— Да, сестра и брат! — Ангелина опасно свесилась через перила. — А это значит, что папин бизнес уже расписали, хотя и мы с голоду вряд ли умрем. Зато доставать с замужеством не будут, как старших, и в личную жизнь почти не лезут.

— Это точно! Антона нашего вообще чуть ли не насильно женили — у семьи невестки второй по размеру пакет акций был. А чего ты, Юра, улыбаешься? И тебя женят, и Германа, и Кристину, и Мишеля — со старших всегда три шкуры дерут. Это тебе сейчас смешно, а посмотрим, что будет, когда тебе тридцатник стукнет — внуков подавай, чтобы было кому ваши отели в пеленки пихать.

Юра только посмеивался. Вероятно, до тридцатника надеялся вообще не дожить. Я же сменила тему:

— А Мишеля с мамой почему не пригласили?

— С ума сошла? — ответил на этот раз Герман, который уселся на скамье в другом конце. — Сюда никого не пригласили, кто действительно в искусстве разбирается. Иначе художник бы повесился. Уж лучше скандал с юристами, чем честное мнение.

Этим он напомнил о своем присутствии, потому Кристина решила и его вовлечь в обсуждение:

— А чего ты, Герман, отмалчиваешься? Думаешь, Марк Александрович от наших отличается и тебе по ушам ездить не будет?

Герман задумчиво почесал шевелюру. Ему бокала не хватило, потому он пил прямо из бутылки.

— А Марку Александровичу мне и не нужно по ушам ездить, — ответил, уставившись в черноту неба. — Управлять отелями я хочу. Женюсь, когда время придет. Потому что на кой хер мне эти отели, когда стукнет восемьдесят и захочется свободы? Я во всем этом вижу логику и не бешусь на ровном месте, в отличие от вас.

— Ва-ай, — протянула Анжела. — То есть ты прямо влюбиться собрался?

— Да нет, конечно! — отмахнулась Ангелина. — Это же Герман! Эй, ты хоть раз влюблялся? Ну хоть понарошку?

— Понарошку — раз триста. Это с первого июня если считать, — отшутился он. — А женюсь я вон… да на Кристинке нашей. Красивая, злобная, подать себя умеет.

Кристина со смехом отшатнулась, вскидывая руки, словно он на нее кидался:

— Не-не-не! Упаси боже! Я тебя, конечно, люблю, но под одной крышей и дня не протяну! Я уж лучше своего принца на белом коне дождусь, — она сделала паузу и неожиданно поморщилась. — А потом попытаюсь каким-то образом уговорить семью, что он действительно принц, если у его семьи бабла будет хоть на десять процентов меньше, чем у моей… Да уж, нет ничего хуже, чем быть старшей в моей семье.

Герман не позволил ей погрязнуть в унынии:

— Зря отказываешься. Зато только я смог бы заткнуть рты всем папарацци, чтобы вообще о твоем веселом прошлом не вспоминали.

— А чего тебе мое прошлое? Почище, чем твое! — возмутилась Кристина.

— Тоже верно. В общем, план такой. Выгоняем сегодня Юрку к Ульяне, а ты давай ко мне. Будем проверять совпадение резьбы, чтобы я на надежды больше времени не тратил. Кто знает, может, я умею быть нежным?

Она смеется, как и все. Как и сам Герман. Никому и в голову не приходит, что он серьезен. Серьезности не наблюдается хотя бы в том, как они легко шутят на эту тему.

— Держи свою резьбу при себе! — отмахивается Кристина. — Нежный он! Алинку помните? Бедная до сих пор на вечеринках не появляется: то ли боится, что Герман ее не узнает, то ли — что узнает и повторит. Изобразит ей снова властелина! Кто ее тогда вообще отвязал — горничная?

— Да это Юрка виноват! — Герман машет на друга. — Он не вовремя позвонил!

И Юра со смехом:

— Откуда я знал, что ты там уже кого-то привязал, а потом в клуб рванул?

И все хохочут — заливисто, до слез, вспоминая какую-то только им известную историю. Мне очень интересно узнать подробности, но я не спрашиваю — почему-то точно знаю, что эту историю о Германе никогда не услышу до конца. Я многих историй о нем не услышу. К лучшему.

— Ой, а помните, как Юра математичку на свидание звал? — вспоминает Кристина уже другую, но такую же смешную для всех тему.

— Это же на спор!

— С кем?!

— Как будто есть варианты…

В отель мы добирались очень поздно. Мы с Юрой оказались в одном такси, остальные вроде бы ехали за нами. Шампанское уже отпустило, хотя настроение отпускать все еще не хотело. Я все-таки многого сегодня наслушалась — и Юра, оказывается, умеет быть забиякой, не такой уж он и тихоня. А с чего я вообще взяла, что он тихоня?

И вдруг я вспомнила кое-что, что обязательно хотела обсудить наедине. Выпрямилась и повернулась к нему.

— Юр… послушай. Если я совсем не права, то просто скажи и не обижайся.

— Что случилось, Ульян?

Я подумала еще пару секунд и заговорила решительно — такие темы надо поднимать сразу, чтобы они не мешали двигаться дальше:

— Мне сегодня показалось, что ты представил меня как свою девушку. Не сказал об этом, просто показал так, что твои родители поняли.

— И что? Разве это неправда?

— Правда, — я старалась разглядеть в его глазах все эмоции, но читала только напряжение. — Но разве это разумно? Мне казалось, что мы решили подождать с такими вещами — пока сами не определимся. Я уже вижу, что они были бы против такой кандидатуры, так зачем кого-то злить понапрасну?

Он помолчал немного, отвел взгляд — и это я уже посчитала плохим знаком. Над чем тут думать?

— Извини, если это выглядело так, будто я тобою кого-то злил. В последнюю очередь я хочу обижать именно тебя. Но ты и сама заметила, они все равно злятся — сейчас или завтра, какая разница? Ведь завтра же будет? Или мы уже перестали друг другу нравиться?

— Не перестали, — я отозвалась, но что-то важное никак не формулировалось.

И оно не успело, поскольку Юра задал еще один вопрос:

— Но прикрытие тебе больше не требуется. Потому если хочешь, то хоть сегодня сообщим, что разошлись. Я ни в коем случае не собираюсь тебя принуждать.

— Конечно, не хочу… если ты сам не хочешь. Но прозвучало так, как будто я тебя использую только для прикрытия.

Он ответил почти устало:

— Все всех используют, Ульяна. Но я бы хотел, чтобы ты продолжала использовать меня. Потому что ничего в моем отношении к тебе не изменилось, разве что в лучшую сторону.

Его улыбка сгладила какую-то едва уловимую остроту. Но незаметно скребло. Нет, сейчас я сижу рядом с ним на заднем сиденье такси не из-за какого-то прикрытия. Хотя тогда, в самый первый момент, когда он за столом предложил встречаться, я была благодарна до восторженных криков. Ладно, назовем это использованием, хоть и с большой натяжкой. Но тогда в чем он использует меня? Ведь вижу — он не сходит с ума, держится не то чтобы на расстоянии, но слишком сильно границ не нарушает. Только потому, что мы подходим друг другу, как два пазла? Вопрос так и повис в воздухе.

Но он тоже в это время о чем-то думал. Не зря же задержался возле моей двери. Я уж на всякий случай испугалась, не обдумывает ли Юра всерьез шутку о переезде ко мне, — я к такому вообще готова не была! Но нет, он с улыбкой демонстративно поднял руки и убрал их за спину, наклонился и поцеловал. И я с той же улыбкой ответила на его поцелуй: мы будто вот так мягко, без напора и ломающихся границ, запросто стирали между нами недомолвки. Целовались, пока со стороны лифта не послышался смех девчонок. Демонстративно подождали, пока все разойдутся по комнатам, пропустили мимо Германа, а потом снова вернулись к своему замечательному занятию.

— Знаешь, Юр, — я оторвалась от него и не могла унять улыбку. — Помнишь про желание? Так вот — я тебе его возвращаю, ты тогда его использовал для помощи мне, это нечестно.

— О-о, — он деланно округлил глаза. — Рискованно. Особенно когда ты в таком потрясающем платье.

— Я полагаюсь на твое благородство, мой рыцарь, — я чуть присела и даже ресницами хлопнула — вот к чему приводит общение с Кристиной!

Юра рассмеялся и кивнул:

— Ладно, договорились. Видимо, я все делаю правильно, раз ты не опасаешься мне такой инструмент выдавать.

— Вообще не опасаюсь.

Я долго не включала в комнате свет. Хотелось подольше побыть в «потрясающем платье», которое завтра нужно незаметно передать Мишелю, и продержаться в этом дне. Стояла и думала. О Юре, конечно. О том, что вообще ничем не заслужила настолько замечательного парня. О том, что действительно не жду от него подвоха. И о том, как сильно он мне нравится. И в то же время я не Верочка — у меня не сносит крышу, я не превращаюсь в полную идиотку, не растекаюсь лужей от одного взгляда и не начну унижаться ради этой симпатии. Интересно, каково это — хоть на минуту стать обезумевшей Верочкой? Да нет же, какое счастье, что это не про меня!

Со следующего дня зарядили дожди. Вся толпа убеждала, что здесь это ненадолго, но каждый новый день начинался и заканчивался черными тучами. Это ничего, даже уютно, но теперь нам пришлось изобретать развлечения в замкнутом пространстве. И это ничего, если бы с нами не было баламута, который после замкнутого пространства во время смены, переместившись в другое замкнутое пространство, начинал сходить с ума от скуки. Разумеется, не в одиночку — если уж Герман сходит с ума, то прихватывает с собой всех, кто не успел сбежать.

Глава 26

Сорваться вниз

— Народ, я пока не предлагаю играть в бутылочку, но вы меня не провоцируйте! Мы просто обязаны что-нибудь сотворить, о чем потом Карина Петровна с содроганием вспоминать будет! Предлагаю начать с простого: подсыпать гостю наркоту в завтрак. Кеша, выдавай координаты дилеров!

— Иди в Жору, Герман, — ответил ему Кеша уныло. — Не осталось у меня никаких координат. Ага, сидел бы я тут с вами в одной комнате, если бы осталось…

— Герман, ты же шутишь? — с опаской уточнила я. — Если мы гостей доставать начнем, то нам мало не покажется.

— Кто-то, я смотрю, горит желанием поиграть в бутылочку! — припечатал он меня обратно к стулу. — Или у вас есть другие версии? Давайте, давайте, друзья мои, не томите!

Его специально никто не томил — он сам томился и всех утомлял. Кристина отдувалась за молчунов:

— Разве что пододеяльники с простынями в приемнике местами поменять. Горничные смешно покричат…

Герман долго и серьезно ее рассматривал, как будто мысленно переводил с японского на русский и все никак не мог уловить смысл, потом выдал:

— Итак, сделаем вид, что последних двух минут не было, чтобы мне в вас не разочаровываться, и вернемся к нормальным идеям.

— Кстати говоря, — подала голос Ангелина. — Кикимора вчера на пару дней люкс сняла, нас она точно узнала — мерзко хихикала в свой кулачок. Я ни на что не намекаю, но, — закончила именно так, словно никакого продолжения фразе и не требовалось.

Кристина тут же заинтересовалась:

— Точно?! А чего раньше молчали?

— Ну, понеслась, — Мишель радостно потер руки. — Кикимора должна рассчитаться — да хотя бы за то, что накалякала, как я спал на барной стойке!

— Так ты там и правда спал, — заметил Герман. — Я же тоже на тех фотках — размытое пятно справа. И я был оскорблен! Я ей не какое-то размытое пятно! Меня даже в статье про падение нравов золотой молодежи не упомянула, я рыдал — кое-как психологи откачали.

Юра тихо прокомментировал специально для меня:

— Кикимора — это Каримова, ведущая скандальных хроник. Не слыхала про такую? От нее из присутствующих только тебе и не доставалось, — и тут же добавил громче, обращаясь ко всем: — Так, ладно, звезды таблоидов, какие будут предложения?

Ну, раз даже Юра не посчитал себя вправе остаться в стороне, то я уж точно потеряла надежду воззвать к разуму. Штурм нельзя было назвать «мозговым», потому что по большей части мы ржали, но каким-то невероятным образом выстраивалась и сумасшедшая стратегия. Кикимору решили бить по тому, чего она так сама жаждет заполучить, — дать ей информацию, а информация о романтических историях продается даже лучше, чем о пьянках.

Начали Ангелина с Анжелой. Когда Кикимора сдавала ключ, сокрушались между собой, за что же их выгнали из дома. И что Керн очень добр, принял все-таки на работу. По сравнению с панелью здесь просто рай!

Я была уверена, что на такой очевидный развод журналистка не купится, но уже следующим утром мы читали выложенные в интернете вырезки под названием «Не все так гладко в некоторых королевствах», где она очень подробно излагала свою версию событий. Звучала даже отчетливая жалость к близняшкам, которым пришлось целых две недели спать на улице и не отказывать клиентам за краюшку хлеба.

Обедать Герман и Кеша пошли в ресторан на первом этаже. Мы не наблюдали, чтобы не выдать себя безудержным смехом, но и в рассказах все выглядело прекрасно. Герман встал из-за столика и протянул Кеше руку со словами:

— Давай, давай, не тушуйся. Отправим ее в творческий запой.