Колін Маккалоу - Поющие в терновнике

ot next week or next month, but now!Я хочу вернуть моего сына - не через неделю, не через месяц, сейчас же!You speak Greek, you can get visas for yourself and me, you'll get results.Ты говоришь по-гречески, ты можешь достать визы для себя и для меня, ты добьешься.I want you to come to Greece with me now, and help me get my son back."Поедем с тобой в Грецию, поедем теперь же! И помоги мне вернуть моего сына.There was much in his eyes: tenderness, compassion, shock, grief.Многое отразилось в его взгляде - нежность и сострадание, потрясение и скорбь.But they had become the priest's eyes too, sane, logical, reasonable.И однако, это снова был взгляд служителя церкви, трезвый, благоразумный, рассудительный."Meggie, I love your son as if he were my own, but I can't leave Rome at the moment.- Мэгги, я люблю твоего сына как родного, но я не могу сейчас уехать из Рима.I'm not a free agent-you above all others should know that.Я не принадлежу себе - ты должна бы это понимать, как никто другой.No matter how much I may feel for you, how much I may feel on my own account, I can't leave Rome in the midst of a vital congress.Как бы я ни горевал за тебя, как бы ни горевал я сам, я не могу уехать из Рима в разгар важнейшего конгресса.I am the Holy Father's aide."Я - помощник его святейшества Папы.She reared back, stunned and outraged, then shook her head, half-smiling as if at the antics of some inanimate object beyond her power to influence; then she trembled, licked her lips, seemed to come to a decision and sat up straight and stiff.Она отшатнулась, ошеломленная, возмущенная, потом покачала головой и чуть улыбнулась, словно какой-то неодушевленный предмет вдруг вздумал не подчиниться ее воле; потом вздрогнула, провела языком по пересохшим губам и решительно выпрямилась в кресле."Do you really love my son as if he were your own, Ralph?" she asked.- Значит, ты любишь моего сына как родного, Ральф?"What would you do for a son of yours?А что бы ты сделал для родного сына?Could you sit back then and say to his mother, No, I'm very sorry, I can't possibly take the time off?Вот так бы и сказал матери его, твоего родного сына, - нет, мол, извините, я очень занят, у меня нет времени?Could you say that to the mother of your son?"Мог бы ты сказать такое матери собственного сына?Dane's eyes, yet not Dane's eyes.Глаза Дэна и все же не такие, как у Дэна.

Looking at her; bewildered, full of pain, helpless.	Смотрят на нее растерянно, беспомощно, и в них -безмерная боль.
"I have no son," he said, "but among the many, many things I learned from yours was that no matter how hard it is, my first and only allegiance is to Almighty God."	- У меня нет сына, - говорит он, - но меня многому научил твой сын, и среди многого другого - как бы это ни было тяжко, превыше всего ставить мой первый и единственный долг -долг перед всемогущим Богом.
"Dane was your son too," said Meggie.	- Дэн и твой сын, - сказала Мэгги.
He stared at her blankly.	Ральф широко раскрыл глаза, переспросил тупо:
"What?"	- Что?
"I said, Dane was your son too.	- Я сказала: Дэн и твой сын тоже.
When I left Matlock Island I was pregnant.	Когда я уехала с острова Матлок, я была беременна.
Dane was yours, not Luke O'Neill's."	Отец Дэна не Люк О'Нил, а ты.
"It-isn't-true!"	- Это... это... не правда!!
"I never intended you to know, even now," she said.	- Я не хотела, чтобы ты знал, даже сейчас не хотела.
"Would I lie to you?"	Неужели я стану тебе лгать?
"To get Dane back?	- Чтобы вернуть Дэна?
Yes," he said faintly.	Возможно, - еле выговорил он.
She got up, came to stand over him in the red brocade chair, took his thin, parchmentlike hand in hers, bent and kissed the ring, the breath of her voice misting its ruby to milky dullness.	Мэгги поднялась, подошла к его креслу, обитому красной парчой, взяла худую, пергаментную руку в свои, наклонилась и поцеловала кардинальский перстень, от ее дыхания блеск рубина помутился.
"By all that you hold holy, Ralph, I swear that Dane was your son.	- Всем, что для тебя свято, Ральф, клянусь: Дэн -твой сын.
He was not and could not have been Luke's By his death I swear it."	Люк не был и не мог быть его отцом. Клянусь тебе его смертью.
There was a wail, the sound of a soul passing between the portals of Hell.	Раздался горестный вопль, стон души, вступающей во врата ада.
Ralph de Bricassart fell forward out of the chair and wept, huddled on the crimson carpet in a scarlet pool like new blood, his face hidden in his folded arms, his hands clutching at his hair.	Ральф де Брикассар качнулся из кресла и сник на пунцовом ковре, словно в алой луже свежепролитой крови, и зарыдал, обхватив голову руками, вцепившись пальцами в волосы, лица его не было видно.
"Yes, cry!" said Meggie.	- Да, плачь! - сказала Мэгги.
"Cry, now that you know!	- Плачь, теперь ты знаешь!
It's right that one of his parents be able to shed tears for him.	Справедливо, чтобы хоть один из родителей был в силах проливать по нем слезы.
Cry, Ralph!	Плачь, Ральф!
For twenty-six years I had your son and you didn't even know it, you couldn't even see it.	Двадцать шесть лет у меня был твой сын, и ты даже не понимал этого, даже не умел разглядеть.

