Селеста Брэдли - Повеса в моих объятиях

Наслаждение. Горячее, мокрое, скользкое наслаждение.

Он начал водить пальцем по ее нежной плоти. Она задрожала, но он был очень осторожен и искусен.

Он делал это вновь и вновь, заставляя ее извиваться под ним и упираться руками в его мускулистую грудь.

Она закричала, запрокинула голову, испытывая острый оргазм.

Он схватил ее за бедра и резко вошел в нее.

Она закричала от боли.

— Прости меня. — Он быстро прижал ее, дрожащую, к своей груди. — Прости меня, любимая, все хорошо. — Он убрал с ее лица волосы, взволнованно вглядываясь в ее удивленные глаза. — Дыши глубже. Это надо было сделать быстро, пока ты была расслаблена.

Она сморгнула слезы, легла, он все еще был в ней. Она почувствовала жар, а потом боль.

Она посмотрела на него и увидела, как он волнуется за нее.

— Не хочу больше делать это.

Желваки на его скулах заиграли, но он кивнул:

— Это твой выбор.

Он был так добр. Мог ли быть другой мужчина таким сильным, храбрым и вдобавок ко всему еще и таким нежным?

— Прости меня, — прошептала она. — Давай продолжим.

— Хорошо. — В его зеленых глазах вспыхивали отблески огня. — Но если ты решишь остановиться, можешь сделать это в любой момент.

Она покорно кивнула. Предвидя боль, она медленно начала двигаться под ним.

Удовольствие. Она распахнула глаза и удивленно посмотрела на него.

Он усмехнулся, его глаза заблестели.

— Неужели я забыл тебе сказать, что больно будет лишь один раз?

Большие руки исследовали ее тело, ласкали талию, грудь, гладили по волосам. Он пристально посмотрел ей в глаза, в его взгляде она увидела гордость и любовь.

— Давай, моя шалунья, — прошептал он.

Он застонал от удовольствия, мышцы на его груди и спине напряглись, сделав его тело еще рельефнее. Когда пришел момент, она задрожала, откинула голову, выкрикивая его имя, и испытала бурный оргазм.

Когда она наконец пришла в себя, то подняла голову и мягко поцеловала его.

— А теперь я хочу доставить удовольствие тебе.

Он вздрогнул, понимая, что если она будет продолжать, он потеряет над собой контроль.

— Нет, мы не должны. Тебе пока нельзя…

Она скользнула руками по его большому телу, чувствуя его вибрацию.

— Я хочу тебя.

— Я… не думаю, что смогу сдерживать себя. Я не хочу причинить тебе боль.

Она даже не слушала его.

С гортанным рыком он повалил ее, прижал своим телом и глубоко вошел. Она застонала, ее красивый, замечательный, нежный мужчина входил в нее снова и снова, высвобождая свои животные инстинкты. Он поднял ее ноги, чтобы она смогла обхватить ими его бедра, полностью открыв ее для своего вторжения, и продолжил заниматься с ней любовью, чувствуя ее горячее, непреодолимое желание. Ей было немного больно, но его бурная страсть накрывала ее с головой, так что теперь она уже не могла отказаться от его напористых и сильных движений.

Затем он, издав звериный рык, задрожал всем телом, схватил ее так крепко, что у нее перехватило дыхание, и она почувствовала, как его член отчаянно пульсирует внутри ее.

Когда все закончилось, как тогда, в саду, он вышел из нее. Он поцеловал ее в шею и прошептал что-то успокоительное.

Она хотела его. И ее желание исполнилось!

Спустя какое-то время Колин отпустил Пруденс.

— Прости меня, — сказал он мягко. — Это было… непростительно. Как ты?

Она улыбнулась:

— Я? Посмотри на себя. Ты едва дышишь, а твое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Она прикоснулась кончиком пальца к тому месту его груди, где билось сердце. — О, дорогой, неужели я сделала это? — Она с сожалением покачала головой. — Думаю, я жестоко использовала тебя.

Он моргнул.

— Но я… дело в том, что я…

Она закатила глаза.

— Сэр Колин, я знаю, что ты человек порядочный и джентльмен, но могу я попросить тебя причинить мне немного боли и страдания? Больше тебе такого шанса не представится.

Раскаяние покинуло взгляд его зеленых глаз, а на лице появилась дразнящая усмешка.

— Никогда не думал, что мной кто-то воспользуется.

