С Тобиасом она об этом не говорила.

Лучом света в эти дни разочарований показалось посещение офиса супружеской четой Штрутцингер. Он, старший учитель полной средней школы, лет пятидесяти, и она, едва ли моложе, унаследовали небольшой участок земли в одной деревне Верхней Баварии. Решив строить там дом, они выбрали для консультаций и планирования архитектурную фирму Донаты Бек, потому что случайно жили поблизости, на улице Шлирзеештрассе.

Донате пришлось приложить усилия, чтобы не показать слишком явно, как она рада потенциальному заказу. Состоялся обычный первоначальный разговор. Она изготовила эскиз в соответствии с пожеланиями и представлениями будущих клиентов. Дом должен был состоять из двух квартир. Первый этаж предназначался для супругов, второй — для их уже взрослого сына, который поселился бы здесь сначала один, а потом, возможно, и с женой. Доната намекнула, что молодой паре, вероятно, было бы удобнее жить внизу, тем более что нельзя ведь исключать и «благодати деторождения». Но, поняв, что учитель хочет избежать подъемов по лестнице, она сразу же переменила курс. А как Штрутцингеры будут впоследствии делить дом между старшими его обитателями и семьей сына, это ведь, в конце концов, только их дело.

Доната съездила с ними на осмотр участка застройки. Он был мал, но имел очень высокую ценность благодаря близости к Мюнхену. Окружающие дома носили явно выраженный сельский характер, и Донате стало ясно, что следует приспосабливаться к этому стилю, чтобы получить разрешение на строительство. Чета Штрутцингер была с этим вполне согласна.

Затем заказчиков пригласили в совещательную комнату офиса. Госпожа Сфорци и Вильгельмина подготовили стол с напитками. Пришел также Тобиас, Доната его представила. Он держал наготове портфель с заполненными бланками «Заказов архитекторам и инженерам», положив его перед собой на стол.

Но в тот момент, когда он уже хотел было его открыть (это был «магический момент», как называли его между собой Доната и Артур Штольце), супруги начали о чем-то перешептываться между собой.

Доната почуяла неладное и взглядом предупредила Тобиаса. Он убрал руку с замка портфеля.

Учитель выпрямился на своем стуле.

— Полагаю, мы все же должны еще раз продумать все это дело, — объявил он, ничуть не смущаясь.

— Людям нашего круга приходится строить дом только раз в жизни, не так ли? — добавила его жена.

— Совершенно верно, — ответила Доната, чувствуя, что попытки уговора здесь бесполезны.

Тобиас собрался было протестовать, но затем все же благоразумно счел за лучшее держать язык за зубами.

— Как хорошо, что вы это понимаете! — с облегчением воскликнула госпожа Штрутцингер.

— Да, это так. Хотя я очень сомневаюсь в том, что другой архитектор сделал бы эту работу лучше меня.

— Об этом все же давайте не будем спорить, прошу вас, — произнес учитель и поднялся с места. То же сделала и его жена.

— Вы еще так молоды, — сказала она, как бы выражая свое сожаление по поводу несостоявшейся сделки.

— Я уже более десяти лет возглавляю архитектурную фирму, — уточнила Доната.

Госпожа Штрутцингер повернулась к Тобиасу.

— А вы? — вырвалось у нее, и в вопросе звучало любопытство.

— Семь лет, — солгал он, не моргнув глазом.

— Пошли, Лоттхен, — сказал учитель. — Теперь твои вопросы все равно бесцельны. До свидания, и желаю вам всего наилучшего.

— Минутку, я покажу вам дорогу! — Тобиас подбежал к двери и открыл ее перед четой.

Когда он, проводив их, вернулся, Доната закурила сигарету; она глубоко затягивалась, чтобы успокоиться. Тобиас упал в кресло рядом с ней.

— Ох, как же не повезло, — простонал он.

— Это уж точно. Ничего не скажешь.

— Я что-нибудь сделал не так?

— Я ничего такого не заметила.

— Если бы я не явился, ты бы определенно заключила этот договор.

— Может, да, а может, и нет. Скорее всего дело здесь в том, что Штрутцингер один из тех людей, которым доставляет удовольствие причинять другим неприятности. Думаю, мы не последние архитекторы, к которым они обращаются с этим своим домиком. Он еще и других потерзает.

— Ты так думаешь? — с сомнением спросил он.

— Теперь уже нет смысла ломать себе голову над этим. — Она засмеялась. — Ясно, во всяком случае, одно: ты, видимо, придаешь мне ауру молодости.

