Ел он только в самых шикарных ресторанах. Его дома располагались в лучших районах. Его друзья принадлежали к элите нью-йоркского общества. Издатели, владельцы контор, банкиры. И все они любили Френсиса.

Он делал щедрые пожертвования на благотворительные цели и прекрасно подходил на роль кавалера для вдов и разведенных, которым хотелось видеть свои фотографии в светских изданиях. Френсис славился своей филантропией. Поскольку у него не было детей и в свои пятьдесят пять он считал себя слишком старым для отцовства, Френсис решил сделать все, чтобы после его ухода мир стал лучше.

В наследство от матери он получил три четверти миллиона долларов и решил вложить их в переработку макулатуры. Френсис верил в то, что лет через десять, а может, и раньше «Глоубэл пейпа» оправдает свое название. Опережая свое время, он объявил крестовый поход против хлористо-углеродных соединений, уничтожения джунглей, неоправданного использования пластиков и сброса химических отходов в водоемы страны. Френсис стал правой рукой Управления по охране окружающей среды.

Однако чтобы повернуть ход истории, требовалось очень много денег. Поэтому Френсис не гнушался ничем, стараясь заставить свои деньги работать. В Токио он нанял брокеров для работы на фондовой бирже и теперь, как ястреб, следил за японским рынком ценных бумаг. Он познакомился с финансовыми экспертами из Лугано, в Швейцарии, а в Нью-Йорке отвел целый этаж в помещении «Глоубэл пейпа», где молодые интеллектуалы занимались управлением капиталами Френсиса Кенсингтона.

Френсис знал всех в «Кристи», «Сотби» и, конечно, в «Мелтон». Когда он увидел испанское колье Зейна, то сразу же понял, что оно подлинное. Этот молодой парень, которого не приняли в «Мелтон», очень удивил его. Еще больше его поразило, что в толпе людей, выходивших из здания биржи, Зейн выбрал именно его.

«Конечно, он провинциал, но совсем не глупый, — думал он. — Совсем не глупый».

Ему всегда хотелось, чтобы на него работали именно такие люди.

— Сколько ты хочешь за колье?

— Тридцать тысяч. — Зейн намеренно завысил цену, чтобы прощупать клиента.

— Двадцать.

— Двадцать восемь.

— Двадцать пять.

— Согласен.

Открыв портфель, Френсис достал чековую книжку и выписал чек на двадцать пять тысяч долларов.

Зейн вынул колье из кармана куртки и протянул его Френсису.

— С вами приятно иметь дело. — Он сложил бумаги, подтверждавшие подлинность колье, и передал их Френсису, а тот вручил ему чек.

— Что ты собираешься делать с деньгами, сынок? — Френсис улыбнулся и опустил взгляд на грязные, ободранные ковбойские сапоги Зейна.

— Я же говорил вам. У меня очень тяжело болел отец. Когда он умер, осталась целая гора долгов. Поеду домой и постараюсь расплатиться.

— Двадцать пять тысяч — это очень большие деньга… Сколько же тебе нужно?

— Почти вчетверо больше. Папа болел раком. Почти два года он сражался с ним. Мама одна…

— Скучаешь без нее? — перебил Френсис.

— Вообще-то нет. Честно говоря, я рад, что оторвался от той жизни. Мы с ней… Не стоит об этом.

Френсис задумался.

— Такое случается. Даже в самых крепких семьях. Родители подчас не хотят нас отпускать.

— Да.

— Скажи-ка мне, Зейн. Почему ты не смог продать эту вещь «Мелтон»?

Зейн пожал плечами:

— Им было некогда со мной заниматься, а я не мог ждать.

— А-а, понятно. Ты нетерпеливый.

Зейн щелкнул языком.

— Это бывает полезно. Иногда. Как в этот раз, например. Тебе нужно много денег, чтобы помочь матери. Я просто размышляю. Что, если, вернувшись в Техас, ты не найдешь покупателей для других вещей? У тебя ведь есть… что-то еще?

— Да. Но совсем не того качества. — Зейну нравилось беседовать с Френсисом. Ему казалось, что тот знает больше, чем любой из тех, с кем ему доводилось встречаться. — У меня верный глаз на антиквариат. Отец был самым лучшим экспертом в Техасе. Он научил меня всему, что знал, но…

— Да ладно. Говори.

— Боюсь, что это прозвучит неуважительно к покойному, но мне кажется, я еще очень многого не знаю. А мне бы хотелось знать все. Но в Техасе не научишься. Я всегда считал, что надо жить в Нью-Йорке. Именно здесь я смогу добиться того, о чем мечтаю.

