Тут Палленберги, получив от Донаты обещание, что она в ближайшее время свяжется с ними вновь, сразу же распрощались.

Вильгельмина убрала со стола; ей разрешалось забирать оставшиеся бутерброды домой. А Доната и Артур Штольце перешли в его кабинет.

— Уф! — выдохнула Доната и бросилась в кресло перед письменным столом.

— Поистине недюжинные люди, — усмехнулся он.

— А не так уж они и плохи. Для Палленберга важно, что он имеет возможность вложить в этот дом целую кучу денег. Что ж, по такому случаю ему можно простить желание немного похорохориться.

— Ты еще с ним намучаешься.

Доната покачала головой.

— Нет, не думаю. В конце концов, цель у нас с ним одна.

Он обошел письменный стол, наклонился и вытащил бутылку коньяка.

— По глоточку?

— Нет, спасибо, Артур. Но вот рюмку вина я бы выпила.

Наклонившись над письменным столом, он нажал на кнопку внутреннего переговорного устройства. Послышался голос Вильгельмины.

— Да?

— Прошу вас, принесите рюмку вина госпоже Бек… Да, светлого, белого, которое она любит. — Сам он наполнил коньяком пузатый фужер. — Как-никак, а дело мы сделали.

— Да, — согласилась Доната. — Текущий год обеспечен.

Уже стемнело, когда Доната выехала в Грюнвальд. Лампы внешнего освещения ее дома горели. Автомобиля Сильвии в гараже не было. Доната вспомнила: сестра ведь собиралась в послеобеденные часы съездить к знакомым на партию бриджа. Видимо, их игра затянулась.

Доната сейчас охотно перекинулась бы парой слов с Сильвией, но подумала, что все же лучше, что ее нет дома. Госпожа архитектор достаточно набегалась за день, чтобы сейчас же прилечь и почитать в постели перед сном какую-нибудь книжку.


15 апреля, в субботу, ожидалось решение жюри по конкурсу проектов «Поселок Меркатор». Заседание проходило в филиале банка — в Розенгейме. Здесь, в кассовом зале, проекты были выставлены на обозрение также и для публики. После того как жюри вынесет решение, предстояло вскрытие конвертов с именами лауреатов. Доната об этом знала и очень нервничала. Раз за разом она, сидя дома, подавляла в себе желание позвонить Артуру Штольце. Она отказывала себе в этом потому, что видела в своем любопытстве слабость, которой поддаваться не хотела. Если дело решилось положительно, то он ведь и сам даст о себе знать.

Каждый раз, когда звонил телефон, она бросалась к аппарату. Но звонили только знакомые, как и обычно в конце недели. От Штольце никаких сообщений не было.

— Ты что-то очень нервничаешь, — констатировала сестра.

— Жду важного звонка.

— Какого-нибудь симпатичного мужчины?

— Плохо же ты меня знаешь!

— Но ведь могло быть и такое?

Доната не вдавалась в объяснения. Ничто не заставляло ее откровенничать с сестрой. Сильвия вообще проявляла мало интереса к заботам и успехам Донаты. Если та окажется среди перечисляемых в рубрике «Кроме того, в конкурсе участвовали…» (а к этому, кажется, и шло), то Сильвия станет ее жалеть. А Доната ненавидела знаки сочувствия и потому стремилась не выдать своего разочарования.

Правда, она и не надеялась получить заказ на строительство целого поселка, но все же рассчитывала на вторую или третью премию. Тогда работа оказалась хотя бы не напрасной.

В воскресенье она распростилась со своими надеждами и стала спокойнее. Целый день они с сестрой провели в безделье и уюте, долго лежали утром в постели. Доната читала журналы по архитектуре. Ведь в будние дни времени на это не оставалось почти никогда.

После обеда пришли в гости дети Сильвии — Христиан и его сестра, моложе его на два года, которую назвали в честь матери тоже Сильвией. В семье, чтобы не путать мать и дочь, последнюю называли «Крошка Сильви». Она тоже училась в Мюнхене, изучала театроведение. И брат, и сестра были светловолосые, симпатичные на вид и казались совсем беззаботными, чему, впрочем, Доната не очень-то доверяла. Ей представлялось, что проблем у них хватает, но просто они не хотят посвящать в них ни мать, ни тетку. Доната предполагала, что для Крошки Сильви театроведение только завеса, втайне же она мечтает стать актрисой. А Христиан определенно решил изучать методы управления предприятиями только потому, что его аттестат с низкой средней оценкой был недостаточен для большинства прочих специальностей. В его действительном интересе к будущей профессии она сильно сомневалась. Отношений с представителями противоположного пола, без которых, судя по обычным меркам, дело не обходилось, брат и сестра никогда не касались ни единым словом.