— Ты действительно молода, Доната, — серьезно промолвил он. — Если бы мы были женаты, носили бы каждый по золотому кольцу на пальце правой руки, то — говорю тебе с самой полной серьезностью — мы бы этот заказ получили.

— А может и нет.

— Ты знаешь, что я прав. — Внезапно он встал перед ней на колени. — Прошу тебя, Доната, выйди за меня!

— Тобиас! А если кто-то войдет?

— Кто войдет, тот поймет, что я делаю тебе предложение. — Он положил голову ей на колени. — Прошу тебя, Доната!

Она потрепала его за волосы.

— Это совершенно невозможно.

Он взглянул на нее умоляюще.

— Не понимаю.

— Я даже не могу родить ребенка.

— Ну и что? — Он поднялся. — Не думаешь же ты всерьез, что я хочу сделать из тебя маму и домашнюю хозяйку?

— Одно дело не хотеть, другое — быть неспособной к деторождению. — Она пригасила сигарету. — Разве тебе это не ясно?

— Вопрос о детях не имеет абсолютно никакого значения. До сих пор ты жила без детей, почему же вдруг заговорила о них теперь?

— Придет день, когда тебе захочется иметь сына, — ответила она и встала.

— Придет день, когда я, может быть, одряхлею; мало ли что придет? Зачем говорить об этом? Фактом является то, что ты не хочешь выходить за меня, потому что недостаточно сильно любишь.

— Но это же чепуха.

— Я даже могу понять, что ты не хочешь быть со мною круглые сутки, что тебе нужна определенная свобода, и ты должна признать, что я всегда уважал это твое желание. Но все это можно устроить и будучи в браке. Я же не помышляю сделать тебя своей собственностью, Доната. Мне только противно, что меня принимают за оплачиваемого тобой жиголо.

— Тогда тебе придется со мною расстаться.

Он смотрел на нее, не мигая.

— Ты это всерьез?

Она чуть не сказала «да», но потом подумала, как больно было бы его потерять.

— Мне будет плохо без тебя, — признала она.

— О, Доната! — Он схватил ее в объятия и поцеловал. Она ответила только коротким поцелуем, потом оттолкнула его.

— Пожалуйста, не здесь и не сейчас!

— Вот и еще один довод в пользу моего предложения. Если бы мы были женаты, то могли бы целоваться, где хотим и когда хотим.

Она невольно рассмеялась:

— Ну нет, это все же не так.

Его лицо просветлело.

— Знаешь, что я сделаю? Отпущу бороду. С бородой я определенно буду выглядеть серьезнее и еще больше тебе подойду.

— Ох, сумасшедшая ты голова! — с любовью произнесла она и хотела выйти из комнаты.

Но последнее слово осталось за ним:

— Вот увидишь!

Квартира, которую Доната подыскала Тобиасу, принадлежала одному агенту по продаже автомобилей, которого фирма недавно перевела в главную контору, находившуюся в Дюссельдорфе. Поскольку он не собирался оставаться там навсегда, то решил сдать свою квартиру с мебелью, пока что на год. Находилась она невдалеке от офиса Донаты, была идеальна для холостяка, просто и практично обставлена и даже снабжена стиральной машиной и микроволновой печью.

Но уговорить Тобиаса подписать договор о найме было непросто. Он не мог понять, почему нужно выехать из дома Донаты, утверждал, что ему не нужен отдельный вход и что он вполне может обойтись без посещения друзей.

В конце концов на помощь Донате пришел брат Тобиаса. Христиан и Крошка Сильви не показывались с тех пор, как узнали о связи их тетки с молодым человеком. Зато в воскресенье, во второй половине дня, приехал Себастиан.

— Ну ладно, — сказал он Тобиасу, — ты, значит, чувствуешь себя здесь привольно, и тебе кажется даже вполне нормальным жить у шефши в качестве бесплатного гостя…

Тобиас не дал ему договорить.

— Это же очень легко исправить: я буду вносить плату за квартиру. И как только сам раньше не догадался?!

— Но у меня ведь не пансион, — возразила Доната.

Она сидела вместе с братьями в комнате для завтраков за чаем с пирогом. Заснеженные кусты и деревья за окном, открывавшим панораму сада, выглядели причудливыми и такими близкими, что, казалось, излучают стужу, хотя дом хорошо отапливался. Тобиас разжег открытый камин и во время разговора вертел в руках каминные щипцы.

