- А то я не знаю! - фыркает Надя. - Если ты три дня не вылезаешь с кухни, забивая холодильник всякими вкусностями - значит, точно на душе неспокойно.

   - Доченька, - Стас вытирает руки полотенцем, потом перебрасывает его через плечо. - Люди моего возраста, таланта и известности в депрессию не впадают. Это моветон.

   - Да? - дочь искусно изгибает бровь. - А как это называется - когда ты все время торчишь на кухне и готовишь столько, что и вдесятером не съесть? Депрессуешь, mon papa, сознайся!

   - Это не депрессия, а творческий поиск. Мне пришла в голову одна идея... и я имею основания полагать, что она ввергнет в шок наших критиков от фотодела.

   - Ну и что? - пожимает плечами Надя. - Тебе что, в первый раз, что ли, общественность шокировать?

   - Не в первый, - улыбается Соловьев. - Я просто размышляю над тем, как это сделать поболезненней.

   - Старый провокатор! - смеется Надя, обнимая отца.

   - Эй! - возмущается он. - Я еще не стар!

   - Ты супер-стар! - Надя чмокает отца в щеку. - Спасибо, папуль, все было гениально вкусно, как всегда.

   Все-таки, у нее самый лучший на свете papa!

   ____________

   Солнце упорно прорывалось сквозь плотно сомкнутые ресницы. Грех жаловаться, он сам решил поставить кровать к окну. Вик приоткрыл глаза, сощурился. А он и не жалуется. Друзья считали его извращенцем, но ему нравилось просыпаться от того, что в лицо светит солнце. Поэтому и кровать у окна, поэтому и штор на этом самом окне нет. За что, кстати, он еще раз был обозван извращенцем. Ерунда, этаж седьмой, а скрывать ему нечего. Вик не знал, что его утренние пробуждения и вечерние отходы ко сну частенько становились объектом самого пристального внимания двух дам из дома напротив - одна возраста бальзаковского, другая -противоположно юного. Да и если бы знал - вряд ли бы это повлияло на его привычки, а здоровый молодой эксгибиционизм никто не отменял.

   Вик встал, все так же лениво щурясь на яркое солнце, потянулся. Какой все-таки кайф жить одному - можно спать хоть нагишом! И в одних трусах шарахаться по квартире.

   Он уже привык считать эту квартиру своей, хотя это было не так. Жилплощадь - ничего особенного, обыкновенная панельная "однешка", принадлежала тете Боре, сестре отца. Тетя Боря, в миру - Борислава Викторовна, работала управляющей ресторана, и на одном из профильных слетов-форумов тружеников ресторанного дела познакомилась с итальянским коллегой. И спустя три месяца укатила к своему Бальдассаре в Геную, чтобы помогать ему там в его собственном ресторанном бизнесе, тем самым изумив до крайности брата и двух взрослых детей. Дети, имевшие свою весьма бурную жизнь - Вовка мотался по всему свету, Мила была занята воспитанием своих двух детей, отпирались от обязанности присматривать за квартирой матери, дружно заявив, что им не досуг, и пусть продает, раз решила сменить наш каравай на фокаччу. Тетушка квартиру отказывалась продавать категорически, и тут Вик предложил свою скромную кандидатуру, дабы караулить жилплощадь.

   Отец изумленно хмыкнул, мать раастроилась: "Витенька, тебе плохо дома?!". Потом было три месяца нешуточных баталий, в течение которых он доказывал необходимость в отдельном жилье и собственную способность жить самостоятельно. И в итоге... Все-таки, у него мировой батя!

   Ему позволили жить одному, в квартире тетки. И... кто бы знал, как Вик был счастлив!

   Он очень любил родителей. Действительно любил, но... Его матери, с ее энергией, и троих детей было бы мало, чтобы ее должным образом расходовать. А тут все досталось одному Вику. Он завидовал девчонкам Соловьевым - их было целых трое. У него, конечно, был почти как брат родной Ник, но это было не совсем то... Он просил братика - на день рождения, на Новый год. Потом перестал, понял - бесполезно.

   Когда он стал достаточно взрослым, отец объяснил - почему. Когда Вику было три, он этого не помнит - у матери случился выкидыш. Потом, когда ему было пять, он это смутно помнит, что мамы пары дней не было, а потом она была грустная-грустная, - еще один. А потом отец сказал - хватит. Испугался. Как он рассказал Вику тогда, у мамы слишком плохая наследственность, и ее собственная мать, бабушка Люба, которую Вик никогда и не видел, умерла именно из-за безуспешных попыток родить второго ребенка. Отец не стал рисковать. Сказал - у нас есть ты, и на том спасибо.

   В общем, как бы он ни любил родителей, одному жить было нереально кайфово. Как же ему этого не хватало - самостоятельности, жизненного пространства, свободы! Первое время мать чуть ли ежедневно приезжала - проинспектировать холодильник, произвести влажную уборку. Вик не знал, как с этим бороться, чтобы не обидеть матушку. А потом его осенило. Он, сцуко, гений! И на ближайший праздник - Новый год подвернулся очень кстати! - он подарил матери Глафиру. Рыжего щенка таксы. Отец посмеялся, мать охнула: "Виктор, так нельзя!". А потом... потом его оставили в покое!

   Правда, вскоре отец пригрозил лишить Вика наследства, потому что Глафира страсть как полюбила его обувь. Нет, у таксы определенно оказался хороший вкус - скорее, гастрономический, видимо, кожа на итальянских туфлях ручной работы была отличной выделки, да и подошву приятно погрызть. Но отец был недоволен - денег ему, видите ли, жаль, да и по ноге те две пары туфель сидели отлично.

   Короче говоря, Глафире досталась вся мамина неистраченная энергия, отец простил животину, философски рассудив, что рыжие таксы - это его карма, Вик обожал собаку за подаренную ему свободу, дав себе слово завести такую же, но позже. Словом, все были довольны.

   Самостоятельная жизнь приучила Вика ко многим вещам. Самое главное - к тому, что голову можно использовать не только на то, чтобы виртуозно играть в компьютерные игрушки, не напрягаясь, учиться в институте и эффектно, под настроение, знакомиться с девушками на улице на зависть Кольке. Он начала подрабатывать - писал небольшие программы на заказ, помогал в обслуживании техники - починить, настроить, исправить. Полностью бюджет, с учетом квартплаты, пока не мог потянуть, но как минимум наполовину себя обеспечивал.

   А сегодня... Никуда торопиться не нужно. Можно было бы и поспать подольше, но солнце его разбудило. Ну и ладно, все равно выспался. В душ, где все только его, ничего лишнего, лишь мужские, нужные вещи. Потом в одном полотенце на кухню, в холодильнике и на полках - тоже только то, что он любит. С чувством заварил чай, достал мед и сушки. Позавтракать и за работу. В понедельник он должен показать Тепешу новую версию программы для расчетов, с учетом замечаний профессора. Работа над дипломом шла согласно плану, Вик совершенно не переживал по поводу грядущей через несколько месяцев защиты. Может быть, волнение придет потом, накануне уже. Сейчас же в его жизни и так хватало той сумятицы и нестабильности, что вносила одним лишь фактом своего существования Надька. При мысли о ней его утренняя безмятежность испарилась, воспоминания о вчерашнем очередном унижении вызвали горький привкус, который даже ложка меда не перебивала.

   Опять. Снова. Начало подташнивать. Слово себе давал уже раз десять. Что вот как только она ему еще раз позвонит с целью отвадить очередного невменяемого ухажера... Чтобы в очередной раз демонстративно, бездушно с ним целоваться на потеху публике... Он ее пошлет к черту! Но ведь не посылал, не мог. Каждый раз сдавался ей и себе. Дело кончится тем, что он сорвется как-нибудь... Надо завязывать. Нет - так уж и нет. Не срослось, не сложилось, не повезло. Отпусти ее, Баженов. Не твоя она, и не будет никогда твоей. Только себе хуже делаешь. Вик вздохнул, отодвинул чашку с остывшим чаем. Завтрак испорчен. Значит, надо садиться за работу.


   Глава 3. Встречающие скорый поезд из Москвы! Ваш поезд задерживается. Можете пока встретить пассажирский из Тулы. Там тоже люди едут, им будет приятно!

   (с) Народный фольклор.

   - Нет!

   - Ты же даже не знаешь, что я...

   - Я знаю! - он зол, действительно. Только-только оклемался от гриппа, который скосил половину группы, и еще Тепеш был сегодня особенно омерзителен, придираясь ко всему, включая прическу Вика, даже грозил гребень подарить. И тут еще Надька!

   - Вик! - она вздыхает. - Ну, пожалуйста...

   - Я сказал - нет!

   Надя задумчиво поправляет волосы. Какой-то Витька совсем сегодня злющий. С ним это как-то непредсказуемо случается, непонятно от чего. А ей он, как назло, очень нужен, именно сегодня. Потому что все варианты срывались, и кроме него...

   - Витюшенька, родной, ну прошу тебя...

   - Ты хочешь, чтобы я бросил трубку и отключил телефон?

   Вот такой его голос - тихий, свистящий, она даже боялась. Слышала всего пару раз, да и то - не в свой адрес, а в адрес других парней. И за этим всегда следовал подобный этому голосу удар, такой же свистящий, а еще молниеносный и не видный глазу, как смертоносный бросок кобры. Что делать? Надо как-то постараться его убедить, в конце концов, он ее самый близкий друг, должен понять.

   - Вить... - она начинает негромко, без кокетства и ноющих интонаций. "Привет Виктору" - это вдруг в комнату быстро заходит отец, пристраивается у окна с камерой, открывает раму. - Тебе папа привет передает, - послушно повторяет она, выходит, прикрыв за собой дверь. Отец носится с какой-то идеей и положительно невменяем. Продолжает уже за дверью: - Вик, послушай. Я знаю, что злоупотребляю иногда... Но мне, правда, нужно. Никаких спектаклей на публику. Просто сходи со мной в ночной клуб. Этого будет достаточно, уверяю. Буквально пару часов, не больше. Вик? - заканчивает совсем тихо.

   Он молчит, но она слышит его дыхание.

   - Вик, пожалуйста. Должна буду.

   Он не выдерживает, и с губ срывается хриплый смешок. Должна будет? Да она не представляет, какой он может выставить счет за все это время, за все эти лживые поцелуи, за все эти "Ну, Витюшаааа...". Может. Но не будет. Бесполезно.

   - Хорошо. Скажи, где и во сколько?

   ____________

   Ему было велено одеться подобающе. Он оделся, его внешний вид был придирчиво отрецензирован и одобрен. Приличная рубашка, приличные джинсы, мокасины. Лишь при взгляде на прическу Надя покачала головой, но исправить положение он ей не дал, от протянутой руки резко дернулся в сторону. Надя лишь вздохнула, ладно, не стоит его трогать, и так весь дерганый. Отчего, интересно? Давно не давали, бедняжке? Может, помочь? Попросить кого-нибудь из подружек? Надя ведь ему действительно должна за этот вечер, сильно выручает. Она быстро взяла Витьку под руку, так что он отстраниться не успел, и они пошли.

   Все прошло действительно спокойно, Надежда не обманула. На них мрачно косился какой-то тип за два столика, но обошлось. Пришлось лишь разок потолкаться на танцполе под какой-то заунывный медляк, Надька весь танец то пилила его за стрижку, уверяя, что пора уже завязывать с собачьими парикмахерами, то рассказывала про свою учебу. У него адски разболелась голова от этого долбаного "мохито", и он лишь кивал в ответ. И, в довершение всех его страданий...

   - Надюша!

   - Лилечка!

   Невесомое соприкосновение щечками, что не попортить шкурку с тщательно наложенным макияжем, которое почему-то у девушек считается приветствием.

   Вик встал из-за стола. Подошедшая рыжеволосая девушка, высокая, стройная, симпатичная, удивленно, но одобрительно посмотрела на него.

   - Знакомьтесь. Виктор... Лилия...

   - Рад знакомству, - пришлось кивнуть, будь прокляты вбитые в него приличные манеры!

   - Я тоже, - пропела рыжая, перекидывая одним отточенным движением длинные прямые волосы за спину. - Надюша, я присяду к вам?

   - Конечно, - Надька так радостно согласилась, что было очевидно - и с Виком ей скучно, и Лиля эта - ей хорошая подружка, не иначе. - Что будешь?

   Его, разумеется, отправили в бар, чтобы не дожидаться официанта. Господи, как же погано. А он-то надеялся, что скоро эта пытка закончится. Черта с два, принесла же нелегкая эту Лилю!

   - Надюш, прими мои поздравления! Шикарный экземпляр!

   - Ты о ком? - Надежда лениво повела взглядом вокруг, так же неспешно потягивая коктейль через трубочку.

   - О Викторе. Такой парень... - подружка мечтательно закатила глаза.

   - Витька?!? - она едва не поперхнулась, поспешно поставила бокал. - Это Витька шикарный?!?

   - Да просто супер. Такой атлетичный красавец-блондин... А уж кудри...