О, за нас не беспокойтесь, — живо сказал Мукам Махсум, — меня и Насим-джана опекает ходжа Гулом. Он ручается, что с нами ничего не случится».

«Где вы видели его?»

«Мы гуляли по городу и встретились с ним… Он пригласил зайти в его лавку, угостил чаем и попутно рассказывал о событиях. Белые будто бы уже у входа в город. Мы спросили, что же делать, неужели мы приехали сюда, чтобы найти свою смерть? Ходжа засмеялся и весело сказал: «Нет, что вы! Вы ведь сын почтенного муллы! Ни один волос не упадет с вашей головы. Я не допущу. Но с одним условием: отделиться от Фай-зуллы!» Он нас ошеломил, мы терялись в догадках и не знали, что ответить. Тут, видя наше недоумение, он добавил: «Нужно найти какую-нибудь причину… А вы завтра же перебирайтесь ко мне. Об остальном позабочусь я!»

«Что вы ответили?» — нетерпеливо спросил Олим-джан.

«Что мы могли ответить? Мы согласились».

«Правильно! Молодцы! — воскликнул после короткого раздумья Файзулла. — Теперь нужно решить, как провести это дело. Я предлагаю, чтобы завтра утром Насим-джан и Мукам перешли в дом ходжи Гулома. Ахмад-джан уйдет к своему товарищу в штаб Красной Армии. А мы, Олим-джан и я, сядем на приведенных вами коней и поскачем в Саратов. Здесь нам оставаться при белых опасно».

«Вы правы. А из Саратова, надо думать, мы сумеем попасть в Москву».