Оксана Алексеева - Практическая романтика

— Она сказала, это на месяц? — спросила Кристина сразу у всех.

Мишель ответил минут через десять:

— Ничего. В выходные посуду будем мыть, развлечемся.

Кристина тихо завыла. Ее никто не осуждал за слабость — каждый в одиночку и как мог переносил осознание этого бесконечного, очень вялотекущего ада, где даже мысли замирают и перестают биться в черепной коробке.

Казалось, что со временем психика подстроится, но делалось только хуже. Я почти непрерывно смотрела на часы, стрелки которых вообще перестали шевелиться. Потом уже начала разглядывать Германа — что с ним? На него вся надежда! Где его тупые шутки-прибаутки, где хоть какой-то драйв? Неужели и его всосала эта заунывная атмосфера, как простынку в валы? Мы же с ума здесь сойдем, если он не начнет быть Германом! Но я пока не упала до такой степени, чтобы озвучить свои надежды вслух.

Отпустили нас, как обычно, в четыре. Но Зинаида под взором ехидствующей Карины Петровны напомнила, что после ужина снова нас ждет на пару часов. На море хотим? Ну, вот как раз до ужина и успевайте. Не нравится? Собирайте вещи. Нет, мы не задавали вопросов, а она не отвечала, и так все было ясно.

В столовой мы немного ожили, здесь хоть вилками-ложками можно шевелить. Юра, как и в обед, с волнением просил рассказать, что конкретно случилось, но мне снова было не до его волнения — оно как-то фонило, непривычно для успокоенного до состояния зомби разума. Остальных тоже не замечали: еще не хватало слушать, как им там на небесах живется. И когда Герман резко подался вперед с загорающимся взглядом, мы — я, Кристина и Мишель — сделали то же самое, готовые внимать всему, что он скажет.

— Музыку туда притащим! У меня нормальный сотовый, динамики потянут хоть весь этаж.

— А Зинаида возмущаться не будет? — забеспокоилась я.

— Не будет! Мишель, надо ночью сгонять в город — букет какой, конфеты. Замаслим, ублажим, не в первый раз. Осилим?

— Доставку закажу! Завтра до начала смены все будет! — оживал и Мишель.

— Точно. Это на тебе. Музыку я накачаю. Какие еще предложения?

— Можно планшет добыть, кино какое-нибудь врубим! — внесла предложение и Кристина.

Герман одобрил:

— Отлично. Недельку протянем, а там посмотрим, что еще можно сделать. Я вот спасателем на пляж хотел устроиться, Карина Петровна обещала после склада…

— Ага, забудь теперь, — пробурчал Мишель. — На ближайший месяц уж точно. А через такой месяц ты вряд ли будешь выглядеть таким же шебутным.

— А я живу мечтой! — Герман уже привычно улыбнулся, выпрямился и схватился за вилку.

У меня тоже наконец-то появились первые признаки аппетита.

Я знаю, почему древние люди когда-то изобрели музыку. Скорее всего, до нее они и людьми в полном смысле не были, а вот с ее созданием сразу ими и стали — потому что музыка бултыхает внутри, поднимая на поверхность, лучшие и худшие качества, гармонично их перемешивая.

В общем, парни Зинаиду уломали — женщина вообще оказалась очень добродушной и смущающейся по любому поводу. Но Карины Петровны она опасалась наравне с остальными, потому разрешила, но при условии, что не слишком громко.

И сразу легче задышалось, особенно когда мерное жужжание гигантских машин заглушилось. Кристина сдалась первая, начав пританцовывать. Через часок к ней присоединился Мишель. Я, в общем-то, тоже долго сопротивляться не могла, уже подходя к опостылевшей кнопке, виляя тем, что пониже пояса. Герман все еще держался, но ржал над нами, как живой. Даже стрелки часов зашевелились, и для них атмосфера изменилась.

Германовская музыка была примерно как сам Герман — что-то типа ритмичного скрежета металла по стеклу. Тоже хорошо по сравнению с тишиной, но потом мы через пару веселых скандалов и путем демократичного голосования — три против одного — включили мой телефон, где заиграли уже популярные треки, постоянно крутившиеся по радио и потому всем известные. После этого всё окончательно закипело, поскольку мы начали и подпевать.

После ужина второго дня Герман вдруг притащил в место каторжных работ пачку сигарет, открыл небольшое единственное окошко и подкурил. В тот момент я увидела Мишеля в настоящей ярости, которой до сих пор по отношению к Герману никогда не проявлялось:

— Ты же никогда не курил! — завопил он, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на него с кулаками.

Подлетели и мы с Кристиной. Лично я была готова его в окно вышвырнуть вслед за бычком. Здесь и так духота невыносимая, жарило и от горячих машин, и от этого самого окошка, нам тут вони не хватало, он просто спятил! Кристина выразилась более жестко и помогала мне вытолкнуть его наружу — пусть летит к чертям собачьим. Герман пошипел, отбиваясь, потом решил объясниться:

— У меня чувство протеста! Я загибаюсь, когда веду себя хорошо!

Кристина погрозила ему кулаком и отобрала пачку. И если он только посмеет подойти к ней, мы с Мишелем бросимся наперерез. Поняв это, Герман тяжело вздохнул и смирился, что протестовать он будет как-нибудь иначе — чтобы не только ему было от этого весело.

Решение общих проблем сплачивает любой коллектив, но, конечно, сама ненависть между нами не исчезла. Потому на третий день Герман вспомнил, как еще может развлекаться за наш счет:

— Народ, нам тут долго срок мотать. Предлагаю сделать кабинет психолога и вынуть наружу всю гниль, чтобы осмыслить ее по Фрейду. Итак, из-за какой причины вы космы друг другу драли? Все как-то времени не было поинтересоваться.

Мы с Кристиной хмуро переглянулись. Она сейчас скажет, что из-за масла. А я скажу, что из-за Юры. И снова раздеремся, потому что каждая по-своему права. Потому я выбрала самый нейтральный вариант:

— Потому что ты, Герман, дал негласное согласие своим друзьям меня доставать. Ну вот, они и достали. Закономерный итог действий.

— А-а-а, — протянул он. — То есть опять я виноват? Ладно. Тогда даю гласное несогласие доставать Ульяну! Все, вопрос закрыт?

Кристина уже давно запал растеряла, потому и отмолчалась, зато Мишель подался вперед:

— Да эта дура там такое орала — типа наша Кристина бесится из-за Юры, чушь!

На него я указала пальцем, припоминая:

— Вот ты бы вообще заткнулся! Кристина мне и вполовину так плохо не сделала, как ты! Вот уж кому я бы волосы повыдирала с большим удовольствием!

— Это ты про ваше с Германом знакомство? — он осклабился. — А разве я неправду сказал? Разве можно предъявлять за правду?

Я снова закипала, обзывая его мразью, а он меня идиоткой, которую развели быстрее всех остальных. Я его — ничтожеством, который никого развести бы не смог, потому что издали похож на ничтожество. Он меня — выскочкой, которая поняла, что раз с Германом не получилось, вцепилась в Раевского. Ни Герман, ни Кристина притом ни слова не вставили.

Так мы убили почти полчаса. Пока Зинаида не заглянула к нам и не цыкнула, чтобы прекратили орать. Еще на полчаса воцарилась тишина, которую теперь даже музыка не разбавляла.

Неожиданно для всех Герман тихо заговорил:

— Что там с Юрой, Кристин?

— Ничего, — буркнула она себе под нос.

Он внимательно посмотрел на нее, но почему-то донимать не стал, и перевел взгляд на меня.

— Я понимаю, почему ты так бесишься. Но ты больше на себя бесишься, а Мишель… ну, Мишель такой и есть, если ты не заметила, язык как помело. У всех свои недостатки, и ты бесишься не из-за его недостатков.

— Тебя тут вообще психологом не назначали, самый главный пациент! — огрызнулась я.

И Герман пожал плечами, вынимая из валов очередной пододеяльник.

— А я сам себя везде назначаю. В общем, давайте на новый круг терапии. Ульяна, я бы извинился за то, что тебя тогда развел, но в тот день выиграл машину. Которая намного красивее тебя. Даже ты должна понять.

— Ты бы все равно не извинился! — ответила я, а потом спешно добавила, чтобы правильно понял: — Да и не нужны мне твои извинения! И если уж на то пошло, то в той истории я бешусь только из-за тебя!

— Вот и отлично, — он даже глазом не моргнул. — Одно другое не исключает. Мишель, ты в следующий раз, когда что-нибудь такое же интересное вспомнишь, сначала со мной обсуди. А то как-то фигово было слышать от других о событиях, где я главный участник. У меня в последний раз такое было, когда мы двадцатилетие Раевского отмечали, помните?

Мишель вдруг рассмеялся:

— Не помню! Мы же по фоткам в инсте тогда пытались события восстановить! В тот раз только Кеша не пил — но он ржал и пробелы не заполнял, чтобы мы измучились.

— Во-во, смешно, но неприятно, — согласился Герман. — Кристина! — девушка вздрогнула, решив, что и до нее добрались, поскольку все важное уловили. — Кристина, а почему это у тебя стопка меньше моей? Ты там вообще работаешь? У нас тут круговая порука, если кто не в курсе. Или выгребаемся вместе, или… нет, со мной мы точно выгребаемся.

Она ответила с почти явным облегчением:

— У меня одни простынки, а у тебя пододеяльники. Сразу видно, кому по математике трояк авансом ставили!

Терапевт из него вышел никудышный. Взаимная неприязнь не испарилась, но почти высказанные вслух взаимные претензии вдруг перестали так давить. Мы еще долго молчали каждый о своем, а потом Мишель начал пританцовывать. За ним Кристина. Ну и я, потому что так стрелки часов бегут быстрее. Припев очередного хита мы затянули хором. А Герман снова над нами только смеялся. И именно тогда, на второй строчке завывания, я осознала, что больше мне Кристина и Мишель ничего не сделают — или злости для этого не хватит, или слова Германа остановят.

В подтверждение моих мыслей атмосфера с каждым днем все сильнее разряжалась. То мы дружно хохотали над комедией по планшету, то Мишель начал доставать с танцами сначала Кристину, а потом и меня. Хватал за руку и заставлял немного покружиться. На пятый день «глажки» и после выходных, забитых бесконечной посудой, дошло до того, что остальные во время ужинов начали обижаться — мол, мы своей четверкой окончательно изолировались от остальной компании. Конечно, они преувеличивали, общие шуточки и только нам понятные приколы вообще ни о чем не говорили!

И да, у Германа действительно такая аура, от которой все без исключения становятся немного хуже. А иначе и не объяснишь, почему я так смеялась, когда планировалась встреча Анатоля.

Анатолий Свечкин, сын мэра города, лучший друг Мишеля еще со времен общей французской гимназии и неизменная часть Большой восьмерки, прилетел в «Грёзы» на следующий же день после того, как ему сняли гипс. Конечно, он сообщил друзьям о приезде. А они ему сообщили… не всё. Тогда мне и стало понятно, что эти сволочи издеваются не только над посторонними, просто над посторонними — заметно злее. Но и самим друг от друга достается.

К тому времени Герман уже умаслил Зинаиду до такой степени, что она была готова пойти на любые поблажки, лишь бы он заткнулся. Да и Карина Петровна смилостивилась, отпустив в будний день остальных на встречу друга.

Чтобы не привлекать к делу администрацию, меня спешно переселили к близняшкам — те заверили, что спать в обнимку научились еще до рождения, потому мне вполне могут уступить одну кровать на пару-тройку ночей. Никто на бо́льший срок и не ставил.

Анатоль приехал после обеда с целым кортежем. Я, например, вообще не поняла, зачем было брать и гаишников с мигалками.

— Анатоль! — Герман радостно похлопал его по плечу. — Твоя страсть к показухе даже во мне вызывает зависть!

— Наконец-то я здесь! — довольно симпатичный, но слишком длинный и худой блондин задрал лицо к синему небу. — Знали бы вы, что такое — провести с родителями столько времени! Я уж думал, что Достоевского начну читать, право слово!

Его все искренне поздравляли с выздоровлением и вели к нашему корпусу. Счастливый Анатоль даже не замечал, как его технично уводят в сторону ото всех приличных зданий. Он поглядывал на нас с Верочкой вопросительно, пока Герман это не заметил:

— А, это наши новенькие! Моя бывшая и Юркина настоящая. Люби и жалуй.

Юра скривился, поправляя:

— Вера и Ульяна. Девчонки, это Анатоль.

Вера забавно хихикала в кулак, предвкушая его реакцию. Анатоль напрягся только в лифте, пока ехали до шестого этажа. Но там смолчал. Прорвало его, когда мы открыли перед ним пустую комнату.

— Это что… мать… за каземат… — у долгожданного гостя отказывал голос.

— Ты чего? — изумилась Кристина. — Нормальные условия, даже душевые кабины установлены. Чего тебе еще надо?

Анатоль готов был возмущаться, но в оцепенении замер, поскольку все уверенно поддакивали — мол, классные же условия, даже тумбы есть для вещей. Повели его на берег, где он немного расслабился и с удовольствием вещал, как сильно страдал в заточении без возможности выйти из дома. Как у них за это время уволились сразу две уборщицы и один повар, которых он достал. Но он ничего не мог с собой поделать! Любой, оказавшийся на его месте, тоже бы каждые две минуты трезвонил в колокольчик и просил ему то воды принести, то унести, то снова принести. Особое место в его рассказе занял анализ современного телевидения, которое «вообще предназначено только для умственно отсталых».