С того дня вся жизнь изменилась. Антон постоянно думал об Анне и обо всем, что с ней связано, хотя при этом — вот странность! — ежечасно мучился каким-то второстепенным интересом: а что, что именно связано-то, что? Он и видел-то ее всего лишь раз, да и продолжалось это роковое свидание каких-то несколько мгновений. Видел комнату Ани — на это ушло чуть более минуты, — однако в память врезалась каждая мелочь. Антон закрывал глаза и снова, снова и снова оказывался в той комнате. В мыслях своих он мог находиться там часами.

Разглядывал, принюхивался, трогал предметы, и это выходило у него настолько реально, что порой казалось, что он сходит с ума.

Вот — книжный шкаф. Нижние полки все сплошь в книгах, отовсюду смотрят разноцветные корешки. Толщина и высота — крайне произвольны… да, Аня любит книги… Наверху расположились ряды баночек и флакончиков, разные, скажем так, женские штучки. У матери Антона таких тоже полно, но здесь, в Аниной комнате, они, конечно же, приобретали некий загадочный, трудноуловимый смысл, и порой почему-то хотелось даже предположить, что они, штучки эти женские, превращались в ведьмовские снадобья.

Еще выше стояли статуэтки. Африканская фигурка негра-раба в набедренной повязке по рукам и ногам он был окольцован массивными черными цепями; египетский сфинкс, помещенный внутрь прозрачной — кажется, хрустальной — пирамиды; китайский фарфоровый слоник в розовой попоне. Была девушка-русалка в длинном платье цвета морской волны — ох и высокий же у нее разрез! — виднеется нагая нога! Другая скрыта складками юбки, которая при внимательном рассмотрении оказывается и не юбкой вовсе, а рыбьим хвостом.

Однозначно: все эти фигурки-статуэтки, смотрящиеся столь абсурдно в едином комплекте, на самом деле обладают центральной органической идеей.

Какой идеей? Как ее зовут?

Анна!


Там, у Ани в гостях, Жека пытался к ней приколоться.

Это был полный отпад! В таких случаях ребята говорят: «Отсохни, суслик!..»

— Давайте с вами познакомимся, — предложил ей Женька развязным тоном. То ли пытался таким образом смущение свое скрыть, то ли сама ситуация для него оказалась нетипична. Все-таки Аня постарше будет, и потому общаться с ней стоит подобающим манером.

Но в то же время Катя на виду у всех обращается к Ане совершенно на равных и в компании постоянно рассказывает о сестре как об абсолютно «своей»: типа она — «наш человек»… Вот и обратился Жека сдуру к Ане на вы, но с интонацией такой, будто прикурить попросил.

Короче, еще у одного разыгралось ознакомительное хотение…

— Давай, — ответила ему Аня без всякой заминки и с любопытством посмотрела на нахального малолетку. — Знакомься.

Очевидно, она нисколько не собиралась прийти Жеке на помощь. И правильно: впутался — выпутывайся!

Одному только Антону показалось, что следует подсобить Жеке. Друзья все-таки, хоть Жека и балбес…

— Меня зовут Антон, — произнес он, глядя куда-то в сторону.

— А меня — тетя Аня. — В ее голосе на самом деле — полный ноль высокомерия, так, только лишь легкая ирония. Понятно, Аня просто проводит очевидную грань: я — взрослая, а вы — дети.

Но Жека и тут предпочел выделиться.

— А меня, — сказал, — Одуванчик.

Выскочила эта идиотская фраза так же развязно и нахально, тут уже все ощутили: из упрямства. Изменить тон — сдать позиции без боя.

Жека, оказывается, играл в какие-то свои глупые войнушки!

— Я это сразу поняла, — усмехнулась Аня.

Вызов принят, и об этом свидетельствуют металлические модуляции ее голоса — она честно вступила в нечестный бой. Но кто бы мог подумать, что только что, буквально минуту назад, Анна полностью была погружена в нирвану собственных мыслей?! Переход из внутреннего самосозерцания в реальную атаку оказался молниеносен.

Но Женя — тот не удивлен. Впрочем, что надо сейчас на это ответить, он не знает. А покамест, обдумывая, как бы достойно парировать удар, он тяжело ворочает мозгами, Анна снова атакует.

— Мне даже показалось, — ровно, без тени улыбки говорит она, — что тебя на самом деле зовут Колокольчик. — А сама тем временем сконцентрировала все внимание свое на пирсинге в языке Женьки — тот, признаться, от вселенского напряжения интеллекта открыл рот и высунул язык. Может, у него с языком проблемы какие обнаружились? И вообще интересно: пирсинг влияет на размер языка? А то что-то частенько в последнее время Женька высовывает наружу свою лопату.

А тут еще Анин намек (кто ж не знает: «Мальчик-колокольчик, ни разу ни динь-динь»?) — все, почва под ногами Жеки окончательно поплыла куда-то не туда. Если и хотел он сказать чего умного, то тут же позабыл. Девчонки — сплошной смех, губы Ани тоже тронуты легкой улыбкой-змейкой, и это — маленький победный салют самой себе. Ну конечно, она снисходительна. Благородство сильного.

Только что компания была на стороне Жеки, а по другую сторону баррикад располагалась в одиноком авангарде «тетя Аня». Но теперь все уже сполна удовольствовались ее шуткой, глупой вполне шуткой, если честно, но она такая получилась «своя», по-ребячески соленая и своевременная!.. А Жека… что же, Жека проиграл и оттого осмеян.

— Да, есть такой прикол, — задумчиво произносит он. Глядите-ка, он до сих пор не собирается сдаваться! Пусть даже в голосе его уже нет прежнего нахальства! — Я… я знаю еще один цветок… — Жека судорожно пытается вспомнить что-то, выудить какую-нибудь шпильку из мезозоя своей дремучей неповоротливой памяти, и потому, похоже, выпад Ани остался им незамеченным. Он, похоже, даже не обиделся.

— Есть такой цветок, — вкрадчиво соглашается Аня, и глаз ее касается мимолетный нехороший сполох. — Незабудка называется.

В этих словах — новый намек: она, умная «тетя Аня», уже точно не забудет Жеку. Еще бы, попробуй выбрось из памяти такую ржавую железяку в языке!

Впервые в жизни Антон ощутил уколы ревности. Он ревнует ее к воспоминаниям о другом, ревнует к тому, как она смотрит на Жеку и на его дурацкий пирсинг.

А Жека запоздало растерялся и глупо спросил:

— Это какой такой цветок?

Аня уже не в силах удержаться, чтобы не нанести незапланированный удар в этой словесной битве. Она не хотела нападать на мальчика, но он сам так по-идиотски подставился.

— А такой, — полушепотом отвечает она, — голубенький…

Фраза двусмысленна уже настолько, что смех просто взрывает помещение. Все лежат, Жека окончательно и бесповоротно повержен. У него вытягивается лицо, он беспомощно возмущается:

— Я… это… я не голубой…

Но его никто уже не слушает. Голос Жеки тонет в безудержном хохоте. А Аня уже утрачивает к нему всякий интерес. Ей неинтересен какой-то дурачок-недоросль Женя.

Незабудка — это действительно название цветка, о существовании которого Антон знает. И он действительно голубого цвета. Такого… м-м… бледно-голубого. Невинно-голубого. В принципе, ничего общего с сексуальными неформалами он не имеет, всего лишь банальная игра слов. Ловушка, в которую Жека попался, расставлена не Аней — он сам себе устроил ее своим незнанием таких обыкновенных вещей…

А потом Катя увела всех к себе в комнату.

Может, Аня подала тайный знак? Скорее всего. Она просто дала понять младшей сестре, что устала от общения с «продвинутой молодежью». Да и сама Катя явно решила уже не искушать больше судьбу и потому постаралась избежать худшего по-хорошему. Вопрос: кого же она хотела защитить — Аню от своей не очень умной компании или их — от нее, такой небезопасной?..

Вернувшись в тот день домой, Антон долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, выходил на балкон, шатался на кухню попить водички.

Аня не шла из головы.

Закрываешь глаза — и видишь ее. Открываешь — в голове опять, словно черно-белое кино, прокручивается все произошедшее.


Время с того дня потянулось как резиновое, и наваждение не проходило.

Аня снилась ему каждую ночь и всегда представала далекой, недоступной, оскорбительно спокойной и равнодушной. Он в своих снах по-собачьи заглядывал ей в глаза, а они у нее — голубые, как… как… да-да, точно, как цветы незабудки, вот такие у Ани были глаза! И смотрят почему-то всегда сквозь него. Антон поневоле оборачивается назад и за каким-то чертом видит там Жеку, высовывающего фиолетовый язык. Жека, кретин, перестань! Ты и тут умудряешься хвалиться пирсингом!..

Антон спит и спрашивает Аню: «Почему ты смотришь на него, а не на меня?»

Она отвечает рассеянно: «У тебя нет железки в языке. А то я бы смотрела».

Однажды она приснилась ему в белом халате и хирургической маске, только глаза видны. И говорит голосом, очень похожим на Иринкин: «Давайте ему язык отрежем, раз нет аппендицита!»

Ух! Антон проснулся в чудовищном поту.

Порой он был счастлив — ну, так, как можно быть счастливым от того, что Анна приснилась ему в редком хорошем сне. Например, вот она сидит на диване, ноги сложены по-турецки, вся спокойная, расслабленная и задумчивая. Значит, возвратилась с работы уставшая и теперь сидит отдыхает, наверное, поставила чайник. Может, у нее сегодня было много пациентов? Или долго пришлось стоять в операционной?

Он хотел знать о ней все. Но расспрашивать нельзя, это табу. Произнести ее имя вслух — святотатство. Только мысли о ней — как молитва.

Если чего-то очень захотеть, это исполнится — Антон где-то слышал такое утверждение. А услышав, сразу же поверил. Только хотеть, говорили ему, нужно очень-очень сильно. И он жил, охваченный таким страшным желанием, что, казалось, воздух вокруг него сгущался до свинцовой копоти, и становилось трудно дышать. Мечты со временем превратились в бред, бред воспринимался как тягучая реальность, и в конце концов случилось так, что его желание вдруг раз! — и неожиданно материализовалось.


Он ехал в автобусе…

Ха, ну конечно, скажете вы! Как понадобится придумать какое-нибудь более или менее нормальное любовное переживание, так начало ему всегда будет положено в какой-нибудь неубедительной глупости. А стоит довести дело до серьезных любовных приключений (литературоведы сказали бы тут — перипетий), так героев сразу определяют в какое-нибудь распространенное транспортное средство. Например, в трамвай или электричку. В крайнем случае — в поезд дальнего следования.

А можно — в автобус. А что — народу много, шибко друг с другом не побеседуешь, тем более о тонких душевных материях. Зато можно активно обмениваться многозначительными взглядами, а раз двое многозначительно идут «по встречке», то и напрягаться с описанием души прекрасных порывов автору тут особо не надо, читателю и так все ясно. Главное — в перипетиях, блин, разобраться…

Но так уж получилось, что именно в тот день, когда тайна Антона обрела относительную осязаемость, он почему-то ехал именно в автобусе. Наверное, просто потому, что каждый день по два раза — туда и обратно — Антон ездит на автобусе.

А в этот день в том же автобусе находилась и Анна.

Антон поспешно отвернулся, сердце его застучало и подскочило к горлу, даже дыхание перехватило. Оказывается, именно об этом малоприятном физиологическом переживании упоминал баснописец Крылов, когда обмолвился как-то, что, дескать, «от радости в зобу дыханье сперло»…

Лучше б он не писал этих строк!

Если прямо сейчас ничего не предпринять, Аня сойдет на своей остановке — и все! Другого такого шанса судьба ему не даст! И не простит, что Антон не смог оценить такого редчайшего подарка.

Надо действовать немедленно!

Антон обернулся, уставился на Аню. Ее взгляд был устремлен в никуда, в некие неизведанные инфернальные пустоты, и он не знал, что ему делать и что говорить. Антон набрал в грудь воздуха, как перед прыжком.

— Здравствуйте, — произнес Антон. От волнения голос его перешел в полушепот.

Не слышит, мелькнула в голове мысль. Однако Антон оказался не прав — Аня посмотрела на него.

— Привет, — отозвалась она, и это, как всегда, получилось у нее коротко и просто. Но, увы, в этом отклике не ощущалось ни малейшего призыва к развитию диалога. Ответ на приветствие — и не более.

Внезапно Антон испугался: наверное, Анна просто не узнала его.

— Я — Антон… — судорожно пролепетал он. — Вы… помните меня?

Она еще раз посмотрела, теперь уже внимательнее, и лицо ее отобразило легкое удивление.

«Что бы мне еще сказать?» — судорожно думал Антон. Не напоминать же Ане, что он — друг того самого клинического идиота Жеки, который совсем недавно представлялся дурацким прозвищем Одуванчик (тому очень, кстати, идет — такое же дебильное, как и сам Жека). Или сказать? Да-да, знаете, того самого, у которого еще железка топорщится из распухшего языка… он рот поэтому никогда не закрывает…