— Ведь дом госпожи Бек, — продолжал Себастиан, — никогда не сможет служить тебе домашним адресом.

— А почему бы и нет? В наше время ведь нет ничего необычного в том, что люди, и не заключая брачного контракта, живут вместе.

— Но не в вашем случае, и ты отлично знаешь почему.

— Только потому, что мы не ровесники?

— Прежде всего потому, что она — твой шеф.

— Представь себе, Тобиас, я устраиваю прием, и когда первые гости появляются в холле, ты уже спускаешься с гордым видом вниз по лестнице.

— Это вовсе не обязательно. Я могу спуститься и заранее или, скажем, подъехать на машине. Вот так и сделаем.

— Мне не нравится скрывать наши отношения под паутиной лжи.

— Не вижу, почему ты должна стыдиться из-за меня.

— Это вовсе не так, Тобиас, я тобой горжусь.

— Докажи это всем!

— Речь идет прежде всего не обо мне, а о тебе. Я хочу, чтобы ты вел нормальную жизнь, как полагается молодому человеку твоего возраста.

— Это делает вам честь, госпожа Бек, — заметил Себастиан. — Ты должен, наконец, внести ясность в свою жизнь, Тобиас. От слухов о том, что ты пошел на содержание к немолодой женщине… — Он, как бы прося прощения, поклонился Донате. — От этого ты не так-то скоро отмоешься.

— Я не состою на содержании! — Тобиас так стукнул каминными щипцами по горящему полену, что посыпались искры. — В этом нет ни слова правды.

— Но пока ты живешь здесь, мальчик мой, это выглядит именно так. Видимость иногда так же важна, как и факты, не говоря уже о том, что ты здесь пользуешься такими удобствами, которые иначе были бы тебе недоступны. Если не возражаешь, я перечислю: экономка убирает твою комнату и, кажется, даже заботится о твоем белье; ты пользуешься плавательным бассейном и гимнастическим залом. Всего этого ты не мог бы оплатить, если бы госпожа Бек принимала от тебя деньги.

Тобиас сник.

— Об этом я даже не подумал, — признался он.

— Это на тебя похоже, — сухо заметил старший брат. — Теперь слушай внимательно! Никто не завидует твоей беззаботной жизни; и я не думаю, что госпожа Бек когда-нибудь упрекнет тебя в том, что ты пользовался предоставленными ею благами… — Он на секунду остановился. — Или, уж если упрекнет, то не раньше, чем дело дойдет до скандала.

— Столь мелочной, дорогой доктор Мюллер, — вставила Доната, — вы все же считать меня не должны.

— Хорошо, я вам верю, госпожа Бек. Но уж, во всяком случае, вы его выставите, если он перестанет ходить с вами в одной упряжке.

— У вас довольно своеобразная манера выражаться, доктор Мюллер. Но я признаю, что сделанный вами прогноз может оказаться верным.

— И где тогда будет Тобиас? Я его к себе больше не возьму.

— Этого от тебя и не требуется. Уж как-нибудь сам справлюсь.

— Я уже такие слова слышал от тебя неоднократно, мальчик мой. Но я тебе не верю.

— Действительно, тебе, Тобиас, все же лучше иметь собственную квартиру, собственный адрес, определенную меру свободы, — стала убеждать его Доната. — Но это ведь не значит, что ты отсюда изгнан. Комната и впредь будет оставаться в твоем распоряжении.

— Ты хочешь от меня избавиться, — посетовал он.

— Ничего удивительного, — заметил старший брат. — Каждая из предшествующих женщин выставляла тебя вон. Раньше или позже.

— Каждая? — спросила Доната, которую это открытие позабавило.

— Их всего две и было-то! — Тобиас вскочил. — Но от Изабеллы я ушел по своей воле, потому что не мог терпеть ее неаккуратности.

— Только не пытайся нас провести, — ответил брат, — ни один мужчина не бросит женщину лишь потому, что она неаккуратна; определенно не бросит, пока не найдет себе другого пристанища.

— Как бы это ни было на самом деле, оставим прошлое в покое, — предложила Доната. — Лучше попытайся понять, Тобиас, что я хочу тебе только добра. Если ты останешься здесь, то в один прекрасный день почувствуешь себя запертым в золотой клетке. А я не хочу, чтобы ты меня покидал именно из-за этого.

— Потому-то и выбрасываешь вон?

Доната устала спорить.