Френсис только того и ждал.

— Тогда зачем тебе возвращаться?

Зейн на минуту задумался. В его голове на мгновение возник образ Лили. За весь день он впервые вспомнил о ней.

— У меня там девушка.

— Она тебя любит?

— Да.

— Тогда она подождет. К тому же ни одна девушка или женщина не захочет иметь дело с мужчиной, который не может ее обеспечить.

Зейн засмеялся:

— Вы не знаете Лили. Она и сама не пропадет.

— Может, и так. Но у меня к тебе предложение.

— Сэр? — Зейн весь превратился в слух.

— Я попробую устроить тебя в «Мелтон», и, если они согласятся взять — а они, конечно, согласятся, когда увидят тебя в деле, — ты за это будешь мне сообщать, когда у них появится что-нибудь стоящее, вроде твоего колье.

— Это противозаконно?

— Нет. Я же не прошу делать для меня скидку или чтобы мне отдавали предпочтение перед другими покупателями. Я просто хочу знать, если вдруг тебе попадется что-нибудь замечательное на твой вкус.

— Самое лучшее?

— Только самое.

— Хорошо, сэр.

— Я скажу, чтобы кто-нибудь из моих служащих подыскал тебе подходящее жилье в городе, и сведу тебя с людьми, у которых есть чему поучиться в твоем деле.

Зейн окаменел. Ему никогда не предлагали такую помощь. Самое удивительное, что предложение исходило от совершенно незнакомого человека. Возможно, мать была права, когда говорила, что в людях надо всегда стремиться видеть хорошее.

— Даже не знаю, что сказать.

— Будет неплохо, если ты скажешь «да».

— Да!

Они пожали друг другу руку как раз в тот момент, когда лимузин остановился у ресторана «Четыре времени года».

— Шофер отвезет тебя туда, где ты остановился. Вот моя карточка. — Френсис протянул Зейну кремовую визитку с гравировкой. — Утром зайдешь ко мне в офис, и мы провернем дело с «Мелтон». Потом поговорим.

— Да, сэр! — произнес Зейн, улыбаясь до ушей.

Френсис вылез из лимузина, потом снова обернулся к Зейну:

— А кстати, Зейн…

— Сэр?

— Колье стоило все тридцать тысяч. Так что ты молодец, да не совсем. — Френсис закрыл дверцу лимузина.


Наконец-то Зейн мог позвонить Лили.

— Лили! Привет! Господи! Как здорово слышать твой голос!

— Зейн! Ты где?

— В телефонной будке. Не хотел звонить тебе, пока у меня не будет хороших новостей. А теперь… угадай. Я получил работу и отдельное жилье! Через пару недель мне поставят телефон. Здесь телефонные компании работают не как у нас. Боже, Лили, я должен тебе рассказать, как это произошло.

— Расскажи!

— Я познакомился с одним человеком. Его зовут Френсис Кенсингтон. Он мне очень помог. Я снял квартиру у одного из его служащих, который уезжает в Лондон.

— Зейн, как здорово… Я скучаю.

— И я! Боже! Как я сразу не догадался! Приезжай ко мне в гости. Я хочу с тобой повидаться. Приезжай в Нью-Йорк.

— Что?

— Ты меня слышишь? Если я заплачу половину за самолет, ты осилишь вторую? Мне надо тебя увидеть, Лили. Я хочу обнять тебя.

— Даже не знаю. Надо поговорить с родителями.

После долгой паузы Зейн произнес упавшим голосом:

— Твоя мама ни за что не разрешит тебе поехать.

Лили с удовольствием обнадежила бы его, но, к сожалению, Зейн был прав.

— Иногда она очень упряма.

— Если не говорить обо всем остальном.

— А со своей матерью ты говорил? Как она?

— Очень подавленна. Я посоветовал ей сходить к своему духовнику. Ей надо с кем-нибудь поговорить… о папе. Я ей стал рассказывать, что у меня тут происходит, что я послал деньги врачу, а она мне в ответ начала цитировать Библию. Если бы я ее не знал, то подумал бы, что она не в себе.

— О, Зейн, какой ужас!

— Со временем она придет в себя.

— Да.

— Попробуй устроить так, чтобы приехать ко мне. Я люблю тебя, Лили. Мне хочется тебя обнять.

— Мне тоже, Зейн. Мне тоже. До свидания.


