— Невероятно! — Арлетта украдкой взглянула на Зейна. В ее глазах сверкнуло презрение.


Толпа в доме Митчеллов стала редеть только к семи часам. Остались золовка Арлетты, ее адвокат, доктор и секретарь из «Древностей». Зейн боялся, что не дождется момента, когда сможет поговорить с Лили наедине.

— Надо купить еще ликера. Поедешь со мной в «Спек»? — спросила Лили.

— Конечно.

Они вышли на кухню, заваленную грязными тарелками и стаканами, взятыми напрокат. Мария засовывала их в посудомоечную машину.

Они сели в недавно купленный для Лили «мерседес-бенц», обитый изнутри коричневой кожей в тонкую золотую полоску. Машина прошла уже больше ста двенадцати тысяч миль, и у нее не работало радио, но Лили любила се. Арлетта, конечно же, терпеть не могла — отчасти потому, что она казалась ей воплощением индивидуализма, а отчасти из-за того, что этим подарком Джей Кей в очередной раз подчеркнул свою психологическую и душевную близость к дочери.

Зейн восхищенно присвистнул:

— Откуда она у тебя?

— Папа подарил на окончание школы. Маме не понравилось. Она считает, что это слишком экстравагантный подарок, хотя папа говорил, что купил ее очень выгодно. Мама, как всегда, пришла в бешенство оттого, что деньги потрачены не на нее. Но он, видимо, решил, что окончание школы достаточно хороший предлог и можно наплевать на ее недовольство.

Зейн покачал головой.

— Как ни странно, в Нью-Йорке я встречал множество женщин, похожих на твою мать. Они испорчены богатыми папочками. Им просто не терпелось просадить мои деньги.

От приступа ревности Лили чуть не задохнулась, но она надеялась, что Зейн ничего не заметил.

— Что тут удивительного? Эгоизм не чисто техасская черта, — произнесла она с нарочитой небрежностью.

— Конечно, нет, — отозвался Зейн, глядя сквозь стекло на знакомые старые дубы Юниверсити-бульвар. Он испытывал невыносимую боль оттого, что расстался с Лили, бросил ее. Ему нестерпимо хотелось вернуть ее, но он не знал, с чего начать. Неудобно было навязываться ей сейчас. Зейн подумал, какое горе пережил, когда умер его отец. Лили требовалось время, чтобы прийти в себя. Они с Джей Кеем очень любили друг друга. Зейну хотелось, чтобы ее рана скорее зажила.

Лили молчала, не зная, о чем с ним говорить. Она старалась не думать о других женщинах, хотя здравый смысл подсказывал ей, что у него наверняка кто-то есть. Красивый, способный, он, конечно же, нравился многим. Когда Лили приезжала к нему в Нью-Йорк, она заметила, с каким интересом женщины смотрели на Зейна. Мучительно было представить себе, что он занимается любовью с другими. Она решила оставить эту сторону его жизни на его совести. Лили все продолжала видеть Зейна во сне, и ей очень хотелось узнать, видел ли он ее хоть раз.

— Что ты собираешься делать, Лили, теперь, когда Джей Кея больше нет? Поступишь в колледж?

Она свернула за угол на Керби.

— Подожду, пока не огласят завещание. Там видно будет.

Зейн не мог удержаться:

— Неужели это говорит та самая Лили Митчелл, которую я знал? Которая всегда могла сказать наперед, что будет делать в любое десятилетие жизни? Неужели ты собираешься жить по завещанию?

Внезапно он замолчал. Какое он имел право критиковать Лили? Ведь теперь он даже не мог сказать, что знает ее. И все же, увидев ее снова, Зейн понял, что его чувства к ней не изменились. Он мучился сознанием того, что бросил ее, хотел вернуть се. Но любит ли она его? Как сказать ей о том, что единственное, чего он хочет, — это прижать ее к себе и заставить пообещать, что она уедет с ним? Но как он мог просить об этом, если сам не готов был остаться ради нее в Техасе?

Зейн решил, что будет умнее не выдавать своих чувств и желаний.

— Да, собираюсь, — ответила Лили с вызовом. — Чтобы ты не думал, что я не изменилась. Я больше не ребенок, Зейн.

Глядя на то, как прохладно он вел себя с ней, Лили уже начала жалеть, что просила его приехать. Он совершенно изменился. Она чувствовала, что потеряла Зейна. В этом человеке, словно отлитом из стальных мышц и денег, не осталось ничего от того мальчика, которого она любила. Новый — холодный и искушенный — Зейн не нравился ей. Лили никак не могла понять, что в том, прежнем, Зейне так его не устраивало и почему он так себя переделал.

