— Ты не первый, кто так говорит, — вздыхает Клем. – Но тебя беспокоит то, что я сказала, правда? – Клем как-то робко улыбается, и я невольно думаю, как ей идет эта улыбка.

— Клем… — я замолкаю на полуслове, не зная, какие должен слова подобрать.

Как долго я в Диллане? Два дня. Два дня, и вот я полностью дезориентирован и выбит из колеи этой девушкой напротив себя. Два года я жил в эмоциональном коконе, только так справляясь с потерей Дженнифер. Менее двух дней понадобилось Клем, чтобы разрушить так тщательно возводимую мной стену отчуждения.

— В детстве я была по уши влюблена в тебя, — все с той же осторожной улыбкой выдыхает Клем, пока я думаю, что ей сказать.

Что я должен сказать? И о чем ни следует говорить никогда?

Но у Клем талант всякий раз изумлять меня.

«Ох, Клем, что же ты делаешь? Зачем усложняешь все, когда и так все запутанно?»

— Я не знал, — тихо признаюсь я.

Клем пожимает плечами.

— Откуда тебе было знать? Я была просто ребенком, младшей сестрой Бена. Вы были полностью погружены в свои взрослые, серьезные дела.

Обдумывая слова Клем, я понимаю, что она права. Мы действительно были подростками, занятыми своими проблемами взросления, и я редко обращал внимания на молчаливую девочку, которой она когда-то была.

— Банально, правда? – Клем приподнимает свою правую бровь, с усмешкой глядя на меня.

— Что именно?

— То, что я девчонкой влюбилась в лучшего друга своего брата.

Клем вдруг начинает рассматривать свои ладони, и мне кажется, что она жалеет о своей откровенности.

— Возможно, – я вздыхаю. – Но, Клем, разве вся наша жизнь не сплошная череда банальностей и клише?

Я улыбаюсь ей, чтобы подбодрить, чтобы она не винила себя за то, что открылась мне.

Мне хочется быть добрым с Клем, ведь она заслуживает только хорошего обращения.

Я знаю, что, возможно, мне еще придется причинить ей боль, как бы сильно мне этого не хотелось.

Но что, если у меня не будет выбора?

Я откидываюсь на спинку деревянного стула и озираюсь по сторонам.

Скорей бы Бен с Тайрой вернулись.

Или Тим.

— Думаешь, ты когда-то сможешь… вновь быть счастливым? – голос Клем звучит тихо, и я едва различаю его сквозь шум вокруг.

Ее голова опущена, и через трубочку она потягивает свою колу, но я догадываюсь, что Клем просто избегает смотреть мне в глаза.

У Клем феноменальная способность ставить сложные вопросы.

— Я не знаю, — честно отвечаю я, с трудом узнавая свой голос. Мне кажется, чья-то невидимая рука сдавила мне горло. Я не могу открыто говорить о Дженни, но чувствую, что Клем хочет поговорить именно о ней.

Я знал, что рано или поздно это случится: кто-то обязательно поднимет тему моей покойной жены. Но всякий раз, когда это случается, я готов взорваться. Даже спустя два года я не готов обсуждать то, что произошло. Ни с кем. Даже с Клем.

Тем более с Клем.

— Не знаешь? – Клем оставляет в покое свою колу и поднимает взгляд на меня. – Но разве не естественно предположить, что однажды ты будешь счастлив? Тебе ведь только тридцать, так что…

— Черт возьми, Клем, я не знаю! – я повышаю голос и сжимаю руки под столом.

— Знаешь, не все люди на этой планете счастливы, — зло цежу я, пока Клем с примесью обиды и упрямства смотрит на меня. Моя вспышка раздражения так сильна, что я тут же забываю, что еще совсем недавно не хотел делать Клем больно. Поэтому я наклоняюсь вперед и продолжаю свою злобную тираду:

— Возможно, если ты снимешь свои розовые очки, то увидишь, сколько дерма вокруг! Перестань быть таким ребенком! Пора взрослеть, Клем.

Я замолкаю, а мое сердцебиение гулом отдается в ушах. Мое раздражение начинает понемногу испаряться, и на смену ему приходят муки совести.

Рот Клем упрямо сжат, но нижняя губа подрагивает, будто она вот-вот заплачет.

Я чувствую себя полным куском дерьма!

— Клем, извини, я не должен был…

— Иди в задницу, Люк! – резко обрывает меня она, и мои глаза становятся огромными от ее отповеди.

