ольше ни на кого и не смотрела.Pity, I think.Очень жаль, знаете.Mum's a real homebody; she would have liked a husband to fuss over."Наша мама просто создана для семейного очага, ей бы нужен муж, чтоб было кого холить и нежить."Is she like you?"- А внешне вы с ней похожи?"I don't think so."- По-моему, нет."More importantly, do you like each other?"- А близки вы с ней? Это важнее. - Близки?"Mum and I?"Мы с мамой?She smiled without rancor, much as her mother would have done had someone asked her whether she liked her daughter.- Джастина усмехнулась беззлобно, почти так же улыбнулась бы Мэгги, спроси ее кто-нибудь, близка ли ей дочь."I'm not sure if we like each other, but there is something there.- Не уверена, что мы друг другу близки, но что-то нас связывает.Maybe it's a simple biological bond; I don't know."Может быть, это просто узы родства, право, не знаю.Her eyes kindled.- Глаза Джастины вспыхнули."I've always wanted her to talk to me the way she does to Dane, and wanted to get along with her the way Dane does.- Мне всегда хотелось, чтобы она говорила со мной, как с Дэном, хотелось ладить с ней, как ладит Дэн.But either there's something lacking in her, or something lacking in me.Но то ли в ней, то ли во мне чего-то не хватает.Me, I'd reckon.Наверно, во мне.She's a much finer person than I am."Мама прекрасный человек, гораздо лучше меня."I haven't met her, so I can't agree or disagree with your judgment.- Я с ней не знаком, поэтому не могу соглашаться с вами или не соглашаться.If it's of any conceivable comfort to you, Herzchen, I like you exactly the way you are.Но если вас это хоть чуточку утешит, herzchen, скажу - вы мне нравитесь именно такая, как есть.No, I wouldn't change a thing about you, even your ridiculous pugnacity."Нет, вам совсем незачем меняться, даже эта ваша смешная воинственность мне нравится."Isn't that nice of you?- Как мило с вашей стороны.And after I insulted you, too.И вы даже не обиделись, а я вам столько всего наговорила.I'm not really like Dane, am I?"А на Дэна я совсем не похожа, правда?"Dane isn't like anyone else in the world."- Дэн ни на кого во всем мире не похож."You mean because he's so not of this world?"- По-вашему, он не от мира сего?"I suppose so."- Да, пожалуй.
He leaned forward, out of the shadows into the weak light of the little candle in its Chianti bottle.- Хартгейм подался вперед, лицо его, которое до сих пор оставалось в тени, озарил слабый огонек свечи, воткнутой в бутылку из-под кьянти.
"I am a Catholic, and my religion has been the one thing in my life which has never failed me, though I have failed it many times.- Я католик, и моя вера - единственное, что ни разу не изменило мне в жизни, - хотя сам я не раз ей изменял.
I dislike speaking of Dane, because my heart tells me some things are better left undiscussed.Мне не хочется говорить о Дэне, потому что сердце подсказывает мне - есть вещи, которые лучше не обсуждать.
Certainly you aren't like him in your attitude to life, or God.Конечно, вы с ним по-разному относитесь к жизни и к Богу.
Let's leave it, all right?"И не надо больше об этом, хорошо?
She looked at him curiously.Джастина посмотрела на него с удивлением.
"All right, Rainer, if you want.- Хорошо, Лион, как хотите.
I'll make a pact with you-no matter what we discuss, it won't be the nature of Dane, or religion."Заключаем договор: будем обсуждать с вами что угодно, только не характер Дэна и не религию.
Much had happened to Rainer Moerling Hartheim since that meeting with Ralph de Bricassart in July 1943.Немало пережил Лион Мёрлинг Хартгейм после памятной встречи с Ральфом де Брикассаром в июле 1943 года.
A week afterward his regiment had been dispatched to the Eastern Front, where he spent the remainder of the war.Неделей позже его полк отправили на Восточный фронт, где он и оставался до конца войны.
Torn and rudderless, too young to have been indoctrinated into the Hitler Youth in its leisurely prewar days, he had faced the consequences of Hitler in feet of snow, without ammunition, the front line stretched so thin there was only one soldier for every hundred yards of it.Перед войной его, совсем еще желторотого беззаботного мальчишку, не успели напичкать идеями "гитлерюгенда" - и он пожинал плоды нацизма, растерянный и истерзанный, коченея в снегу, на фронте, где не хватало ни боеприпасов, ни людей - едва ли один немецкий солдат приходился на сотню метров.
And out of the war he carried two memories: that bitter campaign in bitter cold, and the face of Ralph de Bricassart.От военных лет у него сохранились два воспоминания: жестокие сражения в жестокие морозы - и лицо Ральфа де Брикассара.
Horror and beauty, the Devil and God.Ужас и красота, дьявол и Бог.
Half crazed, half frozen, waiting defenseless for Khrushchev's guerrillas to drop from low-flying planes parachuteless into the snowdrifts, he beat his breast and muttered prayers.Наполовину обезумев, наполовину окоченев, он беспомощно ждал - вот-вот в метель, без парашютов, с пролетающих над самой землей самолетов посыплются советские партизаны, бил себя в грудь кулаком и шептал молитвы.
But he didn't know what he prayed for: bullets for his gun, escape from the Russians, his immortal soul, the man in the basilica, Germany, a lessening of grief.Но он и сам не знал, просит ли у Бога патронов для своего автомата или спасения от русских, молится о своей бессмертной душе, о новой встрече с тем человеком из римской базилики, о Г ермании или о том, чтобы хоть немного полегчало на сердце.
In the spring of 1945 he had retreated back across Poland before the Russians, like his fellow soldiers with only one objective-to make it into British-or American-occupied Germany.Весной сорок пятого он со своими однополчанами отступал под натиском русских через Польшу, мечтая только об одном - добраться до той части Г ермании, которую заняли англичане или американцы.
For if the Russians caught him, he would be shot.Ведь если он попадет к русским, его расстреляют.
He tore his papers into shreds and burned them, buried his two Iron Crosses, stole some clothes and presented himself to the British authorities on the Danish border.Он изорвал и сжег свои документы, закопал в землю два своих Железных креста, украл кое-какую одежду и на датской границе явился к британским властям.
They shipped him to a camp for displaced persons in Belgium.Его отправили в Бельгию, в лагерь для перемещенных лиц.
There for a year he lived on the bread and gruel which was all the exhausted British could afford to feed the thousands upon thousands of people in their charge, waiting until the British realized their only course was release.Здесь он жил целый год на хлебе и овсяной каше-размазне, англичанам больше нечем было кормить тысячи и тысячи людей, оказавшихся на их попечении, им и самим приходилось туго, - и только через год они догадались, что им ничего не остается, кроме как отпустить этих людей на свободу.
Twice officials of the camp had summoned him to present him with an ultimatum.Дважды лагерное начальство вызывало Хартгейма для решительного разговора.
There was a boat waiting in Ostend harbor loading immigrants for Australia. He would be given new papers and shipped to his new land free of charge, in return for which he would work for the Australian government for two years in whatever capacity they chose, after which his life would become entirely his own.Он получит новые документы и право бесплатного проезда на пароходе в Австралию, отработает за это два года там, где найдет ему применение австралийское правительство, - и после этого может располагать собою, как ему вздумается.
Not slave labor; he would be paid the standard wage, of course.И это не будет рабский труд, конечно же, за работу ему будут платить что положено.
But on both occasions he managed to talk himself out of summary emigration.Но Хартгейм оба раза ухитрился уговорить чиновников, чтобы его не отправляли с массой других эмигрантов.
He had hated Hitler, not Germany, and he was not ashamed of being a German.Он ненавидел Гитлера, но не Германию, и не стыдился того, что он немец.
Home meant Germany; it had occupied his dreams for over three years.Его родина - Германия, больше трех лет он мечтал вернуться домой.
The very thought of yet again being stranded in a country where no one spoke his language nor he theirs was anathema.Вновь оказаться в стране, язык которой ему непонятен и где не понимают его языка, -злейшего проклятия он и вообразить не мог.
So at the beginning of 1947 he found himself penniless on the streets of Aachen, ready to pick up the pieces of an existence he knew he wanted very badly.И вот в начале 1947 года он очутился без гроша на улицах Аахена, готовый как-то начинать жизнь сначала - он так давно, так отчаянно этого жаждал.
He and his soul had survived, but not to go back to poverty and obscurity.Он уцелел и сохранил душу живую не для того, чтобы вновь прозябать в нищете и безвестности.

