Они стали взрослыми людьми.

Зейн исчез из ее жизни более десяти лет назад. Тогда она, безусловно, любила его. Лили часто вспоминала о нем все эти годы, и все-таки теперь ей требовалось время, чтобы разобраться в себе. Действительно ли она любит его, как прежде?

— Спасибо, — просто ответила она, опустив глаза. Потом подняла голову и посмотрела на него. — Ты тоже хорош как никогда. Нью-Йорк пошел тебе на пользу.

— Да, это верно, — согласился он совсем не уверенно. — «Но не настолько, как если бы ты была со мной все это время».

Наконец Зейн с трудом отвел взгляд от ее нестерпимо прекрасного лица. Эту драгоценность ему так и не удалось получить. Он мог восхищаться ею, как шедевром старого мастера в музее, но назвать ее своей?.. Прикоснуться к ней? Тронуть ее душу? Зейном овладел панический страх. Он взглянул на часы.

— Я… у меня мало времени. Как насчет кинжала?..

Лили настолько глубоко задумалась, что едва расслышала его.

— А-а? — Она тряхнула головой, стараясь отогнать оцепенение. — Кинжал… Конечно. Он у меня в кабинете в сейфе. Проходи, — наконец произнесла она с профессионально отработанной вежливостью, которая помогла ей завоевать лучшую в городе клиентуру.

Жесткие, холодные нотки больно резанули Зейна, и он почувствовал, как против воли в душе захлопнулась плотная дверца. Пока они проходили мимо старинных стульев, обтянутых бордовой парчой, украшенных золоченой резьбой кремовых скамеечек для ног, копий фламандских столиков и позолоченных настенных светильников, Зейн с удовлетворением отметил, с каким вкусом Лили удалось объединить дорогой антиквариат с современным фарфором, серебром, рамами для картин и прочими аксессуарами. И везде, куда бы он ни взглянул, он видел поразительный профессионализм и точное умение угодить покупателю. Каждый искусственный цветок, книжная полка или лампа разместились самым выигрышным образом. Во всем чувствовалась рука художника, и Зейна просто поразило, что Лили сделала все это сама. Она далеко превзошла своего отца в том, что касалось обустройства салона. И в довершение всего этот невероятный клад в Карибском море, оставивший позади любые находки Джей Кея.

«Все-таки она удивительная женщина, моя Лили. — Тут Зейн одернул себя: — Просто Лили. Теперь уже не моя».

От его присутствия у Лили потеплело на душе. Она слишком хорошо помнила то поразительное чувство тепла и покоя, которое испытывала раньше при каждой встрече с Зейном. Помнила, как сны становились явью, когда они были вместе. Ей вдруг очень захотелось вернуть эти детские годы, однако повзрослевший рассудок подсказывал, что детство ушло безвозвратно. И все-таки в ее нынешнем существовании ощущалась какая-то болезненная пустота, которую Лили старалась не замечать. Без Зейна, без его любви жизнь походила на странный хаос. Сейчас, в те первые неловкие мгновения их встречи, Лили словно приподнялась над суетой, глядя на свою жизнь с высоты птичьего полета, и ей стало ясно, какой же слепой она была в тот день, когда ушла от Зейна.

«До чего сложна жизнь!» — подумала она.

В юности решения казались такими очевидными. Любить или не любить — и все! Зрелость научила ее тому, что одной любви может оказаться мало. Верность отцу заставила Лили сделать выбор в очень молодом возрасте, когда она еще не могла знать, стоило или не стоило оставаться в Хьюстоне и заниматься «Новыми древностями». То, чего она добилась, дало ей возможность правильно оценить себя, а ведь если бы она решила остаться с Зейном и стать просто женщиной, этого могло и не произойти. Когда-то Лили осуждала его за чрезмерное честолюбие; теперь она поняла, что ее собственные амбиции оказались не меньше. Она не принадлежала к числу тех женщин, которые смотрят на мир глазами своих мужей. Ей всегда хотелось отрезать от жизненного пирога толстые ломти и пробовать их самой. Зейн относился к той же породе. Возможно, теперь это могло их сблизить.

Обогнув письменный стол, Лили подошла к сейфу, набрала код и открыла дверцу. Ей хотелось задержать Зейна подольше. Но как это сделать? Хотелось поговорить с ним, понять, каким он стал, пусть даже она ему теперь безразлична.

Лили осторожно вытащила обитую тканью коробку, в которой лежал испанский кинжал. Не спеша она поставила коробку на стол, открыла ее и извлекла свое сокровище. Потом отошла и предоставила Зейну изучать его.

Зейн достал из кармана ювелирную лупу, тщательно осмотрел каждый камень, его огранку и цвет, золотую рукоятку и острое как бритва лезвие.

За годы работы Лили повидала немало экспертов. Она хорошо знала все трюки, с помощью которых они старались сбить цену, и умела обходиться с ними. Когда Зейн обернулся к ней, она стояла перед ним во всеоружии.

— Исключительная вещь, — произнес он со знанием дела.

— Этот самый лучший из всех.

— А что, есть и другие?

— Были. Я все продала, но они не шли ни в какое сравнение с этим.

— Понятно, — протянул Зейн, глядя на кинжал.

— Как видишь, кинжал настоящий. Рубины индийские.

— Не сомневаюсь. Никогда не встречал таких красивых, даже в Шри-Ланке.

— Я тоже, — отозвалась она и заметила, как слегка приподнялась его правая бровь. Лили помнила это движение: оно означало, что Зейн поражен ее познаниями. А она даже не знала, что он бывал в Шри-Ланке. А где еще? С кем он встречался? Насколько сильно изменился, после того как уехал из Техаса? И вообще, осталось ли в нем хоть что-нибудь от того, прежнего Зейна? Ей хотелось узнать все это. Она просто должна была узнать. Не жить же в неведении… всю жизнь в неведении.

— Даю десять тысяч.

Лили отрицательно покачала головой:

— Тридцать.

— Пятнадцать.

— Двадцать пять.

— Восемнадцать, и ни пенни больше.

Лили улыбалась:

— А может, все-таки девятнадцать и выпивка за мой счет?

Зейн удивленно поднял брови:

— Идет.

Лили с ослепительной улыбкой смотрела на него.

— Бумаги я оформлю прямо сейчас.


«Ранчо Пост-Оук» на восточной стороне 610-го кольца, неподалеку от «Галереи», считался вторым по популярности хьюстонским баром в стиле кантри после «Элана» конца семидесятых. Даже во вторник вечером проносившиеся по дубовой аллее, залитой электрическим светом, длинные белые лимузины то и дело останавливались у центрального входа, высаживая знаменитостей, состоятельных банковских служащих, компьютерных дельцов и стареющих богачей. Публика собиралась — высший класс, ничем не напоминавшая ковбоев и завсегдатаев родео, наводнявших кафе и танцульки на окраинах города. Женщины в шикарных кожаных платьях и замшевых жакетах с бахромой, которые продавались в магазинах, расположенных в «Галерее». Мужчины в ковбойских рубашках и джинсовых костюмах, сшитых лучшими портными города, изображавшие из себя ковбоев. Нетрудно было заметить, что в «Ранчо Пост-Оук» собирались люди солидные.

Лили не стала переодеваться перед встречей с Зейном. Она едва успела закончить с бумагами, просмотреть два факса и закрыть магазин. Ранние посетители нередко приходили в деловых костюмах, и она чувствовала себя вполне нормально. Улыбаясь, она подошла к Зейну.

Он взял ее за руку и подвел к высокой стойке бара.

— Я очень доволен сегодняшним приобретением, и мой клиент тоже. Мы только что созванивались. Ему так не терпится поскорее увидеть кинжал, что он решил меня встретить.

— Цена его устроила? — спросила Лили, усаживаясь на высокий стул.

— Да.

Зейн сел рядом с ней. Он испытывал странное чувство, словно именно победа, одержанная им над Лили, стала необходимым подтверждением его права на то место, которое он занимал в торговле. А может, ему просто хотелось взять над ней верх? Бог знает почему, но ни одна красивая женщина никогда не влекла его так сильно. Даже теперь, несмотря на ее строгий деловой костюм, Зейн сразу же обратил внимание на ее длинные, стройные ноги и на то, что она сменила простые круглые серьги на пару старинных длинных серебряных и расстегнула две верхние пуговки на блузке.

«Господи, помоги мне, — мелькнуло у него в голове. — Я хочу ее. Очень».

Зейн нервно облизнул губы.

Взгляд Лили невольно задержался на них. Ей вспомнилось, как сотни, тысячи раз Зейн целовал ее. Вспомнился вкус его губ, сводивший ее с ума. Лили беспокойно заерзала на стуле.

— Тебе здесь нравится? — наконец спросила она, стараясь освободиться от навязчивых и соблазнительных фантазий. Теперь они просто друзья и больше ничего.

— Неплохо.

— И только? Я сама была здесь лишь однажды. По-моему, напоминает нью-йоркские бары в стиле кантри. Я поэтому его и выбрала. Хотела, чтобы ты чувствовал себя как дома.

— Я чувствую себя как дома, — ответил он. «Мой дом — ты. Мой дом — Техас. Я понял это с первой же минуты, как увидел тебя сегодня».

— Последний раз мы виделись в Сан-Диего. Расскажи, как ты живешь в Нью-Йорке. Ты по-прежнему счастлив там?

К ним подошла официантка, чтобы принять заказ.

— Мне «Корону» в бутылке и два лайма, — не дожидаясь Зейна, сказала Лили.

— Мне то же самое.

Когда девушка ушла, Лили снова перевела взгляд на Зейна.

— Так как?

— Потрясающий город. Другого такого нет. Я люблю приключения. Мне нравится сражаться с экспертами, которые вдвое старше меня и имеют в десять раз больше опыта и знаний. От них можно кое-чему научиться.

— А здесь тебе, конечно, не у кого было учиться? — выпалила Лили и тут же прикусила язык.

Его глаза потеплели.

— Нет, это я… у тебя.

«Ты научила меня любить», — подумал Зейн.

— Я очень благодарен тебе за это, — произнес он тихо.

Зазвучала музыка. Одна из тех простых сельских баллад, которые всегда кажутся глуповатыми тем, кто не любил, и невыразимо печальными — тем, кому знакомо это чувство.

— Я все надеялась… тогда давно… вдруг ты позвонишь мне… по делу, я имею в виду, — сказала Лили.

Принесли пиво.

Она схватила бутылку с высоким горлышком и сделала два глотка. У нее пересохло во рту. Лили с яростью выдавила лайм в бутылку.

«Господи! Какая же я дура! Не могу сказать, что чувствую! Что со мной? И зачем только я сюда пришла?»

Глядя сейчас на Лили, Зейн вдруг вспомнил, как когда-то в юности он дразнил ее, что она не умеет пить из горлышка, и все пытался научить. Она смеялась, шлепала его по руке, потом они в шутку подрались, а кончилось все любовью.

Любовь.

Зейн с грустным сожалением смотрел на ту, которую любил всегда, которую всегда будет любить.

— Что с тобой?

— Ничего, — коротко бросил он и сделал большой глоток из своей бутылки.

— У тебя такой вид, как будто ты потерял своего лучшего друга.

В его глазах вспыхнули печальные огоньки.

— Я действительно потерял своего лучшего друга. Давно.

Лили почувствовала, как у нее застучало сердце и зазвенело в ушах. Он сидел здесь, рядом с ней, а она вела себя так, словно это просто старый добрый клиент. Сколько бессонных ночей она провела, думая о нем! Если сложить их, получилось бы года три. С каким упорством отказывалась она от любых отношений с другими мужчинами, и все из-за того, что в ее глазах никто из них не мог даже сравниться с Зейном. Надо сказать ему об этом. Она же, наоборот, снова отталкивала его. Откуда этот равнодушный тон? Ей хотелось, чтобы он обнял ее, поцеловал, а вместо этого у нее на лице застыла нелепая ледяная маска.

«Что же это со мной?»

Зейну нестерпимо хотелось взять Лили за руку. Но он едва решался дотронуться до рукава. Неужели это все, что ему позволено? Может, стоит попытать счастье… сказать ей о том, что он чувствует… раз и навсегда?

— Лили. — Он беспокойно вздохнул. Потом с трудом проглотил слюну и решил попробовать. Теперь или никогда. — Боже мой, Лили, я так соскучился.

Слезы заволокли ей глаза. Лили испугалась, что сейчас заплачет. Оставалось одно спасение: снова перевести разговор в деловое русло.

— Ты так и не назвал мне своего клиента. Мне кажется, я имею право знать, кто купил мой кинжал.

Зейн не мог оторвать глаз от ее рта. Господи! Как он желал ее! Ему хотелось вернуть хоть немного здравого смысла своей упрямой Лили. Поцеловать ее, прижаться к ее губам с такой силой, чтобы она больше никогда не смогла оторваться.

— Я не имею права раскрывать его имя.

Чувства переполняли Зейна. Он больше не мог пи о чем думать, он только чувствовал.

Перегнувшись через стол, он положил руку на затылок Лили и с силой потянул ее к себе. Как орел, бросающийся камнем с неба за своей добычей, Зейн схватил ртом ее губы. Он настойчиво требовал ответа, словно пытался заставить ее открыть ему свое сердце.