Мой пульс скачет, зубы стиснуты, а руки до боли в ладонях сжимают руль.

На очередном повороте джип едва не заносит, и только тогда я сбавляю скорость. Еще через несколько метров я съезжаю на обочину и заглушаю двигатель.

Гнев в полной мере бурлит во мне, требуя выплеска. В бессильной злобе я несколько раз бью по рулю, потом выскакиваю из машины и принимаюсь вышагивать по краю дороги, делая глубокие вдохи-выдохи, чтобы успокоиться.

Я сожалею, что поддался на провокацию Клем. В тот момент, когда почувствовал, что начинаю терять контроль, следовало просто уехать. Но я не сделал этого. Я позволил ей увлечь себя туда, где просыпается моя темная сторона.

После похорон и короткого расследования я ни с кем не говорил о самоубийстве Дженнифер. Я наложил на эту часть своей жизни тяжелую печать молчания, зная, что если постоянно буду к этому возвращаться, то сойду с ума. Даже с собой я не был откровенен до конца, предпочитая считать, что моя жена просто умерла, без уточнения причин. Но это было после, после долгих месяцев самокопания, когда я пытался понять, почему, почему Дженни решилась на этот шаг? Где я недоглядел, не заметил, что все движется к столь печальному финалу? Неужели в сознании Дженнифер было все так безнадежно, что она не видела смысла и возможности жить дальше?

День за днем, неделю за неделей и месяц за месяцем я искал ответ на вопрос – и не находил его. Я бродил по пустой квартире, вслух произнося лишь одно слово «почему», но ответом мне была тишина. Человек, который мог бы назвать мне причину, больше никогда не заговорит: она была мертва. Моя жена была мертва.

Но потом я запретил себе думать об этом и пытаться найти ответ. Потому что это было невозможно.

Невыносимо.

Разрушительно.

Я чувствовал, что схожу с ума и прекратил это. Это не было легко, и мне потребовались все силы, что у меня еще оставались, чтобы перестать изводить себя мыслями о самоубийстве Дженни. Возможно, только страх потерять работу, которую я по-настоящему любил, не дал мне пропасть окончательно. Это все, что осталось у меня после потери Дженнифер.

Я прислоняюсь к машине, сжимаю пальцами переносицу и глубоко дышу. Наконец мне удаётся немного успокоиться, но картина окровавленной ванны и бездыханной Дженнифер в ней прочно засела в мой мозг.

Я знаю, что есть только один способ вытравить ее оттуда. Именно он заглушал мой истерзанный разум в первые месяцы после смерти жены.

Я вновь сажусь за руль джипа и включаю зажигание. Через пять минут я уже возле бара. Бен, Тайра и Амелия уже ушли. Но это и к лучшему. В таком деле мне не нужна компания.

Я собираюсь как следует надраться.

***

В воскресенье, когда я приезжаю в дом тети Рут, я все еще мучаюсь похмельем.

Я пил всю ночь пятницы , точнее, до той поры, пока не отключился, и Джо не привез меня домой. Надо будет еще раз поблагодарить его за это.

Большую часть субботы я тоже пил, отключив телефон, и не выходил из дома. Но сегодня воскресенье – день приезда Менди с мужем и детьми, поэтому мне пришлось остановиться.

Я превращаюсь в чертового алкоголика.

Безусловно, мама бы гордилась таким сыном!

Я оставляю джип на подъездной дорожке и иду к дому, морщась от свинцовой тяжести в голове. Мои покрасневшие глаза скрывают очки-авиаторы, а лицо «украшает» трехдневная щетина. Похмелье оказалось таким сильным, что я и не подумал сбрить ее.

Я коротко стучу в дверь и, не дожидаясь ответа, захожу.

Аманда с семьей недавно приехали из аэропорта, и я принимаюсь со всеми здороваться и обниматься, при этом желая себе мгновенной смерти. Только это избавит меня от последствий чрезмерного возлияния.

Тетя Рут суетится на кухне, готовя обед. Итан, муж Менди, всячески ей помогает. В их семье именно он следит за тем, чтобы никто не умер от голода. Аманду к плите лучше не пускать, иначе она обязательно спалит дом.

Получив от меня по двадцатке в качестве подарка, восьмилетний Джек и шестилетняя Кейти убегают играть, а мы с Амандой выходим в небольшой ухоженный сад позади дома. Менди берет себе пиво, а я ограничиваюсь кофе.

