Алина Ржевская - Позволяю любить

— Вовсе нет, — хладнокровно возразила Аня. — Проблемы не у него — у вас. Когда я вводила в абсцесс легкого раствор антибиотика шестилетней Оленьке, она сидела спокойно, разговаривала и даже улыбалась. На следующий день она уже не боялась идти в перевязочную, без слез и страха усаживалась на очередную пункцию. А потом… Что вы там с ней вытворяли за время выходных, я, к счастью, не знаю, однако ребенка почему-то спешно забрали родители — девочка отказывается подходить к больнице на пушечный выстрел, буквально заходится в истерике!.. — Аня судорожно перевела дыхание. — Короче, сейчас, в присутствии Артура Маратовича, я категорически требую, чтобы вы даже не приближались к моим пациентам!

— Все-все-все, — примиряюще вмешался главврач, — успокоились, инцидент исчерпан. Степанова, вы слышали? Постарайтесь работать без скандалов и, кстати, пока ассистируйте-ка другим врачам. А Анна Сергеевна пусть сама найдет себе подходящего помощника. Не так ли, Анна Сергеевна?

— Найду, — быстро ответила она. — Поставьте в мою смену Илясову, она с детьми хорошо ладит.

Степанова вскочила и выбежала из кабинета, хлопнув дверью.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарила Аня начальника.

— А что там с вашей пациенткой Оленькой? — засуетился Артур Маратович. — Почему я ничего не знаю? Ее так и выписали с абсцессом легкого?

— Я перевела ее на дневной стационар, — пояснила Аня.

— Разве абсцесс можно вылечить дома? — засомневался тот. — Не рискуете, Анна Сергеевна?

— Я хожу к ней домой, там делаю пункции. Возвратить ребенка сюда, в больницу… я вижу в этом серьезный риск для ее психики.

Главврач усмехнулся.

— Уважаю ваше решение, Анна Сергеевна, — одобрил он. — Сами решились? Или родители упросили?

— Родители. — Она грустно улыбнулась. — Девочку жалко…

Все произошло очень быстро. Катя толком и не осознала, как и когда в нем произошли перемены.

Только что сидели, слушали музыку. Максим положил ей ладонь на плечо, потом спустился до талии. И вдруг его руки стали жесткими, крепко, до боли, сжали ее. Одной рукой он удерживал порывающуюся Катю, другой — расстегивал ей джинсы. С тугой пуговицей никак не удавалось справиться. Кое-как она смогла вырваться, но он снова схватил ее и прижал к стене. В этом положении ему даже удобнее оказалось справиться с ней — противная пуговица наконец поддалась…

Его ладонь проникла Кате под джинсы, неприятно скользнула между ног. Тогда она закричала, так, что собственный голос не узнала. Бесполезно. Соседи, всегда начинавшие звонить и колотить в дверь в те минуты, когда музыка казалась им чересчур громкой, в этот раз не отреагировали на пронзительные женские крики.

Гораздо больше, чем действия Максима, Катю испугала собственная беспомощность. Она была физически слабее и не могла справиться с тяжелым телом, навалившимся на нее сверху. Господи, да он тяжелее ее килограммов на тридцать!.. Она не могла столкнуть Макса с себя, только судорожно сжала ноги.

Максим попытался стащить с нее джинсы, но пальцы его безрезультатно скользили по плотной ткани, туго обтягивающей бедра. Макс пыхтел, пытаясь разжать-таки ноги, и сосредоточенно молчал. Она тоже перестала кричать — на крики уходит много сил, а сейчас важнее всего сконцентрироваться на сопротивлении.

Все происходящее казалось ей кошмарным сном, длящимся целую вечность. Сон. Сон, которому по всем законам жанра пришло время рассеяться. Но кошмар продолжался.

Макс становился все тяжелее, издавал какие-то отвратительные хрюкающие и рычащие звуки, заламывал ей руки. Катя вырывалась изо всех сил, но не получалось даже шевельнуться. Что будет, когда она устанет, когда у нее совсем не останется сил? Она старалась об этом не думать, не отвлекаться на жуткие мысли о том, что он еще может устроить ей…

Похоже, Макс тоже устал. Но кто сдастся первым? Катя повернула голову. На журнальном столике лежал ее мобильник. Путь к спасению!

Она совершила такой невероятный рывок, что ей удалось отбросить Макса на приличное расстояние, потянулась к телефону, но он снова схватил ее. Макс не заметил в ее руках мобильника. Они скатились с дивана на пол. Катя оказалась снизу. Он вновь придавил ее.

…Эмоций уже не было. Никаких. Они словно отключились, чтобы не создавать помех, не мешать самим себе и не тратить запасов драгоценной энергии. Катя сейчас не чувствовала ни страха, ни злости, ей казалось, что она проваливается в пустоту, а потолок расплывается серым пятном, похожим на мельтешение миллиарда черных точек-мушек, — потолок наваливался на нее, и стен не было вовсе.

Она поняла, что теряет сознание, но все еще старалась удержать его, сохранить ясность в голове, чтобы окончательно не очутиться во власти Максима. Но что-то густое и серое продолжало обволакивать, затягивая в никуда.

…Тишину комнаты, нарушаемую лишь бараньим пыхтением Макса, разрушил резкий звонок, потом еще один, снова и снова. Макс отпустил безжизненное тело девушки, забился в угол. В дверь опять позвонили. Максим заметался по квартире, бросился из одной комнаты в другую. Катя слабо пошевелилась, начала приходить в сознание, однако самостоятельно встать не смогла — сил на это не было.

Максим затих, надеясь, что за дверью, возможно, решат, что дома никого нет, и уйдут. Осторожно посмотрел в глазок. Жека и Санька. Макс замер — парни явно не собирались уходить. Максим хорошо слышал через дверь нетерпеливое сопение, переминание с ноги на ногу и неразборчивые голоса друзей. О чем они говорили, он не расслышал.

И вдруг раздался звук сотового телефона.

От неожиданности Максим присел, но, сообразив, что телефон звонит здесь, в Катиной комнате, вбежал туда, где она была. Но опередить ее не успел. Телефон уже был зажат в руке у Кати, она нажала кнопку и тихим отчетливым голосом сказала:

— Я дома. Помогите.

Макс выхватил мобильник и со всего размаху разбил о стену.

Поздно. Она позвала на помощь. Он подскочил к ней, ухватил за руку, но Катя вновь потеряла сознание. Максиму показалось, что она умерла.

Ее тело бессильно дернулось от его прикосновения, она никак не отреагировала. Максим отпустил ее руку, рука безвольно упала. Он пришел в неописуемый ужас и стремительно выскочил из комнаты, где лежало мертвое тело. Оцепенело посмотрел на входную дверь, Ему показалось, что прошло уже слишком много времени, что за дверью, возможно, никого уже нет. Он собрался открыть, но в этот момент вновь раздался звонок и в дверь суматошно заколотили…

Максим сломя голову вбежал обратно, споткнулся о неподвижное Катино тело, упал, загремел стулом. Невероятный грохот, вид лежащей на полу девушки ввели его в окончательную панику.

…Кто-то выламывал дверь. Макс оглянулся — сзади лежала она. Он не смог заставить себя вновь пройти мимо.

Нет, только вперед! Впереди была балконная дверь.

Макс выбежал на балкон, посмотрел вниз. Возле подъезда стояла милицейская машина, рядом с ней — «скорая». Когда дверь поддалась и в квартиру ворвались, он прыгнул с балкона вниз.

Аня подошла к дому. Стоящая возле подъезда милицейская машина не вызвала у нее никакого интереса.

Она не любопытна, чужие проблемы не пробуждают в ней никакого нездорового волнения. Только почему рядом «скорая»? Может, плохо кому-то? Драка с последствиями?.. Аня подошла ближе.

Из некоторых долетевших до нее фраз она разобрала, что кто-то сиганул с балкона. Тело уже погрузили в машину, водитель захлопнул дверцы. Там врачи, сами разберутся, без нее — так успокаивала себя Аня, но сердце почему-то тревожно екнуло. Может, кто-то знакомый? Может, все же требуется ее помощь? Жив ли пострадавший?

Почему он выпрыгнул, она не поняла, но в толпе, среди множества лиц, взгляд ее натолкнулся на знакомое лицо — Жека-Одуванчик. Тот тоже смотрел на нее. Растерянно, испуганно, оцепенело. Что-то еще, никакими словами не объяснимое, присутствовало в выражении его лица, и сердце Ани окончательно ухнуло вниз, сжалось где-то там. Она не стала терять времени на расспросы, все равно бесполезно. Жека сейчас вряд ли сказал бы что-либо вразумительное, он в шоке.

Что-то произошло такое, что балагур Жека молчаливо таращил глаза и беззвучно шевелил губами.

Аня буквально влетела в подъезд. Ступеньки, площадки, один этаж, другой, третий… Милиционер, спускавшийся сверху степенно и неторопливо, поспешно вдруг прижался к стене, пропуская ее; не отступил бы — она бы высоченного мужика сшибла и не заметила.

Сверху доносился крик. Истошный, пронзительный. Аня не узнала голос, скорее почувствовала: Катя.

В дверях ее квартиры стоял еще один человек в милицейской форме со странным выражением недоумения и беспомощности на лице. Дверь выбита, полулежит-полувисит, накренившись. Милиционер загораживал проход, не пропускал Аню.

— Уйди! — рявкнула она не своим голосом.

Он вздрогнул, Аня отшвырнула его к стене, прорвалась в комнату, не разуваясь, расталкивая врачей. Действительно кричала Катя заходясь в истерическом плаче, никого вокруг не узнавая, не понимая, что происходит. Молодой фельдшер пытался удержать ее, прижимая за руки к дивану, отчего она еще сильнее билась в конвульсиях. Врач что-то набирал в шприц.

— Отпусти ее! — истошно крикнула Аня.

Фельдшер никак не отреагировал, только удивленно взглянул на вбежавшую взволнованную девушку. Это еще кто такая? Откуда взялась, почему командует здесь?..

Аня наотмашь ударила фельдшера ладонью по лицу.

Пощечина звонко раздалась, вызвав нервический смешок у стоявшего у двери милиционера. Фельдшер, опешив, отпустил бившуюся девочку и, набычившись, надвинулся на Аню, однако одним рывком она оттолкнула его в сторону.

— Катя! — Голос Ани перекрыл все шумы, в том числе и Катины крики.

Она обняла лежавшую сестренку, прижала к себе, словно стремилась заслонить от всех. Та, узнав Аню, перестала кричать — лишь уткнулась лицом в плечо сестры, судорожно вцепившись в ее пальто, и продолжала громко всхлипывать, дрожа от нервного потрясения. Милиционер удерживал фельдшера, пытавшегося наброситься на обидчицу.

— Вы ее мама? — спросил врач, трогая Аню за руку.

— Все вон отсюда! — приказала она.

— Дело в том, что… — начал было объяснять тот, однако Катя громко взвизгнула:

— Нет! Не было ничего! Не было!..

Она снова закатилась слезами в истерическом плаче.

— Вышли отсюда! — яростно крикнула Аня. — Я — врач, разберусь сама.

Ленивый милиционер, обрадовавшись этому неожиданному сообщению, быстренько вытолкал на лестницу надоевшего всем фельдшера. Тот, пробурчав в адрес Ани что-то нелицеприятное, удалился.

— Я оставлю вам шприц, тут успокоительное, — предложил Ане врач. — Сами сделаете?

Аня неопределенно махнула рукой, врач стал собирать чемоданчик.

— Вы будете писать заявление? — спросил подошедший к ней милиционер.

— Нет! — снова забилась Катя.

— Пройдите пока в другую комнату, — тихо приказала ему Аня, — я сейчас подойду.

Тот послушно пошел.

— Конечно, ничего страшного не произошло, — успокаивала она сестру, гладя ее по распущенным волосам. — Тихо, полежи. Хочешь чего-нибудь?

— Спать хочу, — прошептала, утихая, Катя.

— Хорошо. Ложись. Достать тебе подушку?

Катя испуганно озиралась, будто сама комната, весь вид ее пугали девушку.

— Хочешь лечь у меня в комнате? — догадалась Аня.

— Да, — слабо произнесла она.

— Пойдем. — Аня помогла ей встать, проводила к себе.

Кое-как уложив сестру, она подошла наконец к милиционеру. Тот стоял у окна и старался разглядеть что-то внизу.

Услышав шаги, он обернулся.

— Кем вы ей приходитесь? — громко спросил он.

— Тихо, она уснула, не разбудите, — предупредила Аня. — Я — ее сестра.

— А родители? Они где? — спросил он уже тише.

— Она живет со мной. Что произошло?

— Ее изнасиловали.

— Я это уже поняла. Кто?

— Парнишка выбросился с балкона, когда мы взломали дверь. Остался жив, падение смягчили кусты, что внизу растут. Но он без сознания, его увезли в центральную больницу, она здесь рядом.

— Кто он? Вы знаете его?

Милиционер все больше удивлялся ее ледяному спокойствию — ведь с родственниками пострадавших разговаривать обычно очень трудно. Точно так же, как та изнасилованная девочка, они впадали в истерику или, окаменев, молчали в шоковом состоянии.

— Максим Светлов. Его узнали пацаны, которые вызвали милицию. Похоже, они из одной компании. Сказали, что за дверью был какой-то подозрительный шум, никто не открывал — ребята забеспокоились, стали звонить вашей сестре на сотовый, и она позвала на помощь… Так нам возбуждать уголовное дело об изнасиловании? Да? Тогда нужно, чтобы ее освидетельствовал судебно-медицинский эксперт. Ну и ваше… вернее, вашей сестры заявление…