2. Гневается Эрот, — ибо враждолюбив он и неумолим к надменным, — и пускает в ход свои уловки; самому богу казалось нелегким овладеть юношей. И вот, вооружившись и взяв с собою всю силу любовных пагуб,[4] он пошел на Габрокома войной. Справлялся праздник Артемиды Эфесской[5] — торжественное шествие к святилищу, расположенному в семи стадиях от города.[6] По обычаю, в шествии принимали участие эфесские девушки в праздничных одеждах и эфебы[7] — сверстники Габрокома. Юноше было около шестнадцати лет, он шел с эфебами в первых рядах. Зрелище привлекло много народа, эфесцев и чужестранцев; здесь, по обычаю, родители выбирали женихов девушкам, а юношам — невест.[8] Шествие выступало так; сначала шли жертвенные животные, люди с факелами, корзинами и благовониями, за ними кони, собаки и те, кто нес охотничью снасть, затем девушки; каждая была украшена словно для возлюбленного.

Предводительствовала строем девушек Антия, дочь ефесцев Мегамеда и Евгиппы. Красота ее была поистине удивительна, и намного превосходила Антия всех остальных сверстниц. Она достигла уже четырнадцати лет, тело ее цвело[9] прелестью, и красота одежд еще более увеличивала привлекательность юности. Волосы золотистые, почти все пряди нескрепленные, лишь немногие заплетенные, веянием ветра потрясенные; глаза оживленные, как у девы проясненные, как у целомудренной смятенные. Одежда — хитон багряный, поясом опоясанный, до колен спускающийся, локтей касающийся; оленья шкура, обвивающая стан, на ремне колчан, лук и стрелы, руки девы дротик несут, следом собаки бегут.[10] Часто и прежде, видя Антию в храме, эфесцы преклоняли колена, словно перед Артемидой; и теперь, как только она показалась, началось общее ликование. Слышались громкие возгласы: одни в удивлении кричали, что это сама богиня, другие — что дивное творение богини. Но все согласно ей молились, преклоняя колена, прославляли ее родителей и единодушно превозносили прекрасную Антию.

Когда девушки скрылись из виду, все только об Антии и говорили, пока в сопровождении эфебов не показался Габроком. А тут весь народ, взглянув на юношу, забыл о сладостном зрелище, которое являли девушки, и с ликованием обратил взоры на Габрокома; пораженные его красотой, все повторяли: «Прекрасен Габроком и, как никто другой, — истинное подобие прекрасного бога[11]». Некоторые уже говорили: «Сколь желанен был бы брак Габрокома и Антии!» А это были лишь первые шаги коварного Эрота. И вот уже до молодых людей дошла молва друг о друге, и Антия стремилась увидеть Габрокома, и Габроком, дотоле ненавистник любви, желал увидеть Антию.

3. Когда шествие закончилось и все вошли в храм, чтобы принести жертвы, строй нарушился: вместе оказались мужчины и женщины, эфебы и девушки. Тут они видят друг друга. Антию пленяет Габроком, а Габрокома — Эрот, и юноша уже смотрит на Антию непрестанно и бессилен отвести глаза — бог владеет им неотступно. И Антия почувствовала любовный недуг; широко раскрытыми глазами она впитывала струящуюся в них потоком красоту Габрокома, пренебрегая тем, что это не подобает девушке; если она говорила, то единственно для ушей Габрокома, если обнажала, насколько прилично, свою красоту, то лишь для глаз Габрокома. Он же весь отдался созерцанию и стал пленником Эрота

После жертвоприношения Антня и Габроком расходятся, печальные, и сетуют на столь скорое расставание. Им хотелось дольше глядеть друг на друге, и они непрестанно оборачивались и останавливались, придумывая для этого всевозможные предлоги. А когда пришли домой, оба поняли, какое ужасное зло с ними случилось. Каждый вспоминал красоту другого, и любовь разгоралась. К концу дня страсть настолько возросла, что ночью они мучатся нестерпимо и уже не в силах ее преодолеть.

4. Терзая волосы и разрывая одежду, Габроком воскликнул: «Горе мне! За что я так страдаю, несчастный? Доселе мужественный враг и хулитель Эрота, я пленен и побежден и деве рабом служить принужден. Я уже не думаю, будто нет никого меня прекраснее, и Эрота признаю богом. О, я слабый и злополучный! Неужели у меня теперь недостанет сил, неужели не хватит храбрости, неужели я перестану считать себя красивее Эрота?! Суждено, видно, ничтожному богу победить меня. Прекрасна Антия. И что же? Глаза твои она пленяет прелестью, Габроком, но, если ты сам не пожелаешь,[12] не пленит тебя. Я твердо решил, что Эрот никогда меня не покорит». Так он говорил, а Эрот теснил его еще неистовее и влек противящегося и мучил непокорного. Наконец, уже обессиленный, Габроком бросился на землю. «Ты победил, Эрот, — воскликнул он, — и вот доказательство твоей победы над целомудренным Габрокомом: я твой проситель, подданный и прибегаю к тебе, владыка всего сущего. Не отвергай, не вечно мсти дерзкому; ведь не искушен я был в делах твоих, потому и осмелился быть высокомерным. Дай мне Антию, яви себя богом не только жестоким к непокорному, но и милостивым к покорившемуся». Так сказал Габроком, но Эрот еще гневался и замышлял отомстить за его гордыню жестокой местью. Антия тоже мучилась любовным недугом; уже не в силах бороться с ним, она, как могла, старалась скрывать его от домашних, говоря: «За что, несчастная, я так страдаю? Девушка, я пылаю не по годам и печалюсь неизведанными и не подобающими мне печалями. По Габрокому я схожу с ума, прекрасному, но, увы, надменному. И где предел желания и где граница беды? Заносчив мой любимый, я же под строгим надзором;[13] где помощника я возьму, кому обо всем расскажу, где Габрокома увижу?»

5. Так каждый из них мучился всю ночь напролет и непрестанно видел перед собой образ другого, воссоздавая в своей душе подобие того, к кому стремился.

А утром Габроком принимается за свои обычные упражнения, девушка же, как всегда, отправляется исполнять обряды в честь богини. Истомлены были их тела, и взгляды печальны, а щеки лишились румянца. Так продолжалось долго, и больше ничего между ними не было. Они постоянно встречались в храме Артемиды, глядели друг на друга, говорить же не смели, стыдясь правды. Так все и шло, лишь иногда Габроком начинал стенать, плакать и молиться, а девушка слушала, полная сочувствия. Сама она испытывала такие же страдания и мучилась даже больше: если только она замечала, что другие девушки и женщины смотрят на Габрокома (ведь никто не мог оторвать от него глаз), она для всех явно огорчалась, страшась, как бы другая не затмила ее красоты. Молитвы обоих к богине были об одном; хотя и тайные, они слово в слово совпадали. Скоро у юноши уже не стало сил все это сносить: тело его истаяло и душа изныла, так что Ликомед и Фемисто были в большом горе, не понимая и пугаясь того, что происходит с Габрокомом. В таком же страхе были Мегамед с Евгиппой, они видели, что красота дочери вянет, и не знали причины несчастья. В конце концов они приводят к Антии предсказателей и жрецов, чтобы узнать лекарство от этой болезни. А те сразу стали жертвенных животных убивать, совершать возлияния и бормотать разные непонятные слова, говоря, что это они умилостивляют каких-то демонов, а потом сообщили, что зло, мол, от подземных богов. И за Габрокома в доме Лнкомеда приносили жертвы и молились; но облегчения не было ни той, ни другому, и любовь разгоралась все сильнее. Оба лежали опасно больные и, хотя ожидали скорой смерти, открыться родителям не смели. Наконец, те посылают в святилище Аполлона за предсказанием, чтобы узнать причину болезни и средство против нее. 6. Храм Колофонского Аполлона[14] находится недалеко — около восьмидесяти стадиев морем. Здесь оба посланца просят бога дать правдивое предсказание. А так как цель их прихода была общей, Аполлон и дает им одно общее прорицание, слова его таковы:

Знать ли желаете вы и конец и причину недуга?

Оба одною болезнью охвачены, в ней и леченье.

Вижу: страшны их страдания, муки и скорбь беспредельны.

Оба по морю бегут от погони свирепых пиратов.

Тяжкое иго мужей, промышляющих морем,[15] познают;

Ложем им будет могила и все пожирающий пламень.

У многоводного Нила богине священной Исиде[16]

Много богатых даров принесут они в честь избавленья,

И после всех испытаний удел им положен счастливый.

7. Когда посланные вернулись в Эфес и сообщили слова оракула, родители Габрокома и Антии совсем растерялись и недоумевали, какие беды предстоят; ведь они не понимали вещаний Аполлона — ни того, о какой болезни, бегстве и реке говорит оракул, ни что за оковы и могила впереди, ни того, какова будет помощь богини Исиды. После долгих размышлений они решили смягчить, насколько возможно, суровость пророчества и соединить молодых людей браком, словно и это повелел им бог. Сговорившись так, они решили после брачных торжеств на некоторое время услать детей из Эфеса. И вот уже весь город пирует, все украшено венками, все только и говорят, что о предстоящем браке. Счастливцем называли Габрокома, который возьмет в жены такую красавицу, счастливицей Антию, которая разделит ложе с таким прекрасным юношей. А Габроком, когда узнал и о пророчестве и о браке, всей душой возликовал, что получит Антию; не, страшили его слова оракула, и теперешнее счастье казалось сладким, несмотря на грозящие беды. Радовалась и Антия, что Габроком будет ей мужем; о том, что за бегство и какие злоключения ее ожидают, она даже не думала: Габроком ей был утешением в грозящем горе.

8. И вот приблизился срок брака; справлялись ночные обряды и приносились богатые жертвы богине. А когда все обряды были исполнены и наступила желанная ночь (медленно тянулось время для Габрокома с Антией), девушку, при свете факелов, с пением гименеев[17] и славословиями, отвели в спальню и уложили на ложе. Брачный покой для них убрали так: золотое ложе багряными покрыли покрывалами, над ложем вавилонской работы полог пестреет; резвящиеся эроты Афродите прислуживают (выткана и сама богиня), верхом на воробьях скачут,[18] венки плетут, собирают цветы. Это — на одной части полога, на другой — Арес не вооруженный, но словно для возлюбленной своей, Афродиты, украшенным, в венке и плаще. Эрот ему дорогу указывает, факел держа зажженный. Под этот полог уложили Антию, к супругу ее введя, и двери заперли.

9. И тут обоих охватила такая робость, что они ни говорить, ни взглянуть друг на друга не смели и лежали, счастьем истомленные, смущенные, смятенные, прерывисто дыша. Они с ног до головы дрожали, а сердца их словно выскакивали из груди. Наконец, Габроком, осмелев, обнял Антию; она заплакала: это душа ее посылала предвестников желания — слезы. «О вожделеннейшая ночь, — говорит Габроком, — прежде чем тебя дождаться, я много ночей провел в горе и слезах. О девушка, ты милее мне, чем свет солнца, и счастливее всех, о ком когда-нибудь говорили люди: любимый стал тебе мужем, и с любимым вместе предстоит тебе и жить и умереть верной супругой». Он стал целовать Антию и пил ее слезы; они казались ему вкуснее самого нектара и сильнее всякого лекарства против боли.

Немногое сказала ему Антия: «Неужели, Габроком, я кажусь прекрасной и нравлюсь тебе, который сам так красив? Зачем ты был так робок и несмел? Как мог столь долго медлить, уже любя меня? Зачем ты молчал? Я по своим собственным мукам знаю, что ты вытерпел. Но теперь — на, возьми мои слезы, и пусть твои прекрасные волосы пьют этот напиток любви, и пусть мы, соединясь в крепком объятии, оросим слезами венки,[19] чтобы и они вместе с нами радовались любви». Умолкнув, она все его лицо стала покрывать поцелуями и прижимала его волосы к своим глазам и взяла венки. Губы к губам она приблизила, и все, что один чувствовал, поцелуи передавали душе другого. Целуя его глаза, Антия говорит: «О вы, столь долго меня печалившие и жало любви впервые вонзившие в мою душу, прежде гордыней омраченные, теперь же влюбленные, отлично вы мне послужили и послушно любовь мою в душу Габрокома проводили. За это я вас так люблю и целую и приближаю к вам мои глаза — верных служителей Габрокома. Пусть вам всегда видится одно и то же, пусть и Габрокому другая женщина не покажется прекрасной и мне не представится другой юноша красивым. Владейте душами, которые сами вы распалили, и верными будьте им стражами». Так сказала Антия, и, обнявшись, они лежали, в первый раз вкушая от радостей Афродиты. И всю ночь Антия и Габроком состязались друг с другом, и каждый старался показать, что любит сильнее.

10. А утром они встали, веселые и счастливые, насладившись друг другом, чего столь долго жаждали. Теперь вся жизнь для них стала праздником, всякий день пиры, а пророчество — в полном забвении. Но судьба помнит обо всем — не дремлет божество, которое решило их участь. Недолго Габроком с Антией прожили так; скоро родители собрались отослать их путешествовать, как было решено еще раньше. Им предстояло увидеть чужие земли и незнакомые города; надолго покинув родину, они должны были смягчить этим суровость пророчества. К отъезду делались заботливые приготовления: набирались в дорогу опытные моряки, на большой корабль грузились всевозможные запасы — множество пышных одежд, без счета золото и серебро, зерно в изобилии. Перед разлукой — жертвы Артемиде, и всенародные молитвы, и слезы, словно отъезжающие были детьми, всего города. В Египет лежал их дальний путь.