Как бы то ни было, посещение двумя молодыми существами двух одиноких женщин было для Сильвии и Донаты приятной сменой обстановки. Госпожа Ковальски испекла торт, на который все набросились с хорошим аппетитом, в том числе и Доната, пропустившая и завтрак и обед. В этот день все вместе плавали в бассейне, потом подурачились в гимнастическом зале, а в заключение еще раз прыгнули в воду.

— Ах, Доната, хорошо у тебя! — вздохнула Крошка Сильви, когда они подсушились.

— Мне бы такое сооружение в самый раз, — поддержал ее брат.

Доната засмеялась.

— Тогда у вас один путь, такой же, как у меня: брак по расчету. — Она сознательно умолчала о том, что дом строился под ее руководством и что ей пришлось трудиться не покладая рук, чтобы содержать такое хозяйство.

— В наши молодые годы, — включилась в разговор Сильвия-старшая, — мы радовались, когда удавалось наскрести денег на билет в «Народные купальни Мюллера».

— Ох, до чего же вы были бедны, невзыскательны и скромны! — насмешливо произнес Христиан.

— Кстати, я еще не чувствую, что молодость прошла, — задумчиво промолвила Доната.

— Это в твои-то сорок два? — удивилась Сильвия. — Пора бы уже и почувствовать.

— Я считаю, Доната права! — решил Христиан. — С ее фигурой она может составить конкуренцию любой молодой девчонке.

— И мне в том числе? — поинтересовалась Крошка Сильви.

— Уж тебе-то во всяком случае.

Между тем девушка была так молода, что сохраняла еще и некоторые детские черты.

— Фу, пошляк! — крикнула она и запустила в брата мокрым мохнатым полотенцем.

Он ловко перехватил его на лету.

— Fishing for compliments[2],— произнес он, — всегда опасно.

— Разве я первая начала? — возмутилась Крошка Сильви. — Не я, а Доната!

— Это еще не значит, что ты должна следовать ее примеру.

— Немедленно перестаньте вздорить из-за меня! — крикнула Доната.

Ее явный испуг рассмешил молодых.

— Ну что ты, тетечка, мы же шутим, — улыбнулся Христиан и поцеловал ее в щеку.

— Ой, тетечка, мы и не думали ссориться! И вообще, что бы мы делали без тебя?! — воскликнула Крошка Сильви.

Желая подразнить Донату, брат и сестра называли ее тетей или с еще большим удовольствием — тетечкой.

Доната поняла, что они действительно шутят, и засмеялась.

— Вы для меня тоже кое-что значите, — промолвила она, и мир был восстановлен.

Потом они играли в карты в столовой, а когда проголодались, то принесли из кухни и доели торт, а также приготовленный экономкой ужин.

День с гостями прошел беззаботно и весело. Но Доната все же никак не могла избавиться от чувства напряженности. Ночью она плохо спала и думала, что бездействие ей никак впрок пойти не может.


На следующий день Артур Штольце пришел в офис очень поздно. Доната внимательно присматривалась к нему, но он вел себя совершенно обычно. Она чувствовала, что подтверждается ее предположение о провале на конкурсе.

Окончательно поверив в это, она ощутила раскованность. Ей удалось заставить себя смириться со случившимся и полностью сосредоточиться на проекте дома Палленбергов — пришлось снова вносить изменения по особому желанию застройщиков. До вечера дело было сделано, а Винклейн уже обвел тушью карандашные линии. Теперь у них лежало двенадцать готовых чертежей: планы каждого этажа и несколько планов всего дома в разрезе.

— Хорош будет домик, — уважительно произнес Винклейн.

— Теперь надо ввести данные в компьютер, — потребовала Доната.

— На это у меня уйдет не менее восьми дней! А как же быть с порученной мне перестройкой?

— Мы будем сменять друг друга, — решила Доната, — а вечером с компьютером может поработать Вильгельмина. Она ведь уже разбирается в нем, а сейчас остались только уточнения.

— Черт бы побрал все эти компьютеры!

