– Ты никогда не будешь похожа на урода, –  настаивал он, вернув свое внимание ко мне. Музыка стала более мягкой, и мы замедлились, чтобы соответствовать ей. – Я хочу, чтобы ты не была к себе так строга все время.

– Я не строга к себе все время, – или да?

– Извини, но это так, и это заставляет меня грустить, – он выпятил свою губу. – Видишь? Такой, такой грустный.

Я хихикнула, и он гордо улыбнулся.

– Вот так, – сказал он. – Разве тебе сейчас не лучше после того, как ты улыбнулась?

Я кивнула и медленно подошла ближе к нему, позволяя ему вести нас вовремя песни. Когда она закончилась, я ожидала, что он вернется к своей очереди из девушек, но он танцевал со мной и следующую песню. И следующую. И следующую.

Я моргаю,  выбираясь из череды воспоминаний, когда Бек начинает очень фальшиво петь слова песни.

Я запечатываю свои губы, сдерживая смех.

– У тебя нет слуха.

– Неправда, – спорит он, затем хихикает, когда его голос скрипит на высокой ноте. – Хорошо, может быть, ты типа права.

– Типа  права?–  спрашиваю я, и он игриво щипает меня за бок. Я смеюсь, но то, как мой желудок кувыркается, заставляет меня паниковать. Я переигрываю это – хладнокровна, спокойна, собрана. По крайней мере, я думаю, что это так. – Но, по крайней мере, ты со всем этим хорошо справился, – я бессмысленно говорю, когда мои веки тяжелеют. – Это одна из моих любимых вещей в тебе. Ты не боишься ничего делать. И ты всегда делаешь то, что хочешь. Иногда, мне хочется быть похожей на тебя, – я зеваю и, не в силах держать голову поднятой, прислоняю свою щеку к его плечу. Мои веки начинают опускаться. Я серьезно прямо сейчас могу заснуть.

– Я не всегда делаю то, что хочу, –  шепчет он, нарушая тишину.

Неопределенность в его голосе заставляет меня сделать шаг назад, чтобы получше его разглядеть.

– Что не так? – я исследую в темноте его лицо. – Ты кажешься... Не знаю. Обеспокоенным? – и уязвимым.

– Ничего не случилось, –  бормочет он. – Я даже не знаю, почему это сказал.

– Не ври мне. Я знаю, когда что–то тебя беспокоит, – я делаю паузу, чтобы дать ему возможность ответить, затем давлю. –  Твой отец опять был козлом? Мне нужно надрать кому–то задницу?

– Он забегал сегодня вечером, но не это меня сейчас беспокоит, – он заправляет прядь волос мне за ухо. – Хотя, я ценю твое предложение надрать ему задницу. На это будет забавно посмотреть. И я абсолютно уверен, что ты бы выиграла, – он смеется, но это звучит неправильно. Принудительно.

Я хмурюсь.

– Тогда что случилось? Я могу сказать, что–то тебя беспокоит.

– Я в порядке. Я обещаю. Я просто... – он снова меня изучает. Затем он движется назад и опускается на землю, не отпуская моей руки. – Садись со мной, и давай смотреть на звезды.

Я открываю рот, чтобы отказаться, но еще один зевок покидает мои губы. Между выпитыми мной ранее шотами и поздними часами, когда училась и работала, я потерпела серьезную неудачу.

Бек нежно тянет меня за руку.

– Садись, соня, до того, как свалишься.

Я смотрю вниз на платье, которое на мне.

– Это платье Винтер. Я не уверена, могу ли его пачкать. Ты знаешь, какой она может стать из–за одежды.

– Кого волнует, если оно будет испорчено? К тому же, она всегда на что–то злится. Садись со мной и наблюдай за звездами. Живи   моментом, а не будущим. И к черту Винтер и ее глупые истерики.

О, Бек, если бы только жизнь была такой простой. Может быть, если бы мое будущее было улажено, я смогла бы так много не нервничать. Но я понятия не имею, где буду через три года, где я надеюсь быть, что является двумя совершенно разными понятиями.

Надежда так неопределенна. Мое будущее настолько неопределенное. Единственная вещь, которая не является неопределенной – это Бек и моя дружба. Ну, так было раньше. В последнее время в этом произошел сдвиг, запутанный, опасный сдвиг против моего правила.

Вероятно, мне стоит уйти. Я чувствую, как этот сдвиг прямо сейчас повисает в воздухе. На самом деле, я знаю, что должна уйти. Но нахожу себя, опускающейся на землю перед ним.

