— Полагаю, что да, — холодно ответила Арлетта.

Схватив племянницу под руку, Вики двинулась к машине. Лили казалось, что она никогда не сможет забыть, как мать стояла на пороге, словно орлица, охраняющая от чужаков свое гнездо. Арлетта первая бросила перчатку. Но прошло немало лет, прежде чем Лили подняла ее.

* * *

Первый раз это случилось в июне 1983-го. В компании четырех светских дам Арлетта сидела за «главным» столиком у «Тони». Лили и Фейт расположились через два столика от них.

— Как ты думаешь, нужно мне подойти? — спросила Лили.

— Нет. Сегодня мой праздник, и я не желаю, чтобы тетя Арлетта его испортила. В конце концов мы с Полом не каждый день оформляем бумаги па свой первый дом.

— О черт, — выругалась Лили, — она идет к нам. А что это с ней за дама в красном?

— Господи! Это же Джун Фаррингтон, жена нефтяного магната. Говорят, у них потрясающий дом в горах. Надо отдать должное тете Арлетте — она все еще на коне.

— Лили! — Подойдя к дочери, Арлетта послала ей воздушный поцелуй и чмокнула воздух около щеки Фейт. — Девочки, хочу познакомить вас с Джун Фаррингтон. Джун, это Лили, моя дочь. А это моя племянница Фейт.

— Лили, — произнесла Джун с безупречной улыбкой, — прошу извинить меня за вторжение, но я бы хотела выразить свое восхищение твоим салоном. На прошлой неделе я заходила, когда тебя не было, и мне очень понравились обеденные стулья времен Карла Четвертого. Просто боюсь, как бы кто-нибудь не перехватил их у меня, прежде чем я успею с тобой договориться.

— Вы правы. Их привезли всего десять дней назад, а ими уже многие интересуются.

— Когда мы сможем обсудить наше дело? — Она быстро полезла в сумочку и, вынув карточку с гравировкой, протянула ее Лили.

— Я позвоню вам сегодня вечером, — пообещала Лили, убирая карточку в портфель.

— Прекрасно, милая.

Когда Лили взглянула на мать, улыбка сползла с ее лица. Арлетта всматривалась в нее так, словно у Лили вдруг по всему лицу выступила сыпь.

— Мама, что случилось?

— Мне просто интересно, что ты думаешь делать с носом.

— С носом?

— Надо же каким-то образом убрать эту дулю на конце и сузить переносицу. — Она повернула голову к Джун. — Лили так давно ни с кем не встречается, даже не помню, сколько времени прошло. Так, может быть, все из-за того, что у нее нос не соответствует лицу? — Она бросила на дочь ледяной взгляд. — Джун знакома с самым лучшим специалистом по пластической хирургии из Нью-Йорка. Правда, Джун?

— Что? Ах да, — промямлила ошарашенная Джун. — Конечно, я с удовольствием порекомендую его тебе, Лили.

Сомнений быть не могло. Арлетту больше не удовлетворяли мелкие колкости и язвительные замечания, сделанные наедине. Ей хотелось иметь зрителей — и чтобы ими стали клиенты Лили. Теперь Арлетта давала ей знать, хотя и не самым удачным способом, что у нее еще есть власть и она владеет ситуацией.

— Спасибо, мама. Как только ты подтянешь себе лицо и подправишь губы, я сразу же последую твоему примеру. — Лили лучезарно улыбнулась и подняла стакан воды со льдом, как бы приветствуя мать. — Я позвоню вам, Джун.

Вне себя от ярости, Арлетта вернулась к своему столику.

Лили и Фейт расхохотались и не могли остановиться до самого десерта.

* * *

Год за годом Арлетта оттачивала свое мастерство игры на эмоциональных струнах дочери и заставляла ее подписывать чеки, когда ей нужны были дополнительные деньги, что случалось довольно часто. Обычно она приглашала Лили на ленч под предлогом того, что хочет передать ей последние счета, полученные по почте от одного из ее благотворительных комитетов. Лили не могла не прийти и не взять с собой чековую книжку.

— Сколько на этот раз?

— Лили, не будь такой грубой. Ты же помнишь, что всегда говорил твой отец? Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе. В конце концов, кроме меня, у тебя никого нет.

— У меня есть Вики и Фейт.

— Это совсем не то.

— Верно, это лучше.

— Хорошо, что отец тебя не слышит.

Лили пришлось повторить вопрос:

— Сколько?

— Я еду в «Лас-Хадас» с Биллом Харлстоном. Нужно купить кое-что из одежды. Три тысячи.

— У тебя есть список?

— Ты его получишь, но сначала выпиши чек.

Лили чувствовала себя агентом ЦРУ, который платит за строго секретную информацию, однако чек она все-таки выписала.

Вымогательство продолжалось до тех пор, пока Лили не положила ему конец, отказавшись платить. Арлетта пришла в страшную ярость, хотя и не показала дочери, до какой степени это ее задело. Она просто поклялась себе, что расквитается с ней.

Лили не могла с уверенностью сказать, когда ревность и раздражение матери переросли в настоящую ненависть, но к 1990 году Арлетта уже встала на тропу мести.


Ноябрьским вечером в понедельник Арлетта сидела с Джун Фаррингтон за обедом в «Риволи», одетая в новый шикарный шерстяной костюм кремового цвета. Чтобы быть уверенной, что все выглядит вполне натурально, она отрепетировала перед зеркалом то, что собиралась поведать Джун.

— Просто не знаю, к кому обратиться, Джун, — начала она, всем своим видом изображая крайнее смущение. Она сложила руки на коленях и потупилась.

Насколько Арлетта ее знала, Джун действительно относилась к ней с симпатией.

— Арлетта, дорогая моя, я никогда не видела тебя такой убитой. Что случилось?

— Моя… дочь…

— Что с Лили?

— Наверно… наверно, в таких случаях не стоит никому ничего рассказывать, но я просто не знаю, как быть.

Манера Арлетты ходить вокруг да около чуть не вывела Джун из себя. Однако она обожала сплетни и ради того, чтобы разнюхать что-нибудь, согласилась бы терпеть сколько потребуется. Из всех, кто периодически мелькал в толпе хьюстонского общества, Лили Митчелл была самой красивой. Джун чувствовала, что обязана все разузнать.

— Если это так серьезно, возможно, тебе лучше посоветоваться со специалистом?

— О, милая. Не думаю, что можно рассказывать об этом чужому человеку. Вряд ли это будет правильно. — Арлетта видела, что Джун еле сдерживает нетерпение. — Вчера я обедала с Ральфом Нотсом. От него мне стало известно, какие слухи ходят про Лили. Он хотел узнать от меня, правда ли это. Он сказал… О Боже, Джун! Это просто ужасно! Я хочу сказать… Не могу поверить, но, если взглянуть на факты, получается, что это правда… — От стыда Арлетта опустила голову. Она сделала маленькую паузу, потом впилась глазами в Джун.

— Наркотики? Сейчас столько людей ими увлекается. Это не так страшно. Я знаю все реабилитационные центры.

Арлетта покачала головой:

— Он имел в виду, что Лили уже почти тридцать лет, а она не замужем.

— И что?

— Она даже не была помолвлена. Говорит, что слишком занята. Я пыталась познакомить ее с хорошими молодыми людьми, но она всегда отказывалась. Шарахалась от них как от чумы. Я хочу сказать…

Внезапно лицо Джун вытянулось от ужаса. Она поднесла руку ко рту.

— Боже, Арлетта! Неужели она лесбиянка?

В ответ Арлетта только кивнула.

— Именно об этом слышал Ральф. Не может быть… Неужели… — Схватив стакан с водой, Джун сделала большой глоток. — Арлетта, Лили, конечно, твоя дочь, но, честно говоря, неудивительно, что люди интересуются. На открытие нового «Паппас-ресторана» она пришла одна, на «бал зверей» — одна. Она часто ездит в эти… археологические экспедиции… и последнее время тоже сама по себе. — Джун накрыла руку Арлетты своей. — Мне очень жаль, дорогая, но я действительно считаю, что ты обязана повлиять на нее.

Не без труда Арлетте все же удалось выдавить из себя слезу.

— Ты ведь никому не скажешь, Джун?

Джун покачала головой и, глядя на нее с выражением самого искреннего участия, сказала:

— Не пророню ни слова.

Через двадцать четыре часа сенсация облетела весь Хьюстон. Лили так и не узнала бы, откуда дует ветер, поскольку никогда не интересовалась сплетнями, даже если они касались ее самой. Однако Фейт смотрела на вещи иначе.

— Ты должна что-то предпринять, Лили.

— Но что? Выйти за кого-нибудь замуж только ради того, чтобы укоротить им языки? Мне некогда. К тому же через пару недель все уляжется само собой.

— Неужели тебе даже не любопытно, кто заварил кашу?

— Какая разница?

— Это может отразиться на твоем бизнесе.

