Алина Ржевская - Позволяю любить

— Нет.

— А она утверждает обратное. Вот, докладную написала. Можешь почитать, — предложил он.

— Не буду, — отказалась Аня. — Жаль тратить время на глупости. И вообще, это мне впору жаловаться на Степанову. У меня пациент на столе кровью истекает, а она переспрашивает, что он там такое выкрикивает. Не до миндальничания, знаете. Мне пришлось дважды повторить ей указания, специально для особо неповоротливых.

— Так-так-так, — произнес главврач (он всегда «так-такал», когда дело продвигалось к принятию важного решения). — А что там кричал пациент?

— Я не прислушивалась. — Аня рассмеялась. — Кажется, хотел, чтобы я ушла.

— Ясненько. Испугался. А что, молодец, правильное принял решение! Кого боишься, того и убрать с глаз долой, чтобы не маячил тут. — Главный развеселился. — А чего он резаться-то удумал?

— Не знаю. Вот как раз хотела пойти пообщаться с ним по душам.

— Правильно, — снова одобрил главврач. — Иди скорее, а то, не дай Бог, он тут повторит нам свой подвиг. Мы потом эту кашу не расхлебаем…

Когда Аня вошла в палату, Антон притворился, что спит. Как вести себя после того, что произошло?

Аня села прямо на кровать, взяла его за руку:

— Антон! Я вижу, ты не спишь.

Он медленно повернул голову. Стыдно. Стыдно смотреть в глаза, которые вдруг оказались так близко. Он столько раз представлял себе различные ситуации, когда она берет его за руку. Но ни разу не мог вообразить этого в больнице.

— Зачем ты так поступил?

Он молчит. Как ответить на вопрос, если она и сама знает?

— Как ты после этого будешь дальше общаться? — продолжает спрашивать Аня. — С родителями, друзьями? А?

— После этого я не должен был остаться жив, — разозлился он вдруг и выдернул руку. — Учить меня пришла? Ты не учитель, ты — врач. Вылечила — и свободна.

— Раз никто из учителей и родителей не научил тебя, значит, придется мне.

— Думаешь, получится? — хмыкнул он. — Чему собираешься учить?

— Жить. Получится или нет, не уверена. Буду говорить очень долго, а ты слушай и не смей перебивать. Если захочешь понять меня, то поймешь, если поймешь, то научишься, ну а если нет — значит, я зря потратила на тебя время. А для начала попробуй досконально в себе разобраться и ответь-таки мне: что подвигло тебя на такой поступок?

В ее голосе вновь появились те нотки, которые заставляли людей подчиняться ее приказам. Она в такие минуты не повышала голос — наоборот, говорила тише. И все замирали, прислушиваясь. И, как загипнотизированные, делали то, что она говорила.

— Ты выходишь замуж. Я не могу без тебя жить, — еле слышно прошептал Антон и отвернулся. Не мог на нее смотреть в этот момент.

— Не буду спрашивать, кто тебе такое сказал, это не важно. Пока — урок первый. Ты сделал это совершенно напрасно. Я не выхожу замуж. Признаюсь тебе по секрету, я там уже однажды была, мне не очень понравилось.

Антон аж вскочил. Она легко толкнула его в грудь, он рухнул обратно на подушку как подкошенный.

— Лежи. Я не закончила. Урок второй. Таким способом, какой избрал ты, добиться ничего нельзя. Это тупиковый метод. Ты либо умрешь и уже никогда ничего не получишь, либо останешься жить, но тогда тебе будет стыдно перед всеми. Как сейчас. Особенно перед родителями. На всю оставшуюся жизнь ты будешь перед ними в неискупленной вине. Это тебе еще крепко повезло, что о произошедшей трагедии известно только тебе и твоим родителям.

— И еще всей больнице, — поправил ее Антон.

— Медперсонал не имеет права разглашать сведения о пациентах. Это преступление. Понятно?

Антон кивнул.

— С родителями разбирайся сам. Советую: пообещай им, что больше никогда так не поступишь. А что касается всех остальных — можно сказать, например, что поскользнулся в ванной, навернулся и порезал руки осколками зеркала.

— Наврать, значит, — усмехнулся Антон.

— Не хочешь врать? Скажи правду. Услышал, мол, глупую сплетню, поверил, пытался наложить на себя руки от безответной любви, не получилось… Красиво?

Антон снова отвел глаза.

— У меня как-то однажды было точно такое же желание, — продолжала Аня. — Человек, которого я безумно любила, разрушил все, что было между нами. А после этого внушал, что я — истеричная дура, веду себя как капризный ребенок и не желаю нормально жить. С ним жить. Я продолжала его любить и жить без него не могла. Но и обитать рядом с ним, теперешним, сил у меня тоже не имелось — ведь тот, прежний, которого я полюбила, безвозвратно исчез… Выхода из этого замкнутого круга я не видела, оставалось умереть. И я уже собиралась, да… Но вовремя поняла, что этот человек причинил боль не только мне, но и моей маме, моей сестре. Им тоже пришлось тяжело. А если я еще и умру, им станет совсем невыносимо. Я буду хуже, чем он… И я стала желать ему мщения. Страшного мщения! Такого, чтобы он страдал в десятки раз сильнее меня. Я живо представляла себе, как однажды приду к нему и застрелю. Нет, лучше зарежу, медленно, по кусочку… а вокруг будет много-много крови, целое море… Но и этого я делать не стала.

Аня видела, как внимательно слушает ее Антон. У него был такой вид, будто сейчас он сам готов пойти и убить того, кто причинил ей страдания.

— Почему не стала? — спросил он.

— Я поняла, что если бы мне привелось его убить, то он просто-напросто умер бы и никогда уже не мучился. А если бы умерла я, то он тотчас забыл бы обо мне и тоже особо не переживал бы. Я решила остаться пожить… и он тоже живет. Живет и терзается от того, что ничего не может вернуть. Этот человек корчится от бессилия и собственной беспомощности.

Она замолчала. Антон тоже молчал.

Аня снова взяла его за руку, тронула за подбородок, подняла его голову и заглянула в глаза.

— Пообещай мне прямо сейчас, что ты никогда больше не станешь решать свои проблемы таким способом, — потребовала она. — Предупреждаю: если ты это сделаешь, то, что бы ни произошло, я даже не взгляну в твою сторону. Умрешь — на похороны не приду. Выживешь — тем хуже для тебя. Обещай!

— Клянусь! — торжественно изрек Антон.

Аня встала, собиралась уйти. Он сжал ее ладонь, пытаясь удержать.

— Разреши мне любить тебя, — тихо прошептал он.

— Давай потом об этом…

— Когда?

— Не сейчас. Я устала. Хоть ты не мучай меня.

— Хорошо… потом…

Концерт был в самом разгаре.

Юрий нашел Виктора, тот курил у открытого окна. В коридор леденящими порывами врывался ветер, но Виктор не ощущал холода. Юрий встал рядом и тоже закурил. Он никак не решался начать разговор. По мрачному лицу Юрия было ясно, что появились новые проблемы. Но затевать беседу о делах не хотелось.

Сюда, где они стояли, звуки музыки не доносились. Тишины — вот чего он желал в этот момент. И одиночества. Мелькание множества лиц утомлял о его. Все от него чего-то хотели. Вот и Юра — стоит, мнется, боясь сказать, чего ему понадобилось на сей раз.

В проеме коридора показалась женская фигура, Виктор сразу ее узнал. Лика-Анжелика. Она давно уже маячит, глаза мозолит, охотница. У нее сейчас только одна цель — привлечь его внимание. Лика будет добиваться этого всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Сегодня ей удалось прорваться сразу через несколько постов охраны. Изобретательная девочка. Блондинка, голубые глаза, длинные ресницы, томный взгляд, приоткрытые губы, волнующая походка… скука…

«Пора заполнить пустующее место и продолжить ряд имен-близнецов, — подумал вдруг Виктор, — Вика-Ника-Лика… Может, и дом не таким тоскливым станет…»

— Лика, уйди. Не до тебя сейчас, — резко повелел девушке Юрий.

Грубо. На Юрку не похоже. Наверное, проблемы вконец его измочалили, скоро того и гляди он с диким рычанием будет бросаться на людей.

Девушка остановилась, ошеломленная таким безапелляционным требованием. Да еще произнесенным с такой… с такой наглостью, вот. Глаза ее распахнулись так широко, что Виктор шагнул навстречу девушке.

— Юра, ну зачем ты… — укоризненно обратился он к другу. — Неприлично так себя вести, особенно с девушками. — Все внимание его между тем было обращено только на нее. — Девушка к кому шла? Ко мне, правильно? А не к тебе…

Лика благодарно прижалась к Виктору, его руки сомкнулись на ее тонкой талии.

— Витя, — еле слышно произнес Юрий, — мне срочно нужно поговорить с тобой. Наедине, — добавил он, бросив неприязненный взгляд на томную красотку.

— Опять ты за свое. Не можешь без меня справиться? — недовольно пробурчал Виктор. — Хочешь говорить — говори, но только по-быстрому. Я хочу уединиться с Ликой.

— Мама умерла, — произнес Юра еще тише. — Час назад мне позвонили из больницы. Тебя не могли найти.

— Твоя мама? — не понял Виктор, с соболезнующим взглядом поворачиваясь к нему.

— Нет. Твоя…

Виктор отстранил от себя девушку, сделал слепой шаг вперед. Он ничего не почувствовал, не осознал.

Слова Юрия показались ему нереальными. Еще утром мама была в хорошем настроении, пыталась, как всегда, немного повоспитывать его, сердилась за то, что сын отмахивается от мудрых слов и советов. Она ведь почти не болела. Так, проявлялись обычные возрастные недомогания — то сердце прихватит, то давление, то на суставы пожалуется. А теперь его чувства были почти парализованы.

Сквозь туман он видел искаженное лицо Юрия, который что-то быстро говорил, но смысл его слов не доходил до сознания. Лика попыталась обнять его, он оттолкнул ее и пошел куда-то, сам не зная куда, лишь бы уйти от того места, где на него обрушилась беда. Тишина навалилась со всех сторон, покрыла колпаком. Юрий догонял его, растерянно крича что-то вслед. Он не слышал, тупо шел, никуда не сворачивая. И лишь когда Юрий все же настиг его и основательно встряхнул, тишина лопнула. Нестерпимо и беспощадно обрушились звуки.

До этого он был вне времени и пространства, а тут вдруг вернулся в реальность, где нет ничего, кроме острой пронзающей боли.

…Похоронами занимался Юрий. Виктор находился в страшном состоянии оцепенения.

Ему подавали еду — он механически ел, не ощущая вкуса.

Ему подавали одежду — он переодевался. Выгонял всех из комнаты, отказывался выходить, сидел в кресле и смотрел в окно.

Там, за стеклом, началась зима. Снег засыпал двор. Все стало однотонно-белым. Так и должно быть, когда уходят близкие люди. Не прощаясь и не предупреждая о своем уходе.

Острая боль сменилась тупой и ноющей, не оставляющей ни на минуту. Боль была белого цвета, холодная, как снег. Он гнал ее, она не думала уходить. Он ругал себя за то, что его не оказалось рядом с матерью в момент смерти, чувствовал вину за все те ссоры, что регулярно себе позволял, наивно полагая, что впереди еще много времени — для примирений должно хватить…

Времени не оказалось. Внезапный сердечный приступ, время оборвалось и остановилось вместе с ее сердцем. Врачи не успели приехать, ее не стало.

И снова кладбище. Опять цветы, чужие лица знакомых, незнакомых и едва знакомых. Справа, всего в нескольких шагах, стояла скромная могилка Ники, яркие ленты траурных венков еще не успели поблекнуть. Виктору уже все было безразлично. Слишком поздно, окружающее — нереально. Реальна смерть, безжалостно и беспощадно отбирающая самых дорогих людей. Ей не крикнешь — верни. С ней не поспоришь, ее не переубедишь. И слова «надо жить дальше» кажутся теперь бессмысленными.

Зачем жить-то? Чего ради? И ради кого? У него никого не осталось.

Даже в бизнесе наметился крен. С уходом Ники удача отвернулась. Контракты, вчера казавшиеся стопроцентно выгодными, на поверку оказывались пустышками.

Люди, окружавшие его на кладбище, подходили, выражали соболезнование и раздражали. Зачем они здесь? Что им нужно? Их траур — как насмешка. Эти лица не чувствуют той боли, что разрывает его на части. Они насквозь фальшивые и лицемерные, эти лица, ими движет любопытство и желание выслужиться перед ним.

Виктор ушел с похорон собственной матери незаметно. Его уход, конечно же, видели, но не посмели следовать за ним — настолько злым было в эти минуты его лицо. Люди поняли: подойди к нему, попробуй произнести хоть одно слово — и он набросится разъяренным зверем. На любого, на первого попавшегося под руку. Просто для того, чтобы выплеснуть боль.

Виктор заперся у себя в комнате и впервые в жизни напился до полубессознательного состояния.

Он купил первый попавшийся букет. Огромная охапка ярко-желтых хризантем. Ну и что же, пусть желтые, зато красивые. Она все равно не верит в суеверия.

Он положил цветы на соседнее сиденье машины и поехал к ее дому — решил подождать, когда Аня будет возвращаться с работы, чтобы встретить ее с цветами. Требовалось поговорить.