Вторая смена ребят прибыла в лагерь с еще большей помпой, чем первая. За рулем машин сидели шоферы в униформах, а некоторых девочек до самого домика сопровождали нянюшки. Облаченные в джинсы от «Глории Вандербильт», они несли сумки от «Гуччи». Мальчики привезли с собой портативные холодильники, машинки для изготовления попкорна и небольшие телевизоры на батарейках. Воспитатели только недоуменно хлопали глазами. В правилах черным по белому было написано, что держать в лагере телевизоры и радиоприемники запрещается. Никого не прельщала перспектива отбирать все эти «игрушки» после отъезда родителей, а потом получать кучу жалоб.

Зейну достались четверо из ряда вон выходящих тринадцатилетних молодцов: Мартин Йохансен из Миннеаполиса, Джейсон Колдуэлл из Нью-Йорка, Эндрю Бредли из Бостона и Уильям Маллой с Лонг-Айленда, штат Нью-Йорк. Все четверо оказались не просто знакомы — они сами выбрали этот лагерь местом своей ежегодной встречи.

На первый взгляд они показались Зейну пай-мальчиками. Коротко, но очень стильно подстриженные и уложенные феном волосы, не в джинсах, а в слаксах, в хлопчатобумажных рубашках в тонкую полоску с длинным рукавом вместо обычных футболок. Все четверо были в белых пуловерах под горло, словно они собрались прокатиться на яхте. И ни один из них не вспотел под горячим техасским солнцем.

«Холодные, как огурцы», — невольно подумал Зейн. Слишком холодные, чтобы доверять им.

— Да, мы ездим вместе с семи лет и побывали уже почти во всех лагерях, куда нам хотелось попасть: и в Поконосе, и в Рокисе, и в Йосимите. Мы встречаемся только в лагерях, — объяснил Мартин, бросив свой кожаный чемодан на кровать. — Мы даже доплачиваем, чтобы жить в одной комнате.

— Не знаю, удастся ли вам проделать это здесь, — с сомнением отозвался Зейн.

— Деньги могут купить все, — ответил Мартин.

— Ну, положим, не совсем все, — возразил Зейн.

Эндрю скрестил руки на впалой груди и бросил на него исключительно самодовольный взгляд.

— Сразу видно провинциала. Ты, пожалуй, скажешь, что любовь нельзя купить за деньги?

Зейн не пытался скрыть усмешку.

— Конечно, там, у вас, мистер Бредли, любовь наверняка продается за деньги. Но здесь Техас. А теперь прошу меня извинить. Увидимся за обедом. В шесть.

Он повернулся и вышел. Джейсон подошел к двери и, проследив, как Зейн скрылся за деревьями, сказал:

— Не нравится мне этот парень. — Он обернулся к друзьям: — А вам? Не проучить ли нам мистера Макалистера?

— Конечно. Надо попробовать, — ответил Эндрю, а остальные только кивнули в знак согласия.

Новые подопечные Лили — Карен, Блейн и Салли — оказались помладше Эванджелины и гораздо больше интересовались природой, историями про привидений и писанием писем домой, чем мальчиками. Эванджелина осталась в полном одиночестве, и это ее бесило.

Лили, наоборот, оказалась с новыми девочками в своей стихии. Она водила их в походы и рассказывала подряд все известные ей индейские сказки. Учила их слушать шум ветра и представлять себе, какой была Земля сотни лет назад, когда индейские врачеватели лечили раны и болезни при помощи своей духовной медицины.

— Когда болезнь поражает тело, часто, хотя и не всегда, можно вылечиться от нее, думая о чем-нибудь хорошем, например, о небе или красивых цветах. Но главное, думая о прекрасном, многие из нас могли бы избежать болезни.

Карен отличалась скептицизмом.

— А как насчет эпидемий, уносивших целые племена?

— Конечно, оспа и дифтерия — опасные враги. Но к счастью, люди научились соединять вакцины и антибиотики с народной медициной. Кстати, многие лекарства можно найти прямо под ногами. Это корни и травы.

— Наверно, ты права, Лили, — сказала Блейн. — Уже от одного чистого воздуха чувствуешь себя хорошо. Здесь так тихо, спокойно. В Нью-Йорке у меня иногда болит голова от шума. Мне бы хотелось жить здесь все время. А тебе, Лили?

Лили подняла голову и взглянула на голые вершины холмов, потом на кристально чистое озеро, казавшееся издалека совершенно неподвижным. Ей захотелось, чтобы и Эванджелина пришла сюда, хотя она не была уверена, что общение с природой — это то, что ей сейчас нужно. Но Лили чувствовала, что ей обязательно нужно найти подход к несчастной девочке.

Обхватив руками ноги, согнутые в коленях, Лили улыбнулась девочкам.

— Должна вам признаться, что я нигде не чувствовала себя такой счастливой.

— А тебе не кажется, что индейцы были умнее нас? — спросила Салли.

— Иногда я думаю, что они были гораздо мудрее, — ответила Лили.

— Мы можем многому научиться у них.

Она заметила, что солнце стало садиться за западную гряду холмов.

— Пора возвращаться, девочки. Сегодня наша очередь разводить костер.

Поднявшись, девочки двинулись за ней в лагерь.

* * *

Лили встретилась с Зейном у комнаты отдыха в воскресенье вечером всего за несколько минут до того, как выключили свет, и успела лишь обменяться с ним несколькими поцелуями. В понедельник после обеда, перед уходом на озеро, ей удалось улучить минут семь, чтобы, держа его за руку, сказать, что она любит его. Ко вторнику ей стало очевидно, что Эванджелина неотступно следит за ней, куда бы она ни пошла. Кроме того, Лили удостоверилась в том, что обещание Эванджелины заполучить Зейна не пустые слова.

Не желая подвергать его опасности, она рассказала Зейну о своих подозрениях насчет Эванджелины и сказала, что им надо быть более осторожными при встречах. Он согласился.

В среду Лили пришла, чтобы отвести своих девочек на занятия по гребле. Все, кроме Эванджелины, радостно бросились к двери.

— Ты не идешь? — ласково спросила Лили.

— Нет. Я научилась грести еще на прошлой неделе. Есть занятия поинтереснее. — Ее слова звучали угрожающе.

Лили всегда считала, что лучшая защита — это наступление. Она подошла к Эванджелине и посмотрела ей прямо в глаза.

— Шпионить, например? Ты так увлечена тем, что шпионишь за мной.

— Точно. И у меня уже достаточно фактов, чтобы вас обоих уволили.

— Неужели? Какие же?

Глаза девочки чуть не лопались от зависти, голос дрожал от злости и ненависти, накопившейся за долгие годы, и хотя сейчас она выплескивала все это на Лили, та прекрасно понимала, что не она причина несчастий Эванджелины.

— Я видела, как ты валялась с ним на прошлой неделе. Видела, как он тебя трахал. Как ты лежала на нем, а потом он тыкал в тебя этой своей штуковиной. Я видела достаточно, чтобы испортить тебе репутацию до конца жизни. Если Марта и ее дурацкий Боб узнают, чем вы занимались, они вышвырнут вас обоих в два счета!

Эванджелина пришла в такое бешенство, что под конец уже брызгала слюной Лили в лицо. Но Лили и глазом не моргнула. Когда Эванджелина замолкла, она держалась так же спокойно и холодно. Как гранит.

— Так ты все видела?

— Да, видела! — победоносно произнесла девочка, сложив руки на груди. Лили молчала и просто смотрела на нее. Такая реакция обескуражила Эванджелину. Почему Лили не просит прощения? Не предлагает ей денег или драгоценностей в обмен на обещание не губить ее репутацию и сохранить ей работу? Может, она вообще потаскушка? Может, она занимается этим со всеми парнями подряд? Но почему? Она ведь красивая! Она может заполучить любого парня, которого захочет. Вот она и выбрала себе самого лучшего во всем лагере, того самого, которого Эванджелина присмотрела для себя. Но больше всего девочку бесило ее спокойствие. Ей никогда не приходилось сталкиваться с таким бесстрашием.

— Лили, ты что? Робот, что ли? Слышала, что я сказала? Я собираюсь рассказать все Бобу и Марте.

— Я слышала.

— Ну и…

Лили сделала шаг назад.

— Поторопись. А то они уйдут на озеро смотреть тренировку по гребле. Ты же знаешь, как им понравились соревнования на прошлой неделе.

— Ты… тебе все равно?

— Честно говоря — да.

— Как это?

Лили снова подошла ближе.

— Потому что я очень сомневаюсь, что ты кому-нибудь что-нибудь расскажешь.

— С чего это ты так уверена?

— Если бы речь шла о морали, мы бы с тобой тут не стояли. Ты бы уже давно рассказала все Марте, и меня бы выгнали. Но я думаю, тебе просто хочется сделать мне больно. Ужалить. Как скорпион. Ты хочешь, чтобы мне стало так же плохо, как тебе. Думаешь, я уеду и оставлю Зейна тебе? Не выйдет.