— Паршиво выглядишь, Люк, — без обиняков заявляет мне Менди, когда мы садимся в плетеные кресла под яблоней.

Я кисло улыбаюсь.

— Спасибо.

Менди усмехается и делает длинный глоток пива. Она одна из немногих знакомых мне людей, которая всегда предпочитает говорить правду.

— Серьезно, ты что, неделю пил не просыхая? – Менди вскидывает светлые брови в вопросе, и в ее голубых глазах я вижу искреннее беспокойство.

— Нет, всего лишь день или два.

Я знаю, что Менди волнуется за меня, и благодарен ей за это.

— Люк, я думала, ты давно прошел эту стадию, — нахмурившись, замечает Менди.

— Я и прошел, просто… — я потираю шею, не зная, что сказать. Мне хочется выложить ей всю правду. Рассказать о Клем и о том, что со мной происходит с тех пор, как я приехал в Диллан.

Я знаю, что Менди поймет меня.

И я делаю это.

Я все рассказываю Менди: говорю, как я растерян и как запутался, все еще не понимая, что со мной происходит. Несколько минут Менди внимательно слушает меня, не перебивая, а, когда я замолкаю, смотрит на меня и улыбается.

— Ох, милый, ну это должно было случиться рано или поздно, — качает головой Менди.

Я в недоумении хмурюсь.

— Что?

— Ну, Люк, это же очевидно, – Менди склоняет голову на бок и усмехается. – Боже, порой мужчины бывают такими глупыми. Ты влюблен, вот что. Это случилось, чему я лично очень рада. Ты не можешь жить в трауре всю жизнь, – Менди пожимает плечами. – Никто не может.

Я раздраженно качаю головой.

— Я не влюблен в нее. Она надоедливая, раздражающая и очень часто я хочу ее придушить. Мы постоянно спорим.

Заявление сестры кажется мне абсурдом, хотя я сам недавно думал, что возможно…

Но нет, я не могу любить Клем.

Не так скоро.

— Я любил. Я знаю, как это, и это не то, — убеждаю я Менди, хотя кажется, что в первую очередь слова предназначаются мне самому.

Менди протяжно вздыхает.

— Ты знаешь, как любить Дженнифер. Но ты не знаешь, как любить кого-то другого. Люк, любовь не похожа на шаблон, она разная. В ней много оттенков и полутонов.

Слова Менди заставляют меня задуматься.

А что, если она права? Что, если те чувства, что я испытываю к Клем – и есть любовь?

Какой бы она ни была.

— На самом деле, есть еще одна проблема, — вздыхаю я, решив подумать об этом позже, когда буду один. – Помимо прочего.

Я собираюсь рассказать Менди о том, что Тим влюблен в Клем, об их ссоре и о том, какую роль во всем этом сыграл я.

Я почти уверен, что Менди разозлиться. И правильно сделает.

— В чем дело? – Менди откидывает длинную челку со лба и с интересом смотрит на меня.

— Не знаю, в курсе ли ты, — вскинув руку в неопределенном жесте, начинаю я, — но Тим и Клем - друзья. Лучшие друзья.

— Ох, точно! – глаза Менди расширяются, когда она вспоминает. – Но ведь…

Менди изумленно замолкает, и по ее виду я понимаю, что она сложила два плюс два.

— Он по-прежнему в нее влюблен?

Я скептически хмыкаю и развожу руками.

— Да. Но ты еще не слышала самого худшего, – я делаю глубокий вдох перед тем, как сознаться. – Я надоумил Тима во всем признаться Клем. И он так и сделал. Но проблема, собственно, в том, что Клем не испытывает к нему того же. Все эти годы она с ужасом ждала, что он ей откроется и тогда их дружбе придет конец.

— О, нет, – Менди страдальчески морщится, правильно истолковав мои слова. – Это потому Тим такой подавленый? Из-за Клем?

Я кивком подтверждаю ее догадку.

— Знаю, я повел себя как придурок.

Менди кивает.

— Не буду с этим спорить. Но, если подумать, рано или поздно это все равно случилось бы и без твоей помощи. Не твоя вина, что Клем не чувствует к Тиму того же.

Вот тут я как раз и не был уверен. Возможно, если бы не влюбленность Клем в меня, кто знает…

— Но скажи, ты знал, что Клем не ответит взаимностью Тиму до того, как советовать, ему во всем сознаться?

Пытливый взгляд Менди прожигает меня насквозь. Я знаю, что не смогу ей солгать даже если захочу.

Я медленно киваю.

— Да, знал.

— Но все равно сказал ему открыть свои чувства? – Менди выгибает на меня бровь, но, к моему облегчению, в ее глазах нет осуждения.

— Я же сказал, что повел себя как придурок.

— Нет, Люк, – Менди усмехается. – Ты повел себя как мужчина – собственник, которому нравится девушка. Ты это отрицаешь, и я понимаю почему. Я, правда, понимаю, Люк.

Ладонь Менди ложится на мои пальцы и легонько похлопывает.

— Но ты должен во всем разобраться и, главное, решить для себя, возможно ли для тебя будущее с этой девушкой. Потому что если это так, то не упусти ее, Люк.

Я молча смотрю на Менди, впитывая в себя ее слова, полные убеждения и искренности. Я знаю, что Менди права, и мне следует прислушаться. Но сомнений все еще хватает, и все вместе, и каждое по отдельности, они стопорят меня.

Нас прерывает появление тети Рут и Итана, выносящих еду и тарелки в сад. Мы с Менди принимаемся помогать и прекращаем разговор.

Мне кажется, сегодня я сказал достаточно.

— Дорогой, принеси с кухни нож для мяса, — просит меня тетя Рут, награждая ласковой улыбкой. Она очень похожа на маму и порой, глядя на тетю, мне кажется, что мама не умирала.

Я захожу в дом в тот момент, когда в дверь кто-то стучит. Пересекаю коридор и открываю. Клем стоит спиной, но быстро оборачивается и, увидев меня, застывает.

Что ж, я и сам не рассчитывал ее здесь встретить.

Против воли я хмурюсь, заметив осунувшееся лицо и покрасневшие глаза девушки. Выглядит она не важно, и в то же время по-прежнему красавицей. Уж это никуда не делось.

Возможно ли, что изможденный вид Клем – результат двухдневного инцидента в ее доме?

— Я… Мне нужен Тим.

Клем обхватывает себя руками, глядя куда угодно, только не на меня. Ее голос звучит приглушенно, будто что-то мешает ей говорить.

— Наверное, я не вовремя… — наконец Клем робко смотрит мне в глаза, и только тогда я понимаю, что все это время, не шелохнувшись, пялюсь на нее.

— Тим, он…Он наверху, — начинаю запинаться я, заставляя свою голову работать. Сейчас, когда Клем здесь, и я вижу, как ей плохо, мне трудно собрать свои мысли в кучу, потому что мне кажется, что я должен что-то сделать. Что-то, чего не до конца понимаю.

— Ладно, просто скажи ему…

— Клем?

Тим спускается по лестнице и подходит к двери. Его глаза озадаченно вглядываются в ее лицо.

— Привет, – Клем делает слабую попытку улыбнуться, но лицо искажается, будто она вот-вот заплачет. – Прости, что вот так заявилась, но мне очень нужно с тобой поговорить, – Клем с мольбой смотрит на Тима, напрочь забыв, что я стою рядом.

Я чувствую себя лишним и очень-очень виноватым.

Тим молчит, хмуро поджав губы, и я едва сдерживаюсь, чтобы не треснуть его по затылку.

Какого черта он мучает ее!

— Пожалуйста, Тим. Ты не отвечаешь на мои звонки, я не знаю, что еще мне сделать, чтобы ты выслушал меня, – Клем закусывает нижнюю губу и склоняет голову.

В горле я чувствую ком, кажется, что кислород полностью покинул мои легкие.

Я ничтожество!

— Я вас оставлю, — сдавленно говорю я, хотя могу ручаться, что ни Тим, ни Клем меня не слышат.

Уходя, я слышу, как Тим зовет Клем в свою комнату для разговора.

***

Весь обед я рассеян, мыслями находясь в комнате наверху.

Тима все еще нет, и я извожу себя мыслями о том, что там происходит.

О чем они говорят?

Что Клем хочет ему сказать?

Может ли так случится, что она передумала? Что решила попробовать дать их отношениям с Тимом шанс?

Но, если это так, то это хорошо – верно? Клем и Тим знают друг друга сто лет, они лучшие друзья, и из них выйдет хорошая пара.

Тогда какого черта я напрягаюсь всякий раз, стоит мне об этом подумать!

Это вообще не мое собачье дело, с кем станет встречаться Клем. Я уеду отсюда через три недели. Все. Конец.

— Чего ты такой дерганый? – тихо спрашивает меня Менди, только чтобы услышал я один.