Ее миссия была выполнена, она сбросила с лица дерзкую маску и смущенно улыбнулась ему:

— Мне все понравилось. Очень понравилось.

Он в сомнении поднял бровь.

— Все-все?

— Каждое мгновение, кроме одного, но без него никак.

Она крепче прижалась к его большому теплому телу и стала водить кончиком пальца по мускулистой груди, по бугоркам и впадинам бицепсов, приблизилась к его соскам, плоским, словно медные монетки.

— Мужчины такие разные, — задумчиво произнесла она.

— Мужчины очень прямолинейны. Мы как лошади или крупный рогатый скот. А вот женщины очень странные существа. Все эти укромные местечки и секретные пещерки. Такие чувствительные.

— А как насчет этого? — Она прошлась рукой вдоль его тела. Он вздрогнул. — Мне кажется, это место у вас тоже очень чувствительно.

Она нежно прикоснулась к его все еще возбужденному члену.

— Ему нужно несколько сладких мгновений, и он вновь оживет. — Колин перекатился и подбросил что-то в огонь. Эту штуку, которую он надевал, чтобы она не забеременела. Потом он вернулся назад и прижался к ней своим телом. Она обхватила ногами его бедра и легла, опустив голову на мускулистую руку. Она была обнажена, и ее мужчина — тоже. Она, наверное, должна быть смущена, чувствовать себя не в своей тарелке и плакать о потерянной невинности.

Никаких сожалений. Только не сейчас. И вообще никогда. Никакого стыда, никакого замешательства. Она любила этого мужчину, всего его. Начиная с его больших ступней и заканчивая завитками волос на его затылке. Она была нага, она была с ним, и это было самое естественное, что могло произойти с ней в этом мире.

Она играла с жесткими колечками волос на его груди.

— Так сколько… мгновений?

Он мягко поцеловал ее.

— Ммм?

Она задрожала, когда вибрация от его голоса прошла сквозь все ее тело…

— Как много мгновений нужно ждать, чтобы он ожил? Он прикоснулся кончиками пальцев к ее подбородку и поднял ее лицо, чтобы поцеловать.

— Не так много, дорогая, но все же больше, чем у нас есть.

Она нахмурилась.

— Так давай поторопимся!

— Правда? — Его широкая ладонь скользнула по ее телу. Она застонала от удовольствия — до тех пор, пока он не коснулся самой чувствительной точки.

— Ой!

Он тотчас же остановился.

— Нежнее?

Она нахмурилась, раздраженная.

— Я не знаю… я думала… черт побери!

— Ухты! — Он мягко засмеялся. — Какие выражения! Отведя взгляд, она сморгнула слезы. Он поцеловал ее в висок, придвинувшись ближе.

— Что случилось?

Чувствуя себя дурой, она отвернулась и выдохнула.

— Не знаю, — отрывисто прошептала она. — Я думала, у нас — целая ночь.

Один раз. Только один раз заняться с ним любовью, а ведь эти воспоминания должны были остаться с ней на всю жизнь! Только один раз!

Сердце Колина заныло от боли в ее голосе. Одной ночи более чем достаточно. Даже этого одного раза не должно было быть. Он сел и, усадив ее к себе на колени, повернулся к теплу камина. Он откинул ее красивые волосы и нежно поцеловал в полные слез глаза, сначала в один потом в другой.

— Не плачь.

— Я не плачу. Просто я… они сами текут.

Он усмехнулся:

— Тогда пусть не текут.

— Но я сама все испортила. Ты пытался предупредить меня, но я тебя не послушала.

— И не слушаешь до сих пор. И ты ничего не испортила. Ты здесь, теплая и сладкая, в моих руках. Я растворился в тебе, как я не растворялся ни в ком. Я насытился. Удовлетворен.

Она всхлипнула.

— Никогда? Это разве не обычное состояние для тебя?

Он уткнулся в ее шею лицом. И засмеялся коротким, отрывистым смехом.

— Нет, моя неистовая Пруденс, это для меня не самое обычное состояние. Ни одной женщине еще не удавалось разбудить во мне дикого зверя.

— О! — произнесла она удовлетворенно. — Что ж, тогда все в порядке. — Она вновь начала исследовать мышцы его груди. Он втянул воздух сквозь зубы, она остановилась. — Ты что, боишься щекотки, сэр Колин?

Он знал этот невинный голосок.

