«Она запретный плод» — напоминаю себе, а сам сжимаю ее грудь, которая идеально ложиться в мою ладонь. Лея издает стоны, мне нравится, что октавы становятся выше. Рычу в голос. Я готов выпрыгнуть из штанов. Как не сорваться.

«Табу! Табу!..» — звучит, как проклятье в голове. Я сам себя им наградил.

— Нам надо остановиться, — я говорю это себе, ведь мои ладони уже спускаются вниз по животу. Если я сниму с нее брюки, обратной дороги для меня не будет.

«Готов лишить ее невинность на холодной земле усеянной иглами и ветками?» — задаю мысленно себе вопрос и тут же отвечаю: — «Да!»

Но Лея заслуживает лучшего! Лучшего первого раза и лучшего мужчину! Моя жизнь и работа не предполагает привязанностей, с ней так не получится. Перестать и отпустить?

Я вспоминаю наш вчерашний разговор и ее желание. Лея хочет узнать, как погиб ее отец. Я не имею никакого морального плана ее трогать! Она доь моих друзей!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Лея разочарованно стонет. Я вижу в ее глазах желание и непонимание, почему остановился? Скажи я на всех языках мира, как сильно ее желаю, моего состояния это не передаст.

- Я не хочу, чтобы ты останавливался, — серьезно произносит и смотрит мне в глаза. Мои руки с силой сжимаются на ее тонкой талии.

Когда? В какой момент из врага я превратился в мужчину, которого она хочет? Я ведь понимал, что ее ненависть надежный стоп-кран и не зря подогревал в ней это чувство. Я опускаю взгляд на ее губы, в голове шумит кровь. Мне до одури хочется продолжить, нырнуть в водоворот безумства, но последние остатки разума удерживают меня на поверхности.

— Лея, ты лежишь на холодной сырой земле, — голос срывается. — Я весь потный и грязный, — все это я произношу вслух, чтобы себя убедить, а не ее. — У меня нет собой защиты, — заколачиваю последний гвоздь, чтобы удержать контроль. Оказаться в ней без защиты и не сорваться? Это невозможно, поэтому лучше убраться отсюда, как можно дальше. Она еще совсем молоденькая, а у меня опыта на сто жизней вперед, я должен нести ответственности за наши действия и поступки.

Поднимаюсь на ноги, стараюсь на Лею не смотреть, когда протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться. Краем взгляда замечаю, как она поправляет одежду.

— Иди в дом, я скоро приду, — забираю топор и быстрым шагом направляюсь к реке. Скидываю с себя штаны вместе с боксерами и ныряю в заводь. Ледяная вода мне в помощь.

Не знаю, сколько времени я провел в реке, потом на берегу, но солнце уже высоко в зените и сильно припекает. Возможно, вечером будет дождь или гроза.

Я обещал Лее рассказать, как погиб ее отец. К этому разговору подготовиться нельзя. Утаить правду или детали той операции — осквернить память друга. Разговор получится тяжелым, а справляться с этим грузом Лее придется без меня. Вызову Петра с Валидом, закончились их каникулы. Сегодня же вернусь в Москву. Надо найти Ирину и разобраться с Зурабом, а так же выяснить, замешан Ахмад в пропаже сестры или нет…

Глава 25

Лея

Чех оставил меня стоять посреди леса, а сам утопал в сторону реки. Топор ему интересно, зачем понадобился? Какой сук он решил там срубить, не то ли, который мне в живот упирался? Я посмеялась над своими мыслями, а что еще оставалось делать, бросил меня в раздрае. Все тело покалывало и неприятно ломило. Куда бы деть эту энергию, я сейчас изнутри взорвусь.

Мне не хотелось его видеть, поэтому я решила не сидеть и не ждать Чеха в доме. Сходила за ружьем и патронами, если бы не нога, я бы двигалась быстрее. Взяла с собой лукошко и пошлепала в сторону, где росла морошка. Там можно было и пострелять, но я не собиралась привлекать внимание, оружие взяла на всякий случай, вдруг рядом зверь, который покусал лося.

«А если он не один?» — пришла на ум интересная мысль. — «Смогу отстреляться и удрать?» — если бы не швы, даже не сомневалась бы…

Несмотря на доводы разума, я отправилась за морошкой одна. В лукошко не попала ни одна ягода. Несмотря на то, что мне удалось позавтракать, настроение мое не улучшилось. Стрелять по мишеням внизу опасно. Конечно. Места тут безлюдные, но что не бывает? Поэтому я стреляла по шишкам.

С каждым выстрелом пружина внутри ослабевала. На меня сыпались иголки ветки, ну и, конечно же, шишки. Я ведь не мазала. Отстреляв две коробки патронов, наконец-то почувствовала облегчение.

— Новый способ трясти шишки? — раздался сзади голос. — Кто стрелять учил?

— Папа, — негромко ответила не оборачиваясь. Я складывала в сумку отстреленные гильзы и коробки.

— Поговорим? Я обещал рассказать тебе, как погиб твой отец, — к глазам подступили слезы. Иногда во мне просыпалась девочка, а сегодня утро вышло очень эмоциональным.

Прошла немного вперед и села на поваленный ствол дерева. В ягодицу впился небольшой сучок, поерзав, устроилась поудобнее.

Чех сел прямо на землю, прислонился спиной к старой осине. Он сидел ко мне боком, одна нога согнута в колени, выражение его глаз я не видела. Это напоминало чем-то исповедь в католических церквях, только нас не разделяла ширма.

— Мы были на задании, — начал он. — Спонтанном, плохо спланированном. Наверху летели шапки и погоны, генералы метались в страхе и создавали видимость противотеррористической деятельности. Несколько взрывов по всей стране, исполнителей взяли или ликвидировали, но нужны были организаторы. Деньги шли с запада, но координаторы находились в России. Небольшое селение в горах на границе Чечни и Грузии. Нам дали только приблизительные координаты, — я видела, ему было тяжело вспоминать. — Почти сутки мы поднимались пешком, чтобы не привлечь внимание. Встретили лишь молодого парнишку — пастуха. Его нужно было ликвидировать, но мы сделали роковую ошибку — пожалели. Отпускать не стали, привязали к стволу дерева и оставили с ним часового. Допросили, узнали, где находится нужный нам дом. Парнишка уверял, что живет на другом склоне, а в том селе у него родственники живут, — я впитывала в себя каждое слово. — Подошли к деревне и затаились. Решили ждать наступления темноты, могли пострадать невинные, старики, дети.

Ненадолго Чех умолк, я не мешала, он, будто заново все это переживал.

— Мы заметили, что парнишку никто не искал. Нас это насторожило, связи не было, пришлось отправить двух бойцов из группы. Ночь, жара. Над головой ярко светят звезды и луна. Я нервничал, чувствовал, что-то неладное. Бойцы не возвращались, — вновь пауза.

— Папа говорил, что у вас в экстремальных ситуациях органы чувств обостряются почти, как у животных.

— В ту ночь, мы оба чувствовали дыхание смерти и даже успели это обсудить. Мы знали, что нас взяли в кольцо. Нужно было вывести группу с минимальными потерями. Завязался бой. Мы отбили небольшой коридор, но его нужно было удержать. Саня получил приказ выводить ребят, мы с Петром остались прикрывать их спины. Я был ранен. Просил Петра Отходить к группе, но он — старый воин. Сделал вид, что не слышит приказа молодого командира. Саня не должен был возвращаться, но он это сделал. Ослушался моего приказа. В ту ночь, я должен был умереть, — он закинул голову к небу, будто молился, а я утирала рукавом слезы. — Мы поругались, он взвалил меня на спину и понес. Я уже терял сознание, помню, что ругался и приказывал меня бросить. Что в бою я ему не друг, а командир. Бесполезно. Две пули попали ему в спину, он еще метров двести меня пронес и упал. «Петя, уноси Чеха. Я вас прикрою» — произнес Саня. — «Давай, у меня мало времени. Гранаты оставь…» Я пытался спорить и даже сопротивляться. «Его раны несовместимы с жизнью, Чех. Кровь со рта идет» — сказал Петр, я и сам это видел, но не мог его там оставить. — «Если и ты сегодня погибнешь, мне не на кого будет оставить Ирину и Лисенка. Дай слово, что позаботишься о них» — я уже кусала кулак, чтобы не зарыдать в голос.

«Папочка… папочка!.. Как же я тебя люблю!»

— Сегодня мы обманем старуху с косой. Один из нас уйдет живым. Чех, пожалуйста…

— Я обещаю, Саня…


******* *******

Чех

Я никогда об этом ни с кем не говорил так, как сегодня. Сухо констатировал факты, отвечал на вопросы руководства. Это дело не придавали огласки. Ту деревню через несколько дней накрыло минометным огнем. Отомстили за Саню и других погибших ребят, но успокоения это не принесло. Тем более, что координатор со своей группой ушли в горы. Мы встретились с ним спустя полгода. Я не мог успокоиться, пока лично его не нашел…

— Лея, вернемся в хижину? — мы долго просидели в лесу. Я на земле, она на пне. Сквозь густую чащу плохо проходили лучи солнца но, несмотря на это сегодня, было по-летнему тепло.

— Да, — не смотрел в ее сторону, чтобы не смущать. Она плакала. Старалась делать это тихо, чтобы я не заметил.

— Винишь меня? — подошел и помог Лее подняться, закинул на плечо ружье. Она заметно хромала. Я мог спокойно ее донести до дома, но не решался сейчас к ней прикасаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Нет, — после долгой паузы ответила Лея, я уже и не ждал. — Если папа отдал за тебя жизнь, значит, считал тебя достойным человеком. Он не был глупцом. Никогда бы папа не доверил нас плохому человеку. Сейчас я это понимаю, но два года назад у меня было много вопросов к нему. Я не могла понять, почему папа тебе доверял.

— Твоему отцу я тоже безгранично доверял. Он мне был больше, чем просто друг.

— Ты знаешь, кто убил мою маму? — Лея пошла еще медленнее в ожидании ответа.

— Нет, — я не собирался рассказывать ей, что возможно, Ирина жива. Пока точно в этом не буду уверен. Как только вернусь в Москву, плотно займусь этим делом.

— Тогда почему ты забрал меня со свадьбы? Не оставил в доме дяди? — Лея задавала правильные вопросы.

— В убийстве твоей мамы я подозреваю Зураба, но доказательств у меня нет. Исполнитель и координатор мертвы. Является ли твой дядя соучастником преступления, я не знаю, но оставлять тебя в доме Ахмада дальше не было смысла.

— А до этого, какой был смысл?

— Лея, я не буду раскрывать все свои замыслы, но поверь, оставалась ты там только потому, что на тот момент это было безопасно.

Устав смотреть на то, как она мучается, я закинул ружье назад, подхватил ее и понес.

— Я сама могу дойти, — заупрямилась Лея. Легким румянцем окрасились ее щеки.

Она была первой женщиной… девушкой в моей жизни, в которой я замечал любые изменения. Моя профессия подразумевает ничего не упускать из виду, но тут другое. Мне нравилось наблюдать за Леей, слышать ее голос, вдыхать аромат ее волос. Она могла вывести из себя одним словом или действием, но она же и улыбаться заставляла. Никогда ни одну женщину я не желала так, как ее. Будила такую бурю эмоций, что словами не передать. Лея становилась не просто наваждением, я был ею одержим. Останься я с ней в тайге еще на одну ночь, вряд ли смогу устоять.

— Лея, я звонил Валиду и Петру, вечером они вернуться, — предупредил.

— Это здорово, я успела по ним соскучиться, — она продолжала отводить взгляд, смущалась.

— Со следующей партией продовольствия я пришлю тебе планшет или ноутбук, будешь заниматься дистанционно, в институте я договорюсь. Только у меня единственная просьба, никто не должен знать, где ты.

— А по IP — адресу не смогут вычислить?

— Могут, — честно ответил Лее. Моя спонтанная поездка сюда, вряд ли осталась незамеченной. В это время из тюрьмы сбегают заключенные, что кажется очень подозрительным. Прятаться и бояться будут другие, я сделаю все, чтобы Лея могла жить спокойно.

— Ты уезжаешь? — мы дошли до хижины, за всю дорогу Лея впервые подняла на меня взгляд. — Сегодня? — тихо спросила она.

«Что ты творишь со мной, Лея?!»

Глава 26

Чех

«Сегодня?..» — крутился вопрос в голове. — «Сейчас… Мне нужно уезжать сейчас!» — это выше моих сил — находиться с ней рядом и не трогать.

Опускаю Лею на землю, руки продолжают сжимать, оставляя на ее теле следы. То, что она поняла и не озлобилась после моего откровения, ослабевает мой контроль.

Медленное скольжение ее тела по моему — изощренная пытка. Толкаю к двери, нависаю над Леей. Громко вбираю воздух и выталкиваю его со свистом. В ее глазах желание…

Желание… твою дивизию!..

А я с первого дня могу думать только о том, что она будет подо мной!

«Ты понимаешь, что не имеешь права ее касаться?»

Будь ее отец жив, я бы уже валялся на земле с разбитым лицом, но даже эта мысль не способна отрезвить. Хватаю Лею за затылок, впиваюсь в сладкие губы. Кончиками языка считаю белые ровные зубы, она пахнет лесом и ягодами. Так упоительно, что голова кружится. Дурею.