Выключив калькулятор и закрыв чековую книжку, Лили задумалась.

— Ладно. И кто же это, по-твоему?

Фейт приподняла бровь и наклонилась к ней с таинственным видом.

— Я проследила весь путь. Похоже, что твоя мать что-то шепнула Джун Фаррингтон.

— Она не могла! — инстинктивно возразила Лили, пытаясь переварить услышанное. На глазах у нее выступили слезы. — Господи, Фейт! Неужели моя собственная мать так меня ненавидит? Но почему? Что я ей сделала?

— Ты появилась на свет и стала между нею и Джей Кеем. Она перестала быть центром мироздания.

— И что ты предлагаешь?

— Сходи куда-нибудь, с кем-нибудь познакомься. Чаще бывай на людях. Веди себя так же, как она. Не замыкайся в своей скорлупе. Бей Арлетту ее же оружием.

— У меня нет на это времени!

— Если ты ничего не предпримешь, твое дело может пострадать. Что ты тогда станешь делать?

— Ты так считаешь?

Фейт широко улыбнулась.

— Можешь мне поверить.

По совету сестры Лили обошла все стоящие места в компании друзей Пола и друзей этих друзей. Фейт оказалась права. Через несколько недель появилась новая сплетня, заглушившая ту, которую пустила Арлетта. Досужие языки перестали перемалывать Лили Митчелл и ее мнимую гомосексуальность. Однако Лили этого не забыла. Она вернулась к работе, со страхом ожидая, что в самый неподходящий момент неприязнь матери может дать новые всходы.


1990 год.

Нью-Йорк


В первые годы после того, как Лили оставила его, Зейн еще писал ей и звал к себе. В те минуты, когда пустота становилась невыносимой, он звонил, умоляя ее приехать в Нью-Йорк, но Лили каждый раз отказывалась, считая, что это только лишняя травма. Их пути разошлись. Кроме того, она была очень занята разбором счетов, накопившихся за многие месяцы, и приходных ордеров, по которым до сих пор поступали деньги. Лили рассказывала ему о большой распродаже, проведенной ею в магазине, и о том, сколько времени она потратила на рассылку приглашений постоянным клиентам. Но в назначенный день пошел дождь и пришли лишь немногие. Понимая, что нужно расширять клиентуру, Лили затеяла еще одну распродажу и попыталась дать большое объявление в «Хьюстон кроникл», однако из-за того, что Джей Кей своевременно не оплатил счета от «Кроникл», они отказали. Тогда она пошла в «Хьюстон пост», где они никогда прежде не публиковались, и поместила большое объявление за полцены. На этот раз покупателей набрался целый магазин и Лили распродала почти половину из того, что у нее залежалось, Теперь она могла бы заплатить по счетам, но тогда у нее не осталось бы денег на новые закупки. Лили решила брать все подряд: антиквариат, фамильные драгоценности любого стиля, любой эпохи и происхождения. Уже через месяц объем продаж вырос на шестьдесят процентов.

Пренебрегая законами штата Техас, которые запрещали вести торговлю по воскресеньям, Лили увеличила время работы магазина, добавив вечер среды и послеобеденные часы воскресенья. Конечно, она не афишировала воскресные часы и никогда не оформляла продажу этим днем, но в понедельник она звонила каждому клиенту, отобравшему себе что-нибудь накануне, и завершала сделку. Прибыль резко пошла вверх.

Говорить с Лили, делить с ней ее победы и поражения — все это давало Зейну иллюзию ее присутствия, непосредственного общения. Он ждал ее звонков и никогда не забывал напомнить о своей любви. В ответ Лили признавалась, что тоже скучает без него.

В течение нескольких лет Зейн старался убедить свою мать приехать в Нью-Йорк на Рождество. В конце концов Ханна сдалась. Но в самую последнюю минуту изменила свое решение. Зейн, настроенный на то, что Рождество 1984 года мать ни в коем случае не должна встретить одна, приехал в Бандеру сам. Неожиданно появившись в Хьюстоне, он рассчитывал увидеть Лили, но секретарша из «Древностей» сообщила, что Лили уехала отдыхать в Косумель с матерью, Вики и Фейт. По словам секретарши, Лили так устала, что находилась на грани нервного срыва. Зейн не мог отделаться от чувства, что у него перед носом захлопнулась дверь, — ведь Лили ничего не говорила ему о предполагаемой поездке. Однако, вспомнив, что и сам не предупредил о своем приезде в Техас, он заставил себя извинить ее.