Зейн догадывался, что Лили пытается заново его оценить, видел, как ее взгляд становился все более неодобрительным.

«Может, так оно и лучше, — подумал он. — Она сейчас убита горем. Было бы глупо требовать от нее каких-нибудь чувств, когда она и сама не понимает, что у нее на сердце. Она, наверное, и слушать меня не захочет. И почему она должна мне верить? Однажды я уже обманул ее ожидания».

Когда Лили сказала что-то еще, повторяя, что она больше не ребенок, взгляд Зейна невольно скользнул по ее великолепной фигуре. Никогда, ни в кино, ни на обложках журналов, он не видел такой невероятной красоты.

— Конечно, нет. — Он потянулся вперед и погладил ее по руке. — Ты стала очень красивой женщиной.

— Спасибо. — Лили боялась произнести хоть слово. Лучше бы он не дотрагивался до нее, не ворошил прошлого, которое надо забыть.

Некоторое время они молчали. Потом Зейн сказал:

— Мне очень жаль твоего отца, Лили.

— Ты не виноват в том, что папа умер. — Она всхлипнула. Лили чувствовала себя покинутой отцом и брошенной Зейном. Привычный мир, в который она так верила, растаял как утренний туман. Будущее казалось неясным, и Лили боялась его.

— Лили, останови на минуту. Мне надо с тобой поговорить, а когда ты за рулем, это невозможно.

Кивнув, она остановила «мерседес» у обочины и заглушила двигатель. Повернувшись к Зейну, она смотрела на него глазами, полными слез.

Никогда Зейн не видел Лили такой. Напротив, она была всегда уверена в себе, всегда знала, что делать. Он считал ее непобедимой. Теперь он вдруг понял, что она совсем не такая. Увидел ее ранимой и незащищенной и догадался, что он причина ее слез больше, чем умерший отец.

— Прости. Я так занялся собой, погрузился в свой мир, свои проблемы, что забыл о тебе. Я обидел тебя, Лили. Мне правда очень жаль.

Лили почувствовала, как сердечная рана, так и не зажившая за время разлуки с Зейном, снова открылась. Наконец она собрала все свое мужество и произнесла:

— Зейн, я люблю тебя. После того как я уехала из Нью-Йорка, все изменилось. В этом нет твоей вины. Просто так вышло. Всегда ненавидела это ощущение, когда ничего плохого не сделала, а чувствуешь себя наказанной, — Она смотрела на него сквозь водопад слез, и он казался ей дрожащим миражем.

— У меня то же самое, Лили.

— У тебя?

— Да. — Он тяжело вздохнул. — Господи, помоги мне. Лили, я не знаю, что сказать тебе. Что делать. Боюсь, что стоит мне только дотронуться до тебя, и меня замучат запоздалые сожаления…

Положив руку ему па затылок, Лили повернула Зейна лицом к себе. Прежде чем он успел понять, что делает, его губы уже прижались к ней в страстном, голодном поцелуе. Он гладил ее по голове. Волосы были как шелк и пахли лилиями. Зейн почувствовал, как под закрытыми веками его жгут слезы.

Первой отодвинулась Лили.

— Наверно, мне надо было бороться за тебя.

— Не знаю. Может, хорошо, что я остался один и смог разобраться в себе.

— И что же ты понял, Зейн Макалистер? — Лили пристально посмотрела ему в глаза, стараясь уловить хоть малейший проблеск неискренности, но не нашла его.

— Что я по-прежнему люблю тебя.

Зейн поцеловал Лили еще раз. Его губы жадно впились в ее рот, а руки обхватили ее и крепко прижали к груди.

Любовь и страсть вспыхнули в ее душе с такой силой, что Лили чуть не разрыдалась. Неужели пришел конец месяцам ожидания? Она чувствовала, как с неба спустились ангелы, чтобы спасти ее и перенести в рай. Воспоминания о том времени, когда она так безнадежно его ждала, отчаянно мечтая хотя бы услышать его голос на другом конце провода, проносились в ее сознании как стонущие духи. Они пытались ее предостеречь.

Лили не слышала. Она поцеловала Зейна, нетерпеливо захватывая его губы. Лили гладила его по щеке, потом ее руки скользнули ему за затылок, и пальцы сжали прядь его белокурых волос. Она почувствовала, как Зейн вздрогнул. Сердце колотилось у него в груди, и Лили поняла, что он испытывал тот же страх, что и она. Когда-то они дали друг другу огромную любовь, потом — страшную боль. Первая любовь. Единственная. Для Лили она все еще оставалась такой.

Ее разум боролся с сердцем. В кольце его объятий она вновь испытала прежнюю радость любви. Ее тело стремилось к нему, жаждало ощутить его близость. Но Лили научилась не доверять собственной плоти, которая могла предать ее.

Зейн коснулся ее груди, и она почувствовала, что тает. Он расстегнул две верхние пуговицы ее замшевой куртки и осторожно положил руку ей на грудь.

— О Боже, Лили… — Зейн застонал, стараясь сдержать желание.

Внезапно Лили отшатнулась.

— Нет. Не здесь. Не теперь.

Зейн набрал побольше воздуха.

— Извини… Я забылся.

Лили быстро застегнула куртку. Она отвернулась от него и схватилась за руль, пытаясь сообразить, что делать дальше.

— Это я забылась. — Она повернула ключ зажигания. — Надо ехать в магазин, потом домой.

Рука Зейна тяжело легла ей на плечо.

— Мы не двинемся с места, пока ты не скажешь, что я тебе не противен.

Лили посмотрела на него, протянула руку и погладила его по щеке.

— Ты мне не противен, Зейн. Никогда не будешь.

Зейн почувствовал, как в горле у него встал комок. Он смог только кивнуть в ответ.

Лили тронулась от обочины, и они поехали в магазин.

* * *

Оглашение последней воли и завещания Дж. К. Митчелла состоялось в кабинете Фрэнка Данхилла в адвокатской конторе «Данхилл, Мэджорс и Вассерман». Присутствовали Лили, Арлетта, Вики и Фейт, поскольку Фрэнк уведомил их о том, что, согласно завещанию, они являются наследницами Джей Кея.

Фрэнк Данхилл считался одним из лучших хьюстонских адвокатов. Хотя он и не распоряжался рекламой, выплатой гонораров в «Рейсхорсе» Хейнса или у Джо Джемейла, Фрэнк вел львиную долю всех дел, касающихся крупных состояний и разводов, а также другие важные гражданские процессы. Лили знала, что отец считал его хитрым как лис, но честным и говорил, что Фрэнк — настоящий гений в вопросах управления имуществом.

В свои сорок два Фрэнк был высоким, довольно красивым, седеющим мужчиной, с лица которого круглый год не сходил ровный загар. Он носил мягкие итальянские туфли, английские костюмы и фирменные галстуки и поддерживал свою от природы хорошую фигуру в отличной форме игрой в теннис и полуденными пробежками по Аллен-паркуэй. Фрэнк развелся с женой и любил повторять, что его развод стал самым дорогим в Хьюстоне, поскольку дело вел его друг Эрл Лилли. По слухам, распространившимся в обществе, развод назревал долго. О похождениях Фрэнка ходили легенды, и единственной причиной, благодаря которой ему удалось продержаться в браке четырнадцать лет, считалась наивность его жены. Узнав правду, она обчистила дом вплоть до бронзовой фурнитуры и фирменных драпировок и уехала в Мехико, где постаралась растратить как можно больше, потом вернулась в город и заявила свои окончательные претензии. Фрэнк отдал все, что она просила: все семнадцать миллионов. Она переехала в Остин и ни тогда, ни потом не сказала ни одной живой душе, что все четырнадцать лет знала, что Фрэнк был гомосексуалистом.

Лили наблюдала, как мать самозабвенно изображает безутешную вдову. Неужели Джей Кей так и не сказал ей ничего насчет Фрэнка?

Арлетта очень медленно положила ногу на ногу, демонстрируя Фрэнку, как ее короткая юбка задирается на бедре.

«Зря стараешься», — так и хотела сказать Лили, понимая, что ее заигрывание с Фрэнком ни к чему не приведет, но промолчала.

От такого поведения матери ее просто мутило, хотя она знала, что в горе люди могут делать самые страшные вещи. Зейн поругался с матерью, уехал из Техаса и два года не возвращался. Чего уж больше? Всю жизнь Лили надеялась, что мать хоть немного любит отца, но сейчас убеждалась в обратном. В том, что Джей Кей любил жену, сомнений быть не могло, хотя Лили так и не удалось понять, за что. Отец никогда не заводил интрижек на стороне, но теперь Лили видела, что все экспедиции, раскопки, даже взаимоотношения с ней служили ему отдушиной в попытке восполнить неудачу в любви. Он перенес свою привязанность на Лили, и она отвечала ему взаимностью.

«Господи, как все сложно в этом мире!» — думала Лили, пока Фрэнк раскладывал перед собой бумаги.

Он посмотрел на Арлетту с очаровательной улыбкой, потом небрежно улыбнулся Лили, Вики и Фейт.