Что ж, лучше это, чем слезы.

— Не думай, что я идеализирующая мир дурочка! – Клем хлопает рукой по столу, а ее глаза возмущенно сверкают. На нас с любопытством посматривают с соседних столиков, но ей нет до этого дела, и она продолжает:

— Я в курсе, что мир далек от идеала. Но знаешь что? В следующий раз, когда будешь себя жалеть, вытащи свою голову из задницы и подумай, что не одного тебя жизнь наградила дерьмом.

Клем резко поднимается и скоро скрывается в толпе. Я более чем шокирован, чтобы следовать за ней.


***

В понедельник утром я собираюсь в офис мистера Сайласа. Я хмурюсь, находясь не в самом хорошем расположении духа. После нашей ссоры Клем попросила Тима отвезти ее домой, сославшись на головную боль, и нам больше не удалось поговорить.

Впрочем, вчера было сказано достаточно. И я все еще сердился на нее. И на себя.

Пока брился, умудрился три раза порезаться. О том, что на моем лице все еще остались кусочки туалетной бумаги, мне сообщила секретарша в приемной Гордона Сайласа.

Будто я чувствую себя недостаточно идиотом.

В офисе я провожу около часа, и мы обговариваем положение дел на данный момент. Прежде, чем я смогу продать дом, мне придется оформить чертову кучу бумажек. Если бы я взялся за это сразу после маминой смерти, все было бы проще. Но теперь я лишь могу называть себя придурком, что не сделал этого тогда.

От юриста я отправляюсь на Роуз-стрит, где Бен и его бригада делают ремонт в старом особняке Кренстонов. Друг пригласил меня воочию посмотреть, чем он зарабатывает на жизнь.

По дороге к особняку я прикидываю, как спросить Бена про Клем и при этом не вызвать подозрений.

Особняк Кренстонов один из самых старых в Диллане. Когда-то Кренстоны были самой богатой семьей в городе, но с каждым поколением денег становилось все меньше, пока не осталось вообще ничего и немногочисленные потомки не покинули эти места. Бен рассказывал, что его фирма купила дом чуть ли не по самой смешной цене, и, когда будет произведена реконструкция, доход от продажи превысит затраты в несколько раз.

Я застаю Бена в самый разгар работы. Он сдирает старые панели в большой гостиной на первом этаже. Где-то наверху слышатся удары молотка.

— Так это и есть великий особняк Кренстонов? — после приветствия говорю я, с интересом осматриваясь. На самом деле, везде видны следы активных ремонтных работ – ни намека на какое-либо величие.

— Хах, поверь, когда мы закончим, этот дом будет конфеткой, — убеждает меня Бен. На нем старые джинсы и майка, пропитанная потом и пылью.

Я с готовностью киваю.

— Верю.

Несколько минут мы обсуждаем мой визит к нотариусу, а потом ради забавы соревнуемся в умении забивать гвозди. Надо отдать Бену должное: он опережает меня, хоть и на долю секунды.

У Бена холодное пиво в переносном холодильнике, и мы выпиваем по бутылке, сидя на подоконнике большого витражного окна.

— Слушай, не обращай внимания на Клем, ладно? – вдруг говорит Бен, ковыряя ногтем этикетку бутылки.

— Ты это к чему? – я вскидываю брови, не зная, сама Клем ему что-то рассказала или Бен догадался.

— Ну, Клем иногда заносит, я-то уж знаю, – Бен как-то виновато улыбается. – Порой, она говорит, не подумав, а потом раскаивается.

Бен тяжело вздыхает, будто на него возложили непосильную ношу.

— Я знаю, что она тебе вчера кое-чего наговорила.… Извини, она не должна была.

— Мы оба погорячились, — отпив из бутылки, признаюсь я. – Все нормально, не парся.

Я улыбаюсь, и хлопаю друга по плечу.

Лицо Бена облегченно расслабляется.

И в этот момент мы слышим громкое чертыханье в холле. Через пару секунд Клем, переполненная возмущением, вноситься в комнату.

— Бенджамин, черт возьми, я в последний раз привожу твой ланч! Мне надоело работать твоим курьером, потому что твоя бестолковая голова…

Тут Клем замечает меня и резко замолкает, а мгновение спустя я вижу, как щеки ее заливает румянцем. Мы смотрим друг на друга, и, даже зная, что Бен может догадаться о моих чувствах к Клем, я не могу отвести от нее взгляд.

