– Итак, как твоя идея поможет моей ситуации с жильем? – я заставила слона убраться прочь.

Его брови вскинулись, как будто он наполовину ожидал, что я вообще ничего не скажу.

 – Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

Я чувствовала, что он собирался это сказать.

– Не думаю…

Он быстро протягивает свою свободную руку через стол и аккуратно кладет ее на мой рот.

– Пожалуйста, просто выслушай всю мою речь, прежде чем отказывать, ладно? Это не так плохо, как ты думаешь. По крайней мере, я так не думаю.

Я нерешительно киваю, несмотря на то, что не хочу, но у него на лице такой умоляющий взгляд.

Чтобы уменьшить то, что сгустилось между нами, я шучу.

– Боже, да ты, должно быть, в отчаянии... – мой губы двигаются под его ладонью, когда я говорю, а в животе резвятся бабочки. –  Если тебе приходится прикреплять мою руку к столу и затыкать мне рот.

Он убирает ладонь, его уголки рта угрожают приподняться вверх.

– Ну, отчаянные времена требуют отчаянных мер, – он кладет вторую руку поверх моей. – Ты делаешь меня отчаявшимся человеком, Виллс.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому вообще ничего не произношу. Внутри, мое сердце реагирует судорожным трепетом. Чертово, маленькое извращенное нечто. Оно должно снова начать работать нормально.

Его губы подрагивают на мое молчание, пока он гладит тыльную часть моей ладони кончиками пальцев.

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

Мне требуется вся сила воли, чтобы не оборвать его прямо там.

– И я знаю, ты не хочешь подачек от меня, но это не то, чем кажется. Уверяю. Серьезно,  думаю, ты могла бы платить небольшую арендную плату. Таким образом, ты будешь себя чувствовать более комфортно, – он вздыхает. – Помимо этого, я знаю, что ты, наверняка, думаешь о списке и том, что его существование – хороший повод, чтобы не переезжать ко мне, но уверяю, что это только сделает ситуацию лучше, потому что она даст нам границы. Она будет держать нас в рамках, так что мы останемся ... просто друзьями, – он тяжело сглатывает в последней части.

– Мне нравится это предложение, – и части меня оно действительно нравится. – Просто я не думаю, что это хорошая идея, учитывая все то, что произошло. И к тому же, я никоим образом не могу себе позволить арендовать у тебя комнату.

– Я это знаю, – говорит он. – И именно поэтому я хочу сделать арендную плату такой, какую ты сможешь себе позволить. Не то, чтобы мне были нужны деньги, поэтому это вообще не имеет значения. Я просто позволяю тебе платить арендную плату, потому что знаю, что ты не согласишься на это, если я так не делаю.

– Я знаю, что тебе не нужны деньги, но... – я напрягаю свой мозг в поисках оправдания. Мне страшно. Страшно переезжать. Страшно переезжать к парню, с которым я целовалась. Страшно переезжать к парню, которого я хочу поцеловать. – В таком случае, зачем тебе вообще нужен сосед? Я имею в виду, что люди, как правило, ищут соседей, чтобы разделить стоимость арендной платы.

– Не хочу делать это только потому, что мне нужен сосед, – акцентирует он. – Я хочу это сделать, чтобы убрать немного стресса, которому твоя мать подвергает тебя на протяжении нескольких лет. И я знаю, что ты хочешь выехать из той квартиры. Ты даже звонила Винтер, чтобы узнать, можешь ли арендовать у нее комнату.

Моя голова наклоняется в сторону, брови сходятся вместе.

– Тебе позвонила Винтер и рассказала об этом?

– Конечно, она это сделала. Она беспокоилась о тебе. Она заботится о тебе, – он обхватывает мою ладонь своими руками. – Она сказала, что ты была расстроенной... Что–то произошло?

Заботится?

Заботится.

Заботится.

Заботится.

По словам моей матери, никому до меня нет дела.

Я пожимаю плечами.

– Моя мама пришла домой, требуя денег на наркотики. Вот что. Я даже не знаю, почему так расстроилась. Не то, чтобы она никогда так раньше не делала.

– Принцесса... – он держит мою руку так, словно она самое ценное в мире. – Так было не правильно каждый раз, когда она это делала, и думаю, что в глубине души ты об этом знаешь. Ты заслуживаешь гораздо большего, даже если так не считаешь, – он чертит своим большим пальцем круги на тыльной стороне моей ладони и смотрит на меня, будто ожидает, что я что–то скажу. Я знаю, что если открою рот, то просто развалюсь. – Позволь мне помочь, пожалуйста. Я хочу... Я хочу заботиться о тебе.

– Мне не нужно, чтобы хоть кто–то заботился обо мне. Я в порядке, – я задыхаюсь от лжи. Правда в том, что я хочу принять его предложение, потому что боюсь, что не получу достаточно хорошую работу, что буду не в состоянии платить арендную плату, что буду жить в постоянных переживаниях – не умерла ли моя мама. Того, что буду женщиной, которая стояла передо мной в моей спальне, выпрашивая деньги и уничтожая снежные шары, которые мне подарил папа, только потому, что у меня не было денег. Женщиной, которая сказала своей собственной дочери, что всем на нее плевать.

Я втягиваю в себя воздух, и еще раз пытаюсь собраться. Я постоянно волновалась и беспокоилась на протяжении нескольких недель, и чувствую себя так, словно стою на вершине скалы и вот–вот упаду.

Он проводит по сгибу моих пальцев.

– Ты не в порядке. Я тебя знаю. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать твое  беспокойство из–за матери. Так же, как знаю, что эти мешки под глазами из–за того, что ты не спала прошлой ночью, вероятно, потому что беспокоилась о своей маме и счетах, и Бог знает, о чем еще. Я могу тебе помочь, если ты только мне позволишь, – его голос смягчается. – Просто скажи «да», переезжай ко мне, и позволь мне забрать из твоей жизни чуточку стресса.

Он предлагает слишком много.

Я так сильно этого хочу.

– Ты уже заботился о моей жалкой заднице слишком много раз, – я тру лоб свободной рукой, чувствуя, что подкрадывается головная боль.

Я бы хотела иметь возможность полностью объяснить ему, почему не могу принять его помощь. Объяснить, что ненавижу полагаться на людей. Мне нужно заботиться о себе. Я ненавижу доверять людям, когда они постоянно нарушают это доверие, как мой глупый отец, который думает, что он может уйти, а потом просто вернуться, и что все будет в порядке. Как моя мама, которая разрывает меня в клочья, когда я не делаю то, что она хочет. Я хочу объяснить, как все чертово время я боюсь ошибиться, превратиться в свою мать, стать ужасным человеком, достичь совершенства, а потом его потерять, потерять Бека, что мое сердце разобьют. И не просто разобьют, а того, что это сделает он…

Что за черт? Когда это изменилось? Когда я перестала беспокоиться о том, что мое сердце вообще будет разбито, а стала беспокоиться только о том, что Бек разобьет на куски мое сердце?

В моих барабанных перепонках стучит кровь, когда все страхи и тревоги одновременно проходят через меня. Паника сдавливает горло. Я практически падаю со скалы. Падение, которое, я думаю, происходит уже на протяжении нескольких месяцев.

– Успокойся и сделай глубокий вдох, Виллс. Все нормально, – он сжимает мою руку. – Я собираюсь отпустить твою руку. Мне нужно достать кое–что из кармана.

Я подчиняюсь, вдыхая и выдыхая, пока он лезет в свой карман. Я ожидаю, что он вытащит свой телефон, поэтому, когда он кладет на стол сложенный листок бумаги, замешательство пронзает бурю моего беспокойства.

– Что это? – спрашиваю я, когда он толкает бумагу через стол ко мне. – Это тот список, который я тебе дала?

Он качает головой, не отрывая от меня глаз.

– Хотя, это список включает все причины, по которым ты должна ко мне переехать.

Когда я не поднимаю бумагу, он берет мою руку и кладет листок в мою ладонь.

– Я знал, что разговор с тобой, вероятно, не сработает, –  говорит он. – Тебе нужно что–то настоящее, на то можно посмотреть, и  над чем можно подумать.

Я складываю пальцы вокруг бумаги, когда слезы угрожают пролиться из моих глаз. Как он может так хорошо меня знать? Как он может меня видеть?

Что еще он видел?

Я держу бумагу, слишком напуганная тем, чтобы посмотреть на список, боюсь того, что там, и чего там нет. Боюсь того, что захочу того, что там написано.

– Бек, мне, правда, нравится твое желание  помочь – серьезно, –  говорю я, пытаясь дышать и ясно мыслить. – И то, что ты заботился обо мне все эти годы, хотя не должен был... Не существует слов, которые могут выразить то, как я благодарна. Ты – мой герой. Серьезно, я не знаю, где бы я была без тебя... если бы я вообще была бы жива. Что может прозвучать драматично, но я не шучу. Как много раз ты меня подвозил, спасал меня от ночевки в машине и от преследования со стороны наркоторговцев. Или тогда, когда моя мать высадила меня на углу улицы рядом с притоном, потому что ей хотелось, чтобы я сходила и купила ей наркотики, а когда я отказалась, она разозлилась и выгнала меня из машины. Ты приехал и забрал меня, а я была так