Couldn't see that he was you all over again!	Не видел, что вы с ним похожи, как две капли воды!
When my mother took him from me at birth she knew, but you never did.	Моя мать знала с первой же минуты, едва он родился, а ты никогда не понимал.
Your hands, your feet, your face, your eyes, your body.	У него твои руки и ноги, твое лицо, твои глаза, твое сложение.
Only the color of his hair was his own; all the rest was you.	Он весь в тебя, только волосы другого цвета.
Do you understand now?	Теперь понимаешь?
When I sent him here to you, I said it in my letter.	Когда я послала его сюда к тебе, я написала:
' What I stole, I give back.'	"Возвращаю то, что украла", - помнишь?
Remember?	Но мы оба украли, Ральф.
Only we both stole, Ralph. We stole what you had vowed to God, and we've both had to pay."	Мы украли то, что ты по обету отдал Богу, и обоим пришлось расплачиваться.
She sat in her chair, implacable and unpitying, and watched the scarlet form in its agony on the floor.	Она опять села в кресло, безжалостная, беспощадная, и смотрела на поверженного страданием человека в алой сутане.
"I loved you, Ralph, but you were never mine.	- Я любила тебя, Ральф, но ты никогда не был моим.
What I had of you, I was driven to steal.	Все, что мне от тебя досталось, я у тебя вынуждена была красть.
Dane was my part, all I could get from you.	Дэн был моя добыча, только его я и сумела у тебя взять.
I vowed you'd never know, I vowed you'd never have the chance to take him away from me.	И я поклялась, что ты никогда не узнаешь, поклялась, что не дам тебе случая отнять его у меня.
And then he gave himself to you, of his own free will.	А потом он сам, по собственной воле, предался тебе.
The image of the perfect priest, he called you.	Он называл тебя истинным пастырем.
What a laugh I had over that one!	Вот над чем я вдосталь посмеялась!
But not for anything would I have given you a weapon like knowing he was yours.	Но ни за что на свете я не дала бы тебе в руки такое оружие - знать, что он твой сын.
Except for this.	Если б не то, что сейчас.
Except for this!	Если б не то, что сейчас!
For nothing less would I have told you.	Только ради этого я тебе и сказала.
Though I don't suppose it matters now.	А впрочем, теперь, наверно, все неважно.
He doesn't belong to either of us anymore.	Теперь он уже не мой и не твой.
He belongs to God."	Он принадлежит Богу.

• 1
• …
• 231
• 232
• 233
• 234
• 235
• …
• 249

Книги на сайте опубликованы легально на правах партнёрской программы ЛитРес. Если Ваша книга была опубликована с нарушениями авторских прав, пожалуйста, направьте Вашу жалобу, заполнив форму обратной связи.

© 2019-2024 LadyLit.ru.

Cardinal de Bricassart chartered a private plane in Athens; he, Meggie and Justine brought Dane home to Drogheda, the living sitting silently, the dead lying silently on a bier, requiring nothing of this earth any-more.	Кардинал де Брикассар нанял в Афинах частный самолет; втроем он, Мэгги и Джастина проводили Дэна домой, в Дрохеду - молча сидели в самолете живые, молча лежал в гробу тот, кому ничего больше не нужно было на этой земле.
I have to say this Mass, this Requiem for my son.	Я должен отслужить эту мессу, совершить погребальную службу по моем сыне.
Bone of my bone, my son.	Сын мой, плоть от плоти моей.
Yes, Meggie, I believe you.	Да, Мэгги, я тебе верю.
Once I had my breath back I would even have believed you without that terrible oath you swore.	Едва я немного опомнился, я поверил бы и без той твоей страшной клятвы.
Vittorio knew the minute he set eyes on the boy, and in my heart I, too, must have known.	Витторио знал с первой же минуты, как увидел нашего мальчика, а в глубине души я и сам, должно быть, знал.
Your laugh behind the roses from the boy-but my eyes looking up at me, as they used to be in my innocence.	Когда за розовыми кустами засмеялся наш мальчик, я услышал твой смех... но он поднял голову и посмотрел на меня моими глазами, какими они у меня были в невинную пору детства.
Fee knew.	Фиа знала.
Anne Mueller knew.	Энн Мюллер знала.
But not we men.	Но не мы, мужчины.
We weren't fit to be told.	Мы не стоили того, чтобы нам сказали.
For so you women think, and hug your mysteries, getting your backs on us for the slight God did you in not creating you in His Image.	Так думаете вы, женщины, и храните свои тайны, и мстите нам за унижение, за то, что Господь не создал и вас по своему образу и подобию.
Vittorio knew, but it was the woman in him stilled his tongue.	Витторио знал, но молчал, ибо в нем слишком много от женщины.