Потому что она прекрасна.

Черт возьми, я хочу все время смотреть на нее!

Впервые я вижу Клем в платье: оно сиреневое, длиной выше колен и, скорее всего, делового стиля. Я в этом не особо разбираюсь. Но оно чертовски идет Клем. Волосы ее совершенно ровные и свободно лежат на спине. А еще Клем на каблуках. Прежде я не видел ее на таком высоком каблуке.

Клем – женщина.

Только в этот момент я совершенно четко осознаю, что Клем женщина, а не ребенок.

Прекрасная, красивая женщина передо мной.

Вчера я сказал, чтобы она повзрослела, но был не прав. Клем давно перестала быть ребенком, только я все убеждал себя в обратном.

— Я не видела… твоей машины, - нарушает затянувшееся молчание Клем, сделав глубокий вздох.

— Я подъехал с обратной стороны.

Клем кивает, но между ее бровей залегает хмурая складка, будто Клем в растерянности.

Наверняка она не ожидала меня здесь застать, а после вчерашнего не желает меня видеть.

Я даю себе мысленного пинка.

— Так что ты там возмущалась? – Бен направляется к сестре, забирая у нее бумажный пакет с обедом.

— Я тебе в служанки не нанималась, – Клем смеряет его уничижительным взглядом. – Уже третий раз за последние две недели я вожу тебе ланч, потому что ты его забываешь. Между прочим, я трачу время из своего обеденного перерыва.

— Ладно, сестренка, не будь такой занудой, – Бен широко улыбается сестре. – Одна твоя улыбка мистеру Моссу, и все будет отлично.

Клем фыркает.

— Знаешь, моему боссу совершенно нет дела до моих улыбок, — заявляет Клем.

Я думаю, что мистер Мосс, кем бы он ни был, полный болван.

— И вообще, Бен, я серьезно. В следующий раз заказывай пиццу, ее доставщик хоть деньги за это получает.

Клем все еще выглядит возмущенной, но запал пропал.

В этот момент раздается звонок телефона, и Бен достает мобильный из кармана джинсов. Глядя на экран, он улыбается, и я не сомневаюсь, что звонит Тайра.

— Привет, любовь моя, — мурлычет в трубку Бен, на что Клем закатывает глаза, а я усмехаюсь.

— Извините, ребята, — шепчет нам Бен, — но тут важное совещание по свадебным букетам.

Бен выходит из комнаты, и мы остаемся одни.

Опять.

— Извини, я…

— Прости меня…

Говорить мы начинаем одновременно, и так же замолкаем, улыбаясь друг другу виноватыми улыбками.

— Ты первая, — машу рукой я, уступая даме.

— Прости меня за вчерашнее, — с горьким сожалением бормочет Клем, подходя ближе. – Мне очень жаль, что я тебе наговорила вчера, – волнуясь, Клем начинает активно жестикулировать руками. – Я не должна была, не имела права.

Я поднимаю руку, чтобы она остановилась, потому что не хочу видеть ее самобичевание. Не хочу, чтобы она чувствовала себя так.

— Остановись. Я был виноват не менее, если не сказать, что сам начал. Я не должен был срываться на тебе. Так что это ты должна меня простить.

По лицу Клем я вижу, что она колеблется, все еще считая, что она виновата в нашей вчерашней ссоре. Но потом она кивает и с облегчением выдыхает.

— Хорошо, будем считать, что мы стоим друг друга. Но я рада, что ты не злишься на меня.

— Нет, не злюсь, — качаю головой я.

Серьезно, злиться на Клем порой бывает очень легко, но совершенно неправильно. Иногда Клем может вывести из себя своими словами, вопросами, непохожестью на других. Нежеланием быть такой, как другие. Клем не слишком считается с условностями, и, скорее всего, в этом и есть ее прелесть. Недостаток это или все же наоборот – я еще не решил.

— Так ты работаешь? – спешу спросить я, желая уйти от неловкой темы и быть на нейтральной территории. Я серьезно опасаюсь, что Клем затронет тему, способную вновь привести нас к спору.

— Да, летняя подработка в страховой конторе мистера Мосса, – Клем смешливо морщится. – Ужасный зануда, но платит неплохо.

Я улыбаюсь, представив, что Клем с девяти до пяти работает чьим-то секретарем. Эта работа такая обычная, слишком нормальная для Клем.