Он сразу же обнимает меня за талию и привлекает к себе. Затем скользит ногами с обеих сторон от меня, окружая меня.

Не обращая внимания на оглушающее биение моего сердца, я откидываюсь спиной на его грудь.

– Могу я задать тебе вопрос?

Он проводит пальцами вверх вниз по моему боку.

– Ты всегда можешь спрашивать у меня что угодно.

– Вы с Винтер... Вы, ребята, никогда не...? – я делаю паузу, думая о том, что сказал мне Ари, что в их спорах есть сексуальное напряжение. Затем я думаю о том, что сказала Титзи, о том, что Беку нравятся девушки высокого класса, кем определенно является Винтер. – Вы, ребята, когда–либо были вместе?

Что со мной не так? Почему, черт возьми, я спрашиваю об этом?

– Что? Боже, нет, – говорит он, выглядя потрясенным. – Какого черта ты вообще спросила об этом?

– Я не знаю, – пожимаю плечами. По–видимому, я пьяна, и это заставляет меня вести себя, как ревнивую идиотку. – Мне просто интересно, думаю. И я не единственная, кто так считает. Ари думает, что вы, ребята, боритесь все время из–за того, что тайно нравитесь друг другу. И ты один раз на нее запал. Ты даже ее поцеловал.

Его руки напрягаются.

– Тот тупой поцелуй был просто глупостью в средней школе. И да, я, возможно, был влюблен в нее в начальной школе, но это было чертовски давно и длилось около двух чертовых секунд. Я больше не смотрю на нее так. И больше никогда не смотрел на нее таким образом. Она даже не мой тип.

Его слова заставляют небольшую улыбку украсить мои губы. Я даже не знаю, почему, кроме того, что я идиотка, и думаю это уже упоминала

– Ты такой лжец, – говорю я ему. – Винтер – великолепна. Она любит получать удовольствие и чрезвычайно общительный человек. Это именно твой тип. Она по большей части твоя женская версия.

Нас окутывает тишина. Я чувствую себя так глупо из–за этого разговора.

Я, кажется, ревную.

– Великолепный, а? – замечает он с воодушевлением. – Лично я всегда думал о себе, как залихватски красивый, но думаю, что приму «великолепный».

Озадаченная, я воспроизвожу, что  сказала. Великолепный? Я назвала его великолепным? Зачем бы мне это делать? Я имею в виду, да, он великолепен с его светлыми волосами, которые всегда торчат идеально хаотично. Кроме того, у него идеальная форма губ, его худое тело оскорбительно сексуальное, а глаза... Даже не позволяйте мне начинать это. Они – самые совершенные глаза, которые я когда–либо...

Подождите. Когда я это начала?

– Залихватски красивый? – я пытаюсь шутить, мой голос кажется скрипучим. – Что ты такое? Прекрасный Принц или что–то в этом роде?

– Я мог бы им быть. Я, безусловно, достаточно великолепен, чтобы им быть, – задиристо говорит он. – К тому же, так как ты – моя принцесса, то это имело бы смысл.

– Такой дешевый, – я делаю рвотный звук, а он посмеивается. – И я не это имела в виду. Ну, я это сказала, но этого не говорила. Я просто пытаюсь сказать, что ты такой же великолепный, как и Винтер, – моя взволнованность и растерянность увеличивается. Голова кружится. Потерянная. Пьяная. Измученная. – Знаешь что? Неважно. Я просто собираюсь прекратить говорить, потому что даже не могу следить за тем, что говорю.

Он проводит своим большим пальцем вниз по моему боку.

– Расслабься. Я просто подшучиваю над тобой. Ты такая чертовски милая, когда растерянна.

Я закатываю глаза, больше для себя.

– Нет. Я не такая. Я глупая. И растерянная только потому, что пьяна.

– Я совершенно не согласен, – его пальцы впиваются в мои бедра, а затем он тянет меня назад, притягивая на  свои согнутые колени, и кладет свой подбородок на мое плечо. – Мне это нравится... ты и я под звездами. Флирт. Разговор. Давненько я не был так расслаблен. Я скучал по тебе.

Я сглатываю. Он думает, что мы флиртуем?

Я воспроизвожу свои туманные воспоминания о сегодняшнем вечере и, в конце концов, понимаю почему: танцы, касания, грязные комментарии, милые и великолепные комментарии, ревность в моем голосе, когда я спросила его о Винтер.

Да, мы флиртовали весь вечер.

Каждый чертов раз, когда мы выпиваем, случается это дерьмо.

Я никогда больше не буду пить.

Я никогда больше не буду флиртовать.

Ха, ты такая идиотка!

Мои мысли надо мной смеются.

– Ты снова напряжена, – он скользит ладонью вверх по моей руке, чтобы помассировать плечо. – Расслабься. Затмение скоро начнется, и тогда мы сможем вернуться обратно и поесть торт.

– Ты знаешь путь к моему сердцу, –  улыбаюсь я, беспокойство на цыпочках пробирается внутрь меня.

Флирт. Я флиртовала с Беком. Это опять будет, как в последний год старшей школы.

Может быть, это к лучшему. Ты хотела,  прекратить так много полагаться на него. Может быть, это заставит тебя.

Эта мысль вызывает у меня тошноту.

Отрывая свое внимание от моих глупых, идиотских мыслей, я сосредотачиваюсь на луне. Мы таким образом сидим минуты, может быть часы, глядя на звезды, наблюдая сияние, ожидая чего–то волшебного, что произойдет в небе.

– Ты не права, – нашептывает он из ниоткуда, заставляя меня подпрыгнуть.

– В чем? – спрашиваю я, кажется, что у меня немного перехватывает дыхание.

– В том, что Винтер – мой тип.

– Ты все еще думаешь об этом?

– Конечно. Я бы хотел не думать, но необходимо убедиться, что ты знаешь, что мне она не нравится. Во всяком случае, не так, – он откидывает мои волосы в сторону, затем наклоняется через мое плечо, чтобы поймать мой взгляд. – Винтер и я... Мы иногда можем действовать одинаково, и многие люди могут думать, что она великолепная или какая бы ни была, но я определенно не влюблен в нее. На самом деле, мне нравится кто–то другой. Долгое время.

Бек всегда был таким любителем пофлиртовать, что приводило его к некоторым драматическим и неловким ситуациям. Обычно, он достаточно обаятельный, чтобы довольно хорошо сгладить ситуацию. С другой стороны, он несколько раз просил меня поговорить с девушкой, которая влюблялась в него и не отступала.

У меня не было с этим проблем, но к концу нашего последнего года в старшей школе, я начала избегать своего вовлечения в его личную жизнь. Отчасти потому, что я была занята, работая, чтобы попасть в хороший колледж и отчасти, потому что... Ну, мне не нравилось слышать о нем и других девушках.

И до сих пор не нравится, если, действительно, быть честной с самой собой. И прямо сейчас, я чувствую себя, как мисс Честность. Тем не менее, я играю роль хорошего лучшего друга, будучи слишком обязанной ему.

– Итак, кто же на этот раз?

– Вау, Виллс. Мне больно, – как ни странно, не казалось, что ему больно. –  Ты ведешь себя так, словно мои влюбленности являются мимолетными и незначительными.

– Они не незначительны, но определенно мимолетные, – говорю я, извиняясь.

– Это не правда, – он расчесывает пальцами  волосы, затем целует мое голое плечо. – Мне пару лет нравится одна девушка. Я просто ничего не говорил, потому что мы очень близки, и знаю, что она взбесится, потому что у нее есть это никаких–свиданий правило с каждым парнем и никаких–поцелуев правило со мной.

Мое сердце дико бьется в груди, когда я вспоминаю, что ранее говорил Грей. Медленное, болезненное осознание ударяет меня кулаком.

Я нравлюсь Беку? Нравлюсь именно такой?

Нет. Я, должно быть, ошибаюсь. Должна.

Пожалуйста, пожалуйста, скажи,  что я не ошибаюсь.

В глубине души, я думаю, что знала это уже некоторое время. Я просто была слишком напугана, чтобы признать это.

– Ты не собираешься спросить меня, о ком я говорю? – шепчет он с незнакомой нервозностью в своей интонации.

Бек так нервничает.

Это очень плохо.

Я сглатываю, желая, чтобы слово «нет», слетело с моих губ. Не выходит ни звука.

– Если ты не спросишь, я этого не скажу, – его интонация несет в себе скрытый смысл.

Он дает мне выбор: держать мои губы запечатанными, и пусть наша дружба существует, или спросить, а потом ... Ну, я не знаю, что произойдет.

Спрашивать Бека – против моего плана. Если я спрошу, то испорчу красоту того, какие мы вместе. Я не хочу этого. Я хочу оставаться здесь, в его руках, как друг, и удержать спокойствие, которое он всегда дает мне.

Тем не менее, я обнаруживаю, как мои губы разъединяются. Позже, я обвиню в своей реакции алкоголь, стресс и отсутствие сна.

Позже, не прямо сейчас.

Прямо сейчас, я могу думать только об одном.

Спроси.