С 2015 года – член Интернационального Союза Писателей (кандидат).

Обман и сила – вот орудие злых.

Густой туман темной вуалью окутал суровый угрюмый лес, скрыв от глаз уродливо изогнутые ветви старых деревьев. Пронизывающий холод загнал зябнущую живность в норы и логова. Зловещую тишину нарушали лишь вой старого волка, доносившийся из глубины чащи, да насмешливое уханье филина. Казалось, всё вокруг замерло в ожидании беды.

Внезапно в тишине леса послышался еще один звук. Поначалу малозаметный, он становился по мере приближения всё яснее и громче, – вскоре уже можно было отчетливо различить мерное цоканье копыт одиноко скачущей лошади. Что делает в лесу домашнее животное в такой неподходящий час? Неужели по собственной воле совершает оно столь необычную прогулку? Но чем ближе раздавался стук копыт, тем явственнее можно было разобрать сопровождавшую его тихую брань:

– Чертов колдун! Да сожрет Дьявол твои кишки! И какого черта приспичило ему забраться в такую глухомань? Где искать это отродье сатаны в таком адском тумане?

Всадник остановился, по-видимому, стараясь определить, где он находится. Постояв несколько минут и изрыгнув очередное ругательство, он двинулся дальше. Кто же был этот таинственный всадник, не побоявшийся в столь поздний час путешествовать в глухом лесу в полном одиночестве, без верных слуг и вассалов?

Будущие события, связанные с этим человеком, в мельчайших подробностях расскажут об этом, а пока странный всадник, не обращая внимания на пронизывающий холод, продолжил свой путь. Через несколько минут, преодолев густую поросль мелколесья, он выехал на небольшую поляну. Туман здесь почти рассеялся, и взору всадника предстала зловещая картина. Древние сосны причудливо изогнутыми лапами скрывали от посторонних глаз неказистую избушку, изрядно потрепанную временем и непогодой.

В эту глухую чащу боялись заходить не только путники, опасавшиеся разбойников, волшебников и чудовищ, которых, по местным сказаниям, немало обитало в здешних краях. Даже звери старались обойти неприветливые места. Довольно хмыкнув, всадник, не раздумывая, направил коня прямо к лачуге. Спешившись и подойдя к ней вплотную, он безо всяких церемоний толкнул ногой изъеденную насекомыми дверь и вошел внутрь.

Изнутри хибара выглядела немногим лучше. Убогое жилище состояло из одной-единственной комнатки, служившей одновременно спальней и столовой. Поодаль от стены располагался очаг, являвшийся и местом для приготовления пищи, и единственным источником света в этой жалкой халупе. Два окна были наглухо закрыты ставнями; земляной пол покрыт охапками сена, а возле очага обмазан глиной. Над очагом висел котелок, на полке размещалась кухонная утварь, а немного поодаль стоял треножник с горшочками различных размеров и форм. Помимо этих предметов, в невзрачной комнатенке с бревенчатыми стенами, на которых клочьями висела серая паутина, стоял небольшой стол, заставленный стеклянными пузырьками, и несколько деревянных стульев грубой работы. В самом дальнем углу лежала куча соломы, покрытая каким-то темным рубищем.

Эту невзрачную картину дополнял странного, даже загадочного вида человек, одетый в длинный черный балахон с капюшоном, прикрывавшим его седые непослушные лохмы. Не обращая внимания на вошедшего всадника, он продолжал своими узловатыми худыми пальцами добавлять какие-то травки в котелок, где кипело необычного цвета варево, бормоча при этом непонятные заклинания.

– Клянусь сатаной, Корнуолл, ты дорого заплатишь мне за эту поездку! – при виде колдуна воскликнул всадник. – Если ты не приготовил мне обещанного, тебе не сносить головы. Ты слышишь меня?

– Мессир! Зачем так много слов и угроз? – послышался спокойный и уверенный голос.

– Все давно готово и дожидается вас… Вот, посмотрите!

Зловещего вида человек повернулся к всаднику, протянув ему небольшой стеклянный флакон с серовато-голубой непрозрачной жидкостью.

– Он подействует? Ты уверен? – недоверчиво поглядев на колдуна, спросил прибывший.

– Смотрите, мой господин, – пожал плечами колдун. Подойдя к клетке с крысами, стоявшей около треножника, он достал одну из них и капнул ей в пасть несколько капель странной жидкости из флакона.

Через несколько секунд по телу бедного животного пробежала судорога. Агония продолжалась недолго. Безразлично глядя на издыхающую крысу, бившуюся в последних конвульсиях, поздний гость произнес:

– Хорошо, ты убедил меня, Корнуолл. Но все равно ты поедешь со мной. Если что-то пойдет не так, мне не придется больше разыскивать тебя по всей стране.