— Не смей, мисс Филби, или мне придется применить силу. — Он лизнул кончиком языка ее ухо. Она задрожала в его руках, но не прекратила свою неугомонную шалость.

Началась молчаливая борьба. С маленькими поцелуями и нежными прикосновениями.

Колин чувствовал, как время бежит сквозь пальцы. Время теперь работало против них. Скоро утро.

Наступало время печали.

Он нагнулся к ней и вдохнул ее аромат. Она пахло сладко и очень женственно, как дорогое мыло, но он скучал по острому, дикому запаху мяты.

Она подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза были словно серебряные озера, отражающие языки пламени.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Всегда буду любить.

«Я люблю тебя». Он крепко прижал ее к себе, чтобы она почувствовала слова, которые она не дала ему произнести слух. «Всегда». К горлу его подступил ком, он очнулся только тогда, когда понял, что чуть не задохнулся от недостатка воздуха. Что он будет делать без своего искреннего дорогого друга, его открытой и честной возлюбленной, его страстной и отважной спутницы?

«Как же я буду жить без моей Пруденс?»

Его жизнь до нее казалась бессмысленной тратой времени, никчемным времяпрепровождением.

— Где ты была, когда мне было двадцать лет? — прошептал он.

Секунду спустя она повернулась к нему, нахмуренная:

— Наверное, училась писать слово «кот».

— Что? — Он в ужасе посмотрел на нее. — Сколько же тебе лет?

Она моргнула и посмотрела на него, между бровей пролегла складка.

— Понимаешь, я точно не знаю. Родилась я в августе. Мне было пятнадцать, когда умерли мои родители, а Эвану было восемь…

Произведя кое-какие математические вычисления, он похолодел.

— О Боже мой! Тебе ведь только девятнадцать!

Она подняла голову и, изогнув губки, произнесла:

— А ты быстро соображаешь!

Пруденс снова стала нахальной, он так скучал по ее дерзости, но было не самое подходящее время для воспоминаний.

— Я лишил девственности девочку. — Им овладело беспокойство. Некоторые мужчины только этого и добивались, но его всегда это приводило в ужас.

— Не будь занудой! — Она закатила глаза к потолку и вздохнула: — Мне извиниться, чтобы тебя не мучила совесть, или мы сойдемся на том, что я развита не по годам, и пойдем дальше?

Он сглотнул. Конечно, она права. Теперь уже ничего не исправить, и какие-либо драматические отступления с его стороны будут проявлением эгоизма. Так что он подавил очередной стон, когда подумал о том, что обо всем этом скажет Эйдан.

«Эйдан никогда не узнает. Потому что никогда не увидит Пруденс. Она уже никогда не станет подругой Мэдлин. После этой ночи она никогда уже не будет с тобой».

Он просто не мог себе этого представить. Но это было неотвратимо.

Как если бы она знала, о чем он думает, Пруденс повернулась и резко обвила его шею руками, прижалась к его груди, сердце к сердцу, и он держал ее, просто держал в своих объятиях, пока она всхлипывала без слез и дрожала.

Спустя несколько минут она подняла глаза и посмотрела на него.

— Мне так много нужно сказать тебе. Нам нужно еще немного времени. Так много я хотела узнать.

Он поцеловал ее в лоб и кончик носа.

— Что ты хотела бы узнать?

Она выдохнула, как будто собиралась с силами.

— Расскажи мне о сэре Колине.

Он пожал плечами.

— Я опубликовал кое-что из работ моего отца. Их оценили. Полагаю, что поскольку отец умер, то принц-регент решил посвятить в рыцари меня.

Она нахмурилась.

— Это не все. Расскажи мне всю правду.

Он посмотрел в сторону.

— Я бы не хотел обсуждать моего отца.

— Твой отец сделал тебя таким, каким ты стал. Ты никогда не сможешь отсечь его от себя. Так расскажи мне, как же твой отец смог сделать так, что тебя наградили без каких-либо усилий с твоей стороны. И расскажи мне чистую правду.

Он вздохнул и встретился с ней взглядом.

— Мисс Пруденс Филби, великий инквизитор…

— Ты тянешь время.

— Да, сэр. — Колин положил ее голову к себе на плечо, так, чтобы не видеть себя в ее залитых лунным светом глазах. А он-то думал, что нагим он оказался перед ней, когда разделся! — В действительности я не знал своего отца. Он отослал меня, когда умерла мама, так что воспитывала меня тетушка.