Каждую неделю Зейн получал от Лили длинные письма. Она писала, что все лето должна работать, но ей удалось уговорить обоих родителей отпустить ее в Нью-Йорк на неделю между Рождеством и Новым годом. Казалось, ждать придется целую вечность, но Зейн был очень занят и написал Лили, что, если нужно, готов ждать хоть всю жизнь.

* * *

В сентябре Зейн записался на двухгодичные курсы при Колумбийском университете. Его выбор пал на антропологию, поскольку он считал, что это еще больше сблизит его с Лили. Когда она приедет в Нью-Йорк, он поразит ее своими познаниями.

Время от времени Зейну казалось, что он сможет на выходные слетать домой, но работа, учеба, деловые поездки, семинары и аукционы все время мешали ему выбраться в Техас. Он чувствовал себя так, словно попал в водоворот. Одна сделка следовала за другой. Френсис то и дело приглашал его на вечеринку или ленч с очередным богатым иностранным сановником или богатой вдовой.

— Тебе обязательно надо с ней познакомиться, — говорил Френсис. — Женщинам нравится твой техасский акцент, — подшучивал он.

Зейн чувствовал себя обязанным принимать приглашения Френсиса. Френсис отвел его к портному с Седьмой авеню, который за умеренную плату сшил ему отличный костюм из ткани подешевле, чем та, что Френсис брал для себя.

В первые месяцы Зейн так тосковал по Лили, вспоминая ее взгляд, голос, запах, что ему пришлось начать бегать трусцой, чтобы усмирить плоть. Вместе с Уильямом Гидри, который работал оценщиком в «Мелтон», он стал ходить в сквош-клуб, где даже в свободное время можно было познакомиться с потенциальными клиентами. Той осенью Зейн много играл в сквош, занимался поднятием тяжестей, парился в саунах и принимал холодный душ.

Время шло, и, пока он считал недели до приезда Лили, благодаря этим занятиям его фигура стала приобретать совершенно другие пропорции. Заметив это, он сменил поднятие тяжестей на аэробику, бег трусцой, плавание и прыжки в воду.

Теперь, когда в субботу Зейн Макалистер, надев джинсы и футболку, прогуливался по Манхэттену после полудня, он ловил множество обращенных на него женских взглядов.

Мысли о Лили отступали на второй план, и он полностью погрузился в свою новую жизнь. Жизнь в Нью-Йорке. Жизнь среди богатых и знаменитых. Жизнь на бегу.


— Привет, Зейн. Это Лили.

— Привет.

— Я… много занималась и не могла тебе позвонить. Две недели и два дня, если точно. Я… У тебя все в порядке?

— Да, все хорошо, — пробормотал он, потягивая холодный кофе, который сварил два часа назад, когда начал изучать очень интересное предложение из Вены. — Извини, что не звонил. Я действительно был занят. Работа заставляет крутиться без остановки. Не могу тебе назвать имя клиента, но я только что вернулся из Чикаго, где мне удалось провернуть очень крупную сделку с изумрудом в пятнадцать каратов, который не покидал фамильного крова более пятидесяти лет. В Нью-Йорке никто не может поверить, что я смог выманить его у старика.

Лили заметила, что, как только он начинал говорить о своей работе, его голос от возбуждения становился громче. Он тараторил без умолку. Это был Зейн, которого она помнила, — и в то же время другой. Он весь сосредоточился на работе. Как будто, кроме работы, в мире больше ничего не существовало. А она все еще лелеяла надежду, что в его сердце, в его жизни есть место для нее.

— Так что ты получила?

— А? Как всегда. По английской литературе — «отлично», а по геометрии не так хорошо — на балл ниже.

— Черт, жаль.

Лили всем сердцем хотела, чтобы ее жизнь стала такой же захватывающей, как у Зейна, но в реальной действительности она все еще училась в школе, а он вырвался в большой мир, где сам строил свою новую жизнь. У нее даже не намечалось никакой экспедиции с отцом. Лили нервно намотала на палец прядь волос.

— Не могу дождаться Рождества, когда снова тебя увижу.

— Я тоже, — ответил он таким равнодушным тоном, что у Лили все внутри сжалось.

— Я знаю, ты занят. Наверно, я тебя задерживаю. — «Пожалуйста, не вешай трубку. Мне так нужно слышать твой голос, хоть ты и занят совсем другим. Что с нами происходит, Зейн?»

— Да. Мне и вправду пора идти. Я люблю тебя, Лили.

— Я люблю тебя, Зейн. Надеюсь, ты помнишь об этом.