— Подумаешь, какая умная! — злобно прошипела Эванджелина. — Так я скажу Марте. Скажу!

— Давай. Но если я уеду, Зейн уедет со мной. Дело в том, Эванджелина, что он любит меня, а я люблю его. И кроме того, мы настоящие друзья. У тебя ведь никогда не было настоящего друга?

— Я…

— Нет, не было. Но знаешь что? Мне бы хотелось стать твоим другом.

— Почему это? Из-за моих денег, как всем? Мне папочка говорил…

— Да пошли они в задницу, твои деньги. Я просто тебе сочувствую. Твоя мать сбежала и бросила тебя. Меня моя мать ненавидит, и иногда мне кажется, что она вертится вокруг меня нарочно, чтобы отравлять мне жизнь.

— Не может быть!

— Может. Мне кажется, между нами много общего. И если бы ты захотела, мы действительно могли бы стать настоящими друзьями.

От ярости у Эванджелины тряслись руки. Ей хотелось перевернуть весь мир, который так несправедливо обходился с ней. Она больше не могла сдерживаться, из глаз у нее брызнули слезы.

— Я не верю.

— Понимаю. Ты, конечно, говоришь себе: «А почему я должна ей верить?»

— Да. — Эванджелина вытерла слезы рукой.

— Но надо же когда-нибудь поверить. Давай попробуем?

Эванджелина долго не отвечала. Она только пристально вглядывалась в глаза Лили, стараясь найти причину для недоверия. Но не находила.

— Ладно, — согласилась она, и впервые за все время пребывания в лагере на ее лице появилась счастливая улыбка.

— Тогда дай мне руку, — сказала Лили, протягивая свою, на которую девочка недоверчиво косилась, пока не увидела, что Лили улыбается. Тогда она крепко пожала ей руку.

— Друзья, — наконец сказала она, чувствуя, как к сердцу приливает теплая волна радости.


Зейна и его маленькую команду из корпуса номер четыре преследовали неприятности. Мелкие поначалу, они росли и постепенно достигли угрожающих масштабов. В понедельник вечером внезапно подломились ножки кровати Зейна, что окончилось для него порядочной шишкой на затылке. В среду утром неподалеку от комнаты отдыха возник небольшой пожар, который из-за сильного ветра и ужасной сухости стал быстро распространяться, пожирая всю растительность. Если бы не Зейн, мгновенно подтянувший пожарный шланг к насосу на берегу озера, комната отдыха наверняка бы сгорела. Зейн стал героем недели. Боб и остальные воспитатели не знали, как отблагодарить его.

В субботу вечером, когда он выходил после тренировки из гимнастического зала, на него едва не упала внезапно сломавшаяся ветка дерева. Но только в понедельник утром, когда рухнули ступени лестницы в домик, где жили воспитатели, Зейн заподозрил, что все эти несчастья происходят не случайно.

Он вместе с Лили вернулся на то место, где его чуть не прибило веткой. Лили подобрала ее.

— Видишь? Судя по всему, подрублена топором.

— Таким, как у Боба?

— Точно.

— Есть какие-нибудь идеи по поводу того, кто это мог быть?

— Да. Но у меня нет доказательств.

Лили взглянула на него:

— Может быть, Эванджелина? Вдруг она врет, что хочет дружить со мной? Она так хорошо себя вела всю прошлую неделю.

— Конечно, может быть, это мое мужское самомнение, но я не верю, чтобы девочка была такой коварной.

Лили посмотрела на обгоревший холм и подумала, что каждый, независимо от пола, способен на что угодно, если его довести. Эванджелина только начинала разбираться в самой себе. Она поняла, что злость и гнев рождаются в душе в ответ на несправедливость. В конце концов девочка осознала, что отец не любит ее, что она для него просто бесплатное приложение — удобное или неудобное, в зависимости от обстоятельств. На Рождество она могла пригодиться для развлечения, а летом ее следовало сплавить из города, чтобы она не мешала ему спокойно проводить время с очередной подружкой. Эванджелина даже начала догадываться, почему ее мать сбежала из дому, и ей стало страшно от мысли, что столько лет она относилась к ней несправедливо. Однако психика девочки оставалась изломанной и уязвимой.

Лили хотелось спасти ее, но она боялась, что уже поздно. Возможно, Эванджелина уже переступила черту.

— Мне надо повидать Эванджелину, — сказала Лили и повернулась, чтобы уйти.