— Не говори! Конечно, возни с ним много, но ведь он приносит нам и массу пользы.

В компьютер можно было закладывать отдельные чертежи, и он после введения данных сам выдавал изображения с такой перспективой, что вручную — карандашом или тушью — это давалось лишь с большим трудом. Получались и пространственные изображения в трех измерениях, каких на бумаге не вычертишь. Доната пропустила через компьютер и свои проекты по поселку Меркатор, а затем получила их изображения с помощью принтера. В результате получились виды отдельных сооружений и домов, выполненные столь тонко, что напоминали фотоснимки.

— Палленберги ведь не архитекторы, — пояснила она Винклейну, — они не в состоянии, подобно нам, по одному лишь чертежу представить себе вид здания. А с помощью компьютера я им эту задачу облегчу.

— Да еще и поставишь перед фактом, — добавил Гюнтер с чуть циничной улыбкой.

— Верно, — с готовностью согласилась Доната, — я ведь уже столько времени потратила, столько провозилась над всякими вариантами! Хочу, наконец, заставить их принять определенное решение.

— Энергия в тебе просто кипит, Доната.

«Жаль, что нельзя того же сказать о тебе», — подумала она, но слов этих не произнесла.

— Это не значит, что я хочу загнать их в угол, — уточнила она. — Компьютерное изображение, в конце концов, всего лишь плод нашей мысли. Его тоже можно менять по желанию. Но давай взглянем, как у тебя дела с заданием по перестройке. А потом сядем за компьютер.


На следующий день у Донаты был крупный разговор с Петером Блюме. График работ на новостройке, что на улице Вольфратсхаузерштрассе, не соблюдался, отставание насчитывало уже несколько дней — и это несмотря на благоприятную погоду. Когда Доната спросила его о причинах, он попытался оправдаться, утверждая, что не хочет выполнять работу халтурно — ведь ей это тоже не понравилось бы.

В тот день, когда она обнаружила отставание работ по срокам, Доната не нашла Блюме на этой стройке, так что ей пришлось звонить в разные места, разыскивая его, пока он наконец не нашелся на улице Шванталерштрассе — на строительстве дома, предназначенного для сдачи квартир внаем. В прорабской и состоялся крупный разговор.

— Полагаю, вы слишком много на себя берете. Как бы не надорваться, господин Блюме, — холодно заметила она.

— Что это вы имеете в виду?

— Я, правда, не взяла на себя труд пересчитать рабочих по штатным спискам, да и не хотелось вас подводить, господин Блюме… Но впечатление такое, что на Вольфратсхаузерштрассе их явно мало.

Он пожал плечами.

— У нас ведь не хватает квалифицированных кадров. Вам это должно быть известно, госпожа архитектор. Что же мне делать? С улицы что ли нанимать? Вас бы это устроило?

— Срок торжественного банкета по случаю окончания строительства должен быть выдержан.

— А кто будет платить штраф, если я найму леваков, а меня поймают? Может, вы?

— Только не приписывайте мне, что это я толкала вас на что-то подобное или хотя бы намекала на возможность нанимать вспомогательную рабочую силу без соответствующего оформления. Это идея ваша, и только ваша. Но леваки вовсе и не требуются. Достаточно снять людей отсюда и перебросить в соответствии с ведомостями распределения рабочей силы.

Лицо Петера Блюме налилось кровью.

— Я обязался… Она перебила его:

— У вас обязательства прежде всего по отношению ко мне. Я не только желаю, я требую, чтобы вы выполняли наш договор. — Она повернулась, чтобы идти своей дорогой. — Всего вам наилучшего.

— Черт бы тебя побрал, баба проклятая! — выругался он не очень громко, но все же так, чтобы она услышала.

Доната только молча ухмыльнулась.

Этому Блюме, раздумывала она, направляясь в свой офис, не следует доверять строительство дома Палленбергов, что она предполагала сделать. Возникла неожиданная проблема. Следовало подыскать другого производителя работ, по возможности в Крайллинге или в ближайших окрестностях. В данный момент это важнее всего. Ведь работы по рытью котлована можно уже начинать, хотя конструкция двойного дома все еще не окончательно согласована с Палленбергами. Доната собиралась сразу же заняться этим делом.

Когда она вошла в офис, Розмари Сфорци, сидевшая за столом в приемной, вскочила и воскликнула куда более весело, чем это было обычно ей свойственно: