Алина Ржевская - Позволяю любить

— А сам себя из тюрьмы вытащишь? Или слабо?

— Слабо, — признался Юрий. Осознав, что Виктор собирается к нему на помощь, он начал понемногу успокаиваться. — Видишь ли, у того, кто пребывает за решеткой, возможности более ограниченные, нежели у оставшегося на свободе, — пояснил он. — Ну, так когда тебя ждать?..

Виктор даже обрадовался звонку друга. Лучше уж работать, чем бродить без дела по собственному жилищу, которое вдруг стало для тебя чужим.

Он сам сел за руль, не стал дожидаться водителя. Как ни странно, пробок не было. Такое в Москве раз в сто лет случается. Интересно, хороший это знак или дурной? Впрочем, нечего долго над этим голову ломать.

Он подъехал к служебному входу, предъявил пропуск охраннику.

— Вот видите, что вы наделали! — доносился откуда-то из коридорных глубин надломленный голос Юрки. — Виталий обиделся… Не может он ужиться с вашими «муси-пуси», ему перед концертом настроиться надо…

— Он же не рояль у вас, чтобы его настраивать, — невозмутимо ответствовал звонкий женский голос. — Ничем помочь не могу, все гримерные заняты. И потом, вряд ли кто-нибудь из наших звезд захочет, чтобы к нему подселили вашего зарвавшегося артистика. Тоже мне, суперзвезда, номер-люкс ему подавай… У него только и всего что мордашка красивенькая, а так — ничего больше. Разве что Моисеев пустит его к себе…

— Спасибо, ничего не надо, быстро вмешался в этот спор подоспевший Виктор.

Нужный кабинет он отыскал по звуку голосов за несколько минут — дверь была открыта, и некоторое время Виктор молча наблюдал за живописной картиной, привалившись к дверному косяку: Юрий, весь раскрасневшийся от неподдельного возмущения, размахивает руками и громко спорит с администратором. В то же время она — воплощение непоколебимого спокойствия, стоит, вытянулась струной на высоченных каблуках и на Юрку поглядывает сверху вниз, укоризненно так — мол, что же это вы, молодой человек, вести себя как следует не научились, цирк нам устроили…

Женщине было лет сорок на вид. Очень ухоженная мисс, прямо-таки холеная. Возможно, на самом деле она гораздо старше, но тщательно за собой следит. Серую строгость делового костюма оживлял зеленый пиджак с мелкими блестками — на лацкане виднелась такая же зеленая роза. А волосы! Темные, блестящие, уложены с предельным аккуратизмом…

Женщина медленно обернулась на голос Виктора — кажется, она старалась сделать это очень осторожно, словно боялась растрепать свою пышную прическу, Взгляд ее серых, в тон костюму, глаз выдавал надменное презрение.

— Вы кто? — высокомерно спросила она.

Виктор протянул ей визитку.

— Я прибыл исправлять ошибки моих сотрудников, — вежливо пояснил он. — Поди-ка, Юра, найди Юльку, а то она всех зрителей в своих слезах утопит.

— Думаете, у вас это получится? — не без издевки поинтересовалась женщина, лишь мельком бросив взгляд в визитку. — И как же вы намерены исправлять ошибки?

— Для начала я хотел бы выпить кофе, — беззаботно ответил Виктор и посмотрел на часы. — Чашечку. Времени хватит. А здесь имеется недурственное кафе…

— Ни кофе, ни кафе вам не помогут, — уверенно заявила она.

— А после… после предполагается два способа разрешения этого маленького недоразумения, — как ни в чем не бывало продолжал он, не обращая ни малейшего внимания на ответ ледяной фурии. Виктор, казалось, даже смотрел куда-то сквозь нее. — Способ первый: я разыскиваю Бабичева, и он, больной и озлобленный, спустя определенное время объявляется тут. Не мне вам объяснять, какие меры он предпримет. Подозреваю, что просто сровняет вас с землей. Способ второй…

— Ну и какой же этот ваш второй способ? — Администратор посмотрела ему в глаза уже заинтересованно. Определенно перспектива появления начальника очень ей не улыбалась.

— Второй: я предлагаю вам выпить кофе в моей компании, — закончил Виктор. — И тогда не будет никакого «после».

— Хорошо, — кивнула женщина, слегка подумав. — Только мы никуда не пойдем. Я распоряжусь, и кофе принесут сюда, в кабинет.

Она указала ему на кресло, сама усадила свои лощеные телеса в другое, попутно сделав звонок в буфет. Виктор как бы невзначай снял с руки часы и положил их перед собой на стол, разделивший их. Время, словно говорил его невинный жест, — это деньги…

Часы ее откровенно поразили. Дорогие — не то слово. Эксклюзив, индивидуальный заказ. Белое золото, бриллиантовая отделка… Повисло долгое молчание, которое было прервано лишь после того, как внесли поднос с дымящимися чашками.

— Итак, с чего начнем? — Она не выдержала первая — все вертела в руках чашку с горячей массой, не решаясь отпить из неё.

— Пожалуй, с Инги, — ответил он, слегка-таки пригубив.

— Предупреждаю, она сама отказалась участвовать — Администратор изобразила достаточную степень недоумения. — Какие тут могут быть ко мне претензии?

— Никаких, — легко согласился он. — Абсолютно. Я к тому об этом спрашиваю, что, по моим предположениям, ее гримерка на данный час должна быть свободна. Правильно? Вот туда-то мы и отправим нашего великого Виталия, а то, глядишь, он и в самом деле откажется участвовать в шоу. Зрителям не понравится.

Виктор пристально смотрел на нее. Под его взглядом она почувствовала себя настолько неуютно, что поневоле передернула плечами. Черт возьми, вот взгляд у человека!

И это — тот самый облаянный прессой коммерсант, из-за которого женщины травятся таблетками? Да тут не то что яду наглотаться — на подтяжках повеситься можно! Если бы, конечно, она носила подтяжки…

А так — ничего, в общем, весьма небезынтересный мужчина…

— Думаю, зрители даже не заметят отсутствия вашего красавчика, — ехидно произнесла она, пытаясь хоть сколько-нибудь противостоять его воле. — В концерте и без того задействовано много исполнителей, еще получше вашего.

— Допустим. Но это обстоятельство может сильно испортить настроение вашему финдиректору.

Она вопросительно посмотрела на него, отодвигая от себя кофе; надо сказать, за все время их разговора ни одного глотка так и не было сделано.

— Дело в том, — терпеливо пояснил Виктор, — что оплатили не только отдельные гримерки для тех артистов, которых продюсирует наша фирма, но и все то, что в них содержится. А именно: фрукты, воду, напитки, закуску, косметику, кондиционирование… ну и все такое прочее. И тут выясняется, что в эти самые мои… — Виктор умышленно сделал нажим на слове «мои», — в мои гримерки поместили совсем других людей. Я, конечно, могу посмотреть на это сквозь пальцы. Скажем, как на незначительные технические накладки, но при условии, что все вскорости исправят. В противном случае сей некрасивый инцидент придется расценивать как оскорбление, нанесенное вами лично мне лично!

Все эти хлесткие слова Виктор проговаривал неторопливо, спокойно прихлебывая при этом кофе и добродушно улыбаясь. И только самый законченный идиот не осознал бы, какой нешуточной угрозой веяло от этой вежливой наигранной клоунады. По сути, захоти он — и администратора уволят через день. Даже нет — ее вышвырнут, не дожидаясь окончания этого злосчастного концерта.

— Но… — Она лихорадочно пыталась оправдаться. — До концерта осталось слишком мало времени. Я просто физически не успею ничего исправить. В тех гримерных, которые так нечаянно перепутали, уже готовятся к своим выступлениям совсем другие артисты. Если их прямо сейчас начнут беспокоить, они… они тоже… м-м… станут нервничать…

Ее голос предательски дрожал, глаза беспомощно бегали по сторонам, словно пытались разглядеть что-то такое, что помогло бы найти выход из создавшегося тупикового положения.

— Вы представляете, что начнется? — воскликнула она с неестественным ужасом в голосе. Надо полагать, ей так и не удалось найти приемлемый выход и теперь осталось лишь беспомощно и обреченно смотреть на него.

— Вполне. Предложите взамен другое помещение.

— Но больше нет свободных…

— Меня это не интересует. Ищите. Кстати, здесь, в вашем кабинете, очень мило и уютно. Полагаю, Виталику понравится, раз не получается предложить ничего другого.

Женщина явно обрадовалась: выходит, ситуацию можно разрешить, тем более таким неожиданным и совершенно безболезненным способом. Что называется, малой кровью.

— Да-да, — поспешно согласилась она. — Он может здесь располагаться, я сейчас же отдам распоряжения.

— И еще один маленький нюанс, — добавил Виктор, поднимаясь со своего кресла. — Вместо Инги будут выступать «Ночные эльфы».

— Их нет в программе, — устало пробормотала она, прекрасно понимая, что придется уступить оппоненту и в этом вопросе.

— Какая разница? Их выступление по времени точно такое же, как и у Инги. На регламент концерта такая замена никак не повлияет, а вам позволит избежать еще одной неприятности с вашим руководством.

Она согласилась. Сил спорить с ним у нее больше не было.

Женщина — увы, для нас она так и осталась безымянным администратором — взглянула еще раз на часы. Всего-то двадцать минут прошло, но это время растянулось для нее на целую вечность. Такое ощущение, будто этот беспощадный продюсер буквально физически истязал ее эти двадцать минут, просто выдавливал из нее жилы. «Странный он какой-то, — снова думала она, с интересом поглядывая на Виктора, увлеченно беседующего по телефону со своим помощником, — красив, но красота его отчего-то пугает. Дьявольское в нем что-то…»

Ее поразила его манера ведения диалога. Виктор говорил медленно, словно бы нехотя, очень тихо, но каждое слово звучало четко — ни одного лишнего. А больше всего ее пугал взгляд его черных глаз. Именно черных, а не карих. Их чернота подобна космической бездне. Казалось, что если слишком долго смотреть ему в глаза, то они в итоге окончательно притянут к себе, всосут в антрацитовую пустоту, и живым из этого вакуума выбраться уже не удастся. Это при том, что внешне глаза Виктора толком ничего не выражали — ни раздражения, ни одобрения, ни радости, ни сожаления. Однако он, как вампир, высосал из нее всю силу, одержал быструю и несомненную победу — и ничуть при этом не торжествовал, словно и усилий для этого не прикладывал, словно это обычное для него дело — ткнуть мордой в грязь очередного надменного администратора… А теперь вот сидит в ее кабинете и по-хозяйски наяривает по телефону, ничуть не стесняясь ее присутствия, словно и нет тут никого, кроме него, вовсе.

И действительно, зачем обращать внимание на пустое место?..

— Давай сюда Виталика со всеми вещами, — говорил между тем Виктор в трубку. — И передай ему, чтоб немедленно прекратил вопить, не то охрипнет… Дай-ка ему трубочку… Эй, ты там, а ну-ка закрой по-быстрому рот! Успеешь еще наголоситься, у тебя номер в конце… А не успокоишься, я тебе фанеру вырублю, да прямо посреди песни, а потом долго буду смеяться, как ты там в микрофон сипеть будешь перед влюбленными в тебя дурнями… Осознал? Умница, будешь себя хорошо вести — дам конфету! Перекинь-ка телефон Юре… Юра, что там стряслось у нашей Юленьки? Что? Что?! Платье пропало?.. Скажи ей, если не найдет, выгоню на сцену в одних трусах. Зал от восторга умрет, ага… А с Ингой что?.. Угу, врача уже вызывали?.. Угу, угу… Ладно, завтра к ней заеду…

…И было все.

Крики и слезы матери, «скорая помощь», глупая суета, врачи, ревущая сирена, больница с неизбежным, въевшимся в серые стены запахом хлорки, нашатыря и еще каких-то противных лекарств…

Антону все это было безразлично. Накатило странное чувство отрешенности, словно все это происходит вовсе не с ним, а с кем-то другим. Он же — будто со стороны наблюдает за неким плохо отрепетированным действом.

Антон не сразу даже понял, о ком идет речь, когда медсестра в приемной обмолвилась, что надо позвать Анну Сергеевну. Какое отношение имеет какая-то чужая Анна Сергеевна к его Анечке?

И вдруг в палату вошла Аня. В костюме, как у всех нормальных хирургов, — Антон по телевизору такие видел: брюки и блуза-роба с застежкой на спине, зеленого такого, болотного цвета. Аня любит зеленое… На шее у нее болтается хирургическая маска. Значит, эти атрибуты и превращают ее в Анну Сергеевну, ну-ну. А впрочем, глаза, жесты, губы, походка — все это знакомо Антону до мелочей.

Это — его Аня. Антону вдруг стало неловко, нестерпимо неловко.

— Уйди, сука! Видеть тебя не хочу! — закричал он, пытаясь вскочить с места, но медсестра и санитарка резво ухватили его с обеих сторон и уложили обратно на кушетку. Они недоумевающе переводили глаза то на Аню, то на него.

А Антон продолжал бесноваться и выкрикивать ругательства.

У Ани земля ушла из-под ног. Антон — весь в крови, пытался покончить с собой, хотел умереть. Из-за нее! Господи, это она во всем виновата!..