Оксана Алексеева - Практическая романтика

— Горничные, — выдавила я, вообще не понимая смысла в этих вопросах.

— И я считаю, что это правильно! — у него голос тихий, но какой-то зычный, пробирающий до мурашек. — Выучитесь — может, и в руководство когда-то попадете. Но не бывает хороших руководителей без знаний всех азов работы, потому начинать надо всегда с низов. Все, Ульяна Васнецова, свободна.

Он этой фразой будто пинка мне под зад дал, чтобы шла уже отсюда. Я сделала несколько вялых шагов, но затормозила, не зная как спросить: «На сегодня свободна или вообще-вообще свободна? То есть вещички-то собирать?». Марк Александрович на меня уже никакого внимания не обращал, а тон его стал вдруг намного мягче:

— Здравствуй, Кристина. Привет, ребята. Иннокентий, что за вид? — он вдруг погрозил коротышке пальцем. — Смотри мне, только заподозрю, три шкуры сдеру! Лето в этом году выдалось загляденье, сам мечтаю об отпуске. Юра, и ты здесь, никак не привыкну. Привет родителям не передавай.

Я теперь вообще уйти не могла, став свидетелем очень необычного и много открывающего разговора, подтверждающего все слухи и сплетни, но теперь будто на официальном уровне. И вдруг тон мужчины похолодел:

— А теперь о недавнем выступлении языкастой практикантки. Что еще за бухлишко? Кто в институте преподавателей доводит? И почему это Карина вам обязанности не расписала? Я все понимаю — лето, друзья, отдых, но без переборов же, — на этих словах я посмотрела на Германа. Он тоже смотрел на меня неотрывно, как будто и не слушал отца — точно знал, что тот скажет дальше: — В общем, я тут подумал… кстати, а где Карина Петровна? Пусть определяет вас в хозблок и переселяет к остальному персоналу. Да-да, Кристина, если ты сюда не номера убирать явилась, то девица давеча верно выразилась — оплачивай как постоялец и наслаждайся, сколько влезет. А практика должна быть практикой!

— Марк Александрович! — в один голос выдохнули Анжела с Ангелиной.

— Я все сказал. Простите, времени нет, у меня сегодня проверка еще пяти отелей. Давайте за мной, ребята, сам проконтролирую.

И просто зашагал по направлению к центральному зданию. Каждый наградил меня многозначительным взглядом, потом поплелся вслед за мужчиной. Герман шел последним — точно так же, как отец, заправив руки в карманы. Неподалеку осталась только Верочка. Она покачнулась, а потом и вовсе осела на землю.

— Тебе пи…

Порыв ветра заглушил конец слова, но я и сама догадалась. Это почти «хана», но хана объемная, другой природы и ёмкости, эдакая кубическая хана. Хотела отомстить — и желание сбылось в наилучшем виде! И теперь мне пи…

Эх, молодец, Ульянка! Вот прямо молодчага, горжусь! И это ничего, что поджилки трясутся, — они у всех героев немного дрожат. Зато молодчинища!

Такими мыслями я себя подбадривала, пока шла к морю. А из-за чего планы менять? Перед смертью не надышишься, зато за это время Большую восьмерку уже, быть может, расселят по новым комнатам, а там они будут заняты благоустройством быта. Верочка со мной почему-то не пошла. Вероятно, теперь ее очередь со мной не разговаривать и делать вид, что мы незнакомы.

Поджариваясь на вечернем солнышке, я пыталась привести все выводы хоть к какой-то системе. Но все это не имело смысла, поскольку я просто понимала, что дальше меня будут долбить, а я буду отбиваться. И так до тех пор, пока у кого-нибудь не иссякнет запал. Из всей информации осмысливалось только одно наблюдение: когда Герман попался в лифт, он смеялся. Но после, в компании своих друзей, выглядел уже агрессивным. Значит ли это, что на самом деле он не особенно-то разозлился и просто разыгрывал перед ними роль сумасшедшего диктатора? Ну, наподобие вожака в волчьей стае, который не имеет права демонстрировать слабости? Нет, больше подходит сравнение с лидером в преступной банде. Даже если моя догадка верна, то положение от этого не сильно меняется: Герман будет считать себя обязанным меня затравить, потому что от него именно этого и ждут. М-да, ситуация…

Я не спешила — надеялась, что после отъезда Марка Александровича все недовольные успеют проораться.

Не успели.

Стоило мне только свернуть в свой коридор, как я наткнулась на близняшек, дико орущих о том, что обо мне думают. А когда они еще и меня увидели, то это прибавило их выступлению несколько тонов и витиеватости. Ух ты, а я и не знала, что и выходцы из богатых семей знакомы с лексиконом сапожников.

Поинтересовалась в секундной паузе:

— Вот этому последнему обороту вас репетиторы по французскому обучили?

Одна из них взвилась еще сильнее:

— Да я тебе сейчас все космы повыдираю!

Но вторая ее неожиданно остановила:

— Не надо, ангелок! Еще маникюр из-за этой лахудры портить!

Надо же, ангелок. Я не удержалась и усмехнулась:

— И то верно. Оставьте свой маникюр до завтрашней уборки — он там ой как пригодится.

И быстро шмыгнула мимо них, поскольку уже не была уверена, что ангелок-один захочет удерживать ангелка-два. Оборачиваться для проверки не стала, поспешив попасть ключом в скважину. Верочка сидела на своей кровати, поджав коленки под подбородок, и почему-то тряслась. Зато смотрела на меня со смесью страха и ненависти. Я и ей уделила внимание:

— Слышала, у нас теперь соседки справа появились?

— Слышала, — буркнула она. — Весь корпус слышал. А слева — Мишель с Кешей, я за последний час маты только от последнего не слышала. Но его просто могли и перекрикивать. Раевский Кристину валерьянкой отпаивал после того, как она пыталась вынести эту дверь. Что же делать, что же делать…

Надо же, мы в кои-то веки общаемся как настоящие подруги — вот что делает обстановка бункера, из которого боишься выйти, поскольку его окружили плотоядные чудовища. Но я быстро опомнилась: даже в бункере лучше не забывать, кто есть кто. Потому я и ввернула вариант, хотя и не без издевки:

— Как что? Комнаты-то двухместные, Кристину наверняка одну поселили. Переезжай к ней — где носки постираешь, где еще какую пользу принесешь.

Она вдруг подлетела вверх, меняясь в лице, ее глаза буквально за секунды наполнились радостью и столь привычным отсутствием осмысленности.

— Точно! — она подбежала ко мне и даже попыталась обнять. Я кое-как успела увернуться: — Ульяночка, ты гений! Как же я сразу не подумала!

Все три чемодана были собраны за шесть секунд, сестра покинула бункер без долгих прощаний. Не могу поверить! Хотя о чем это я? Уже могу.

Я все-таки закрыла на ключ, кабы чего не вышло. Точнее, не вошло. И была права — через миг в дверь что-то с грохотом ударилось, как будто кто-то с налета попытался влететь внутрь. Или, может, Кешей швырнули.

Еще через некоторое время я расслышала голос Германа:

— Хватит визжать, уши закладывает.

Я никогда ему об этом не скажу, но это был единственный раз, когда я с ним согласилась. И он продолжил теперь в абсолютной тишине:

— Пойдем уже ужинать, едим тоже в общей столовой. И угомонитесь. Если Карина Петровна это застанет, то можете даже не рассчитывать здесь остаться — стерва все доложит отцу.

— А я и так не хочу здесь оставаться! — голос Кристины. — Я вам кто, чтобы со мной вот так обращаться?

— Вали, не держу, — еще тише сказал Герман, после чего она что-то там неразборчиво зашептала. А затем он явно подошел к моей двери и сказал отчетливо: — Никаких драк и громких скандалов. Во-первых, это просто неинтересно. А во-вторых, у нас впереди больше двух месяцев, чтобы выпотрошить одну обезьянку до лоскутов. Лишь бы она сама столько времени продержалась и не сорвалась на драки и скандалы перед Кариной Петровной. Будет жаль, я прямо сильно расстроюсь.

И они уже в другом настроении отчалили от моей двери, в общем шуме голосов я расслышала и Верин — уж не знаю, что она им наплела, но Кристина, очевидно, прогонять ее из комнаты не стала.

Разумеется, никакого облегчения я не почувствовала. На самом деле, лучше бы разок побили — не сильно, конечно, но на том и успокоились бы. А теперь будет постоянная травля. У Германа в этом отеле все козыри — больше, чем где-нибудь в институте, а даже там от него все шарахаются. Тут же весь персонал перед ним наверняка на цырлах ходит, мое единственное прикрытие — Карина Петровна, при ней они не рискнут. К ней в комнату, что ли, напроситься? Попыталась себя снова развеселить пафосными речами о героизме, но на этот раз ничего не вышло.

Итак, ближайший курс намечен — теперь я так и буду все свободное время сидеть в запертой комнате, боясь даже в столовую выйти. Ведь прямо сейчас сижу. И что же, завтрак тоже пропущу? Найду какие-то доводы, что диета даже полезна?

Я встала и решительно открыла дверь. Надо пойти в столовую и что-то съесть. И не потому, что я умираю от голода, просто пойти и поужинать — показать, что я их не боюсь, что не собираюсь сидеть здесь и трястись в ожидании расправы. Но главное, потому что если я сегодня на это не решусь, то завтра будет еще сложнее. Дело даже не в какой-то гордости или героизме на грани идиотизма, просто мои скудные познания жизни подсказывали, что слабость шакалам показывать нельзя. Клевать будут, факт. Но слабого просто растопчут.

Вошла в шумный зал, села за стол подальше от компании. Конечно, через минуту кто-то из них меня заметил, после чего каждый подарил мне улыбку. Герман вообще расцвел. Он встал и подхватил поднос. Его друзья, засмеявшись, тоже начали подниматься. Ага, то есть ужинать мы будем вместе, спокойно поесть не дадут. Хотя вряд ли они уже сейчас были к этому готовы, потому не прихватили сушеных тараканов или что-нибудь подобное.

Я напряженно смотрела, как Герман первым неспешно идет ко мне, потому и не замечала, что происходит вокруг. Сильно вздрогнула, едва не упав вместе со стулом, когда рядом громыхнуло. На место по соседству рухнул Юра и, не глядя на меня, тихо сказал:

— Про обещание помнишь? Не думал, что так быстро понадобится.

— Что? — я уставилась на его профиль, не в силах соображать.

— Желание. Одно. Без вопросов, — он говорил едва слышно и отрывисто. — Сейчас соглашаешься со всем, что я буду говорить.

Я даже ответить не успела, поскольку вся компания уже оказалась в зоне слышимости. Они задорно подхватывали стулья и садились вокруг, заполняя своими подносами небольшой столик.

Юра улыбался широко, чем привлек к себе внимание Германа. Тот нахмурился и внимательно посмотрел на друга, будто чего-то ждал.

— Слушайте, — голос Раевского прозвучал как-то чисто и с нажимом. — Скажу сейчас, чтобы закрыть все вопросы. Мы с Ульяной встречаемся.

Бровь Германа иронично изогнулась.

— Да ладно. И как давно?

— Только начали, — спокойствию Юры я могла бы позавидовать. — А это имеет значение? Она мне давно понравилась, это ведь я ее сюда пристроил, так что никаких сюрпризов вроде. И вот прямо сейчас договорились.

— За десять секунд? — сдавленно спросил Мишель.

— Делов-то на восемь секунд. Я предложил встречаться — Ульяна согласилась. Хлобысь, и вот мы уже пара. Поздравите? Ульян, маякни, что не вру. Поедем завтра после работы в кино?

Кажется, я сказала «Нет, конечно, не врешь» или «Да, конечно, куда угодно» — ну точно что-то такое, подтверждающее все его слова. Хотя вряд ли это хоть кто-то расслышал.

Глаза Германа стекленели — я это отчетливо видела. Он просто не сводил взгляда с друга, а потом хрипло выдавил:

— Да ты издеваешься… Юр… блин, — последнее прозвучало с другим окончанием, но по экспрессивности в данном контексте подошел бы любой звук.

Раевский подался вперед и добавил другим тоном:

— Сам знаешь, что нет. Я хоть раз за кого-то просил, Герман? Я бы стал за кого-то просить, если бы не надеялся на ответку? Хотел как-то покрасивее, поближе познакомиться для начала, а тут такая удача. Ульяна не могла не согласиться, в такой-то ситуации. А я взял и воспользовался. Хоть чему-то у тебя научился, зацени.

Герман резко откинулся на спинку стула и уставился вверх.

— Я что-то не поняла… — тихо простонала Кристина.

— Чего ты не поняла? — ответил ей Герман, не отрывая взгляда от потолка. — Юрец наш скоро в поэты подастся, так заливает. Я все стебался, что этот если и втрескается, то по полной программе. Влюбился или чешет, но сути это не меняет, потому что шанс, что не врет, остается и связывает мне руки. Сегодня я ее тюкаю, а через пару лет буду на свадьбе “Горько” орать? У Юры всегда с юмором было туго, а с привязанностями грустно, потому нельзя исключать и такой поворот. Три-один, обез… Ульянка. Эх, имечко-то какое, ми-ми-ми, — он говорил издевательски, но вдруг посмотрел на меня пристально и добавил спокойнее, хотя звучало почти угрозой: — Поздравляю. Хорошо я к тебе относиться не начну, ну да ладно, мне простительно. Ты за него держись. А то мало ли, сегодня ты девушка моего лучшего друга, а завтра опять счет откроем.