Колін Маккалоу читать все книги автора по порядку

Колін Маккалоу

Колін Маккалоу - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки LadyLit.ru (ЛедиЛит).

"Поющие в терновнике" отзывы

Отзывы читателей о книге "Поющие в терновнике". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.

Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Поющие в терновнике" друзьям в соцсетях.

Напишите свой отзыв
Ваша оценка:

Книги на сайте опубликованы легально на правах партнёрской программы ЛитРес. Если Ваша книга была опубликована с нарушениями авторских прав, пожалуйста, направьте Вашу жалобу, заполнив форму обратной связи.

© 2019-2024 LadyLit.ru.

For Rainer was more than a very ambitious man; he was also something of a genius.Ибо Лион не просто обладал огромным честолюбием, пожалуй, он был в некотором роде гений.
He went to work for Grundig, and studied the field which had fascinated him since he first got acquainted with radar: electronics.Он пошел работать в фирму Грундига и стал изучать область, которая увлекла его с первой минуты, как он узнал, что такое радар, -электронику.
Ideas teemed in his brain, but he refused to sell them to Grundig for a millionth part of their value.В мозгу его теснилось множество идей, но он не пожелал продать их Грундигу за миллионную долю их истинной стоимости.
Instead he gauged the market carefully, then married the widow of a man who had managed to keep a couple of small radio factories, and went into business for himself.Нет, он тщательно изучил рынок, потом женился на вдове человека, который ухитрился сохранить две скромные фабрики радиоприемников, и сам занялся этим производством.
That he was barely into his twenties didn't matter.Ему было лишь немногим больше двадцати, но что за важность.
His mind was characteristic of a far older man, and the chaos of postwar Germany created opportunities for young men.