– Но, мессир, – попытался возразить колдун, – вы обещали…

– К дьяволу обещания, обеты и всякую подобную чепуху! – вскричал всадник. – Не забывай, кто я такой. Одно мое слово – и твое бренное тело вновь будут кромсать инквизиторские палачи. Ты забыл, кто спас твою шкуру и вытащил из темницы? Собирайся, скоро рассвет, а нас не должны видеть вместе!

Взяв из рук Корнуолла флакон с зельем, всадник внимательно посмотрел на колдуна и криво усмехнулся:

– Ты всегда был лучшим, а я – лишь твоей тенью. Тыс рождения имел власть над людьми, земли, почет, а я был вечным изгоем, вынужденным скитаться по свету. У тебя есть всё, а у меня – ничего. Но… Очень скоро настанет мое время. Мое имя будет у всех на устах. Весь мир преклонит колени предо мной! И никто… никто не сможет меня остановить: ни человек, ни Бог, ни сам Дьявол!

Глава 1

Не действуй против божества влюбленных: какое бы ты средство ни привлек, ты проиграешь битву, будь уверен.

В один из первых солнечных весенних дней, который выдался по-настоящему свежим и теплым, случилось событие, которого местные жители, да и сами его виновники, ждали уже почти три года. С самого раннего утра весь городок, примыкавший к замку Дезир-ле-Руа, был охвачен волнением и радостной суетой в предвкушении предстоящей церемонии. Сегодня, 16 апреля 1270 года, должна была состояться долгожданная свадьба между дочерью владельца замка Дезир-ле-Руа герцога Луи Франсуа де Карруаза и графом Жирардом де Сен-Мором. Ради такого случая двери замка были открыты для всех по распоряжению самого герцога. Проворно сновавшие по двору слуги готовили угощение и питье для любого, кто в этот день прибудет на праздник.

Такое радушное гостеприимство было вообще-то не свойственно отцу невесты. Герцог де Карруаз, почтенного возраста человек, воспитанный в старых добрых традициях рыцарь, слыл в округе заносчивым и надменным вельможей, гордившимся тем, что его род берет начало еще со времен Хильдерика III. Соседи герцога нечасто бывали гостями его величественного замка, возвышавшегося над рекой, опасаясь его вспыльчивого характера. Но, несмотря на всю внешнюю неприступность и горделивость герцога, ни один человек: ни друг, ни враг – не мог бы обвинить его в лицемерии, лжи или несправедливости. Он имел неограниченную власть в своих обширнейших владениях; ему подчинялось бесчисленное количество преданных вассалов, но при этом он сам являлся верным вассалом своего короля, за что и был в большой милости у Людовика IX. Луи де Карруаза боялись, но одновременно и уважали.

Предстоящее событие было еще одной милостью короля Франции. Граф Жирард де Сен-Мор, имевший не столь знатное происхождение, как герцог, вопреки этому был встречен последним с большими почестями. Дело в том, что граф был единственным сыном одного из самых верных сторонников Людовика IX, сопровождавшего короля в седьмом крестовом походе против сарацинов. Умирая на руках короля от ран, отец Жирарда взял с Людовика клятву воспитать мальчика, которому на тот момент было почти семь лет, как своего сына. Король сдержал слово. Жирард воспитывался вместе с родными сыновьями Людовика. Во всем королевстве трудно было бы сыскать того, кто так же ловко держался бы в седле, сражался на мечах и стрелял из лука, как граф де Сен-Мор. Более того, Жирард почти всегда становился первым не только на охоте, но и на турнирах. Названые братья очень гордились им, стараясь во всем подражать своему кумиру, и лишь один из них всякий раз, став свидетелем очередного триумфа Жирарда, взирал на счастливчика с завистью и продолжал вынашивать план мести.

На одном из многочисленных турниров Жирард де Сен-Мор увидел прекрасный нежный цветок, божественного ангела, который навсегда завладел его сердцем. Звали этого ангела Габриэллой де Карруаз. Превосходно сложенная, статная, с горделивой осанкой, девушка и впрямь была восхитительна. Ее белокурые длинные волосы, украшенные драгоценностями, изящными локонами ниспадали на плечи. Светло-голубые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, искрились задором, жизнерадостностью и энергией, завораживая и притягивая к себе взгляд. Но в то же время утонченное аристократическое лицо юной девы, с бархатной нежной кожей, сохраняло выражение спокойное и кроткое, как предписывали законы того времени. Образ этот произвел неизгладимое впечатление на Жирарда. Молодой рыцарь, одержавший немало побед на турнирах, без боя сложил свой меч перед девой, сраженный ее необычайной красотой. А лента, украшавшая один из рукавов ее платья, благосклонно подаренная юной Габриэллой рыцарю, окончательно убедила того, что перед ним ангел во плоти…

Вы нежнее нарциссов и лилий,

Вы прекраснее звезд и луны,

Даже Солнце собой Вы затмили,

И лучи его скрыться решили,

Светом Ваших очей смущены.

Эти стихи вместе с предложением руки и сердца Габриэлла де Карруаз получила несколько дней спустя после их первой встречи. Пылкость молодого рыцаря, его стать и грация, с какой он восседал на коне, его бесстрашие, мужество и отвага, которые он проявил во время поединка, а также учтивость, с которой он впервые заговорил с ней, не могли оставить девушку равнодушной. Более того, Жирард отнюдь не был лишен внешней привлекательности, что делало его в глазах многих девушек завидным женихом. Его открытое, с правильными чертами лицо всегда было приветливо, а в больших карих глазах светился природный ум. Поэтому, получив от отца девушки благословение, Габриэлла и Жирард, в чьих сердцах вспыхнуло пламя любви, были счастливы.

Узнав о чувствах молодого рыцаря, Людовик, любивший Жирарда, как собственного сына, одобрил его выбор. Но свадьбу, которую Габриэлла и Жирард с таким нетерпением ожидали, пришлось отложить на несколько лет.

Дело в том, что Людовик, не смирившийся с досадным поражением во время седьмого крестового похода, с одобрения папы римского Климента IV в марте 1267 года в торжественной обстановке принял крест и произнес клятву освободить Святую землю от сарацинов. Желая во время подготовки к походу постоянно видеть возле себя преданных ему людей, король долгое время оставался глух к просьбам Жирарда разрешить ему соединить свою судьбу с возлюбленной. Так прошло три долгих года…

Наконец, за несколько недель до начала похода, Людовик, которого с недавнего времени стали мучить мрачные предчувствия, снизошел к мольбам своего вассала и приемного сына и разрешил тому на несколько дней покинуть лагерь.

… Толпы горожан и сельских жителей со всей округи, не по-будничному веселые и возбужденные предстоящей церемонией, в нарядных одеждах, поодиночке, а порой и целыми семьями, неспешным шагом стекались к замку Дезир-ле-Руа. В честь такого знаменательного дня он был празднично украшен флагами с гербами родов де Карруаз и де Сен-Мор. Постепенно внутренний двор замка, тщательно охранявшийся вооруженными слугами, наполнился людьми. Около ступеней, ведущих в донжон, разместились приглашенные гости и родные невесты. А на самих ступенях, в ожидании своей будущей жены, стоял Жирард, сменивший кольчугу и латы на праздничные одежды. Сине-фиолетовое блио, сшитое из дорогого шелка, привезенного из Палермо, украшенное вышивкой и отороченное мехом, красиво оттеняло благородное лицо рыцаря. Длинные каштановые волосы, разделенные ровным пробором, мягкими волнами лежали на широких мощных плечах. Он терпеливо ждал того часа, когда сможет прижать свою красавицу к груди и назвать её женой.

И вот, наконец, дверь донжона отворилась и на пороге показалась девушка в сопровождении прелата. При появлении Габриэллы, одетой в изумительное по красоте и богатству голубое платье из парчи, которое ниспадало до пят и было украшено только-только вошедшими в моду кружевами, в толпе раздались восхищенные, восторженные крики. Простой люд любил девушку и почитал ее за красу и добрый нрав. Она не раз, не боясь ни отцовского гнева, ни осуждения с его стороны, помогала несчастным и обездоленным людям. Забредшие в замок странники, несмотря на протесты герцога де Карруаз, всегда находили ночлег и кусок хлеба. Своими кроткими, но настойчивыми речами, сопровождаемыми умоляющим взглядом, Габриэлле не раз удавалось усмирить горячий нрав отца и облегчить участь провинившихся.

… Крики радости с каждой минутой усиливались. Казалось, им не будет конца. Люди искренне радовались за свою госпожу и от всего сердца желали её счастья. Чтобы как-то утихомирить толпу простолюдинов, прелат был вынужден несколько раз поднимать руку, призывая всех успокоиться. Наконец на внутреннем дворе и за его пределами стало тихо. Среди торжественной тишины Габриэлла и Жирард, стоя в окружении свидетелей и родных, на глазах всех подданных герцога де Карруаз, обменялись обетами и кольцами. Молодые поклялись всегда быть вместе, и в горести, и радости, уважать и почитать, оберегать и заботиться, вечно и преданно любить друг друга, пока Господь не призовет одного из супругов. Скрепив их слова молитвой и объявив их мужем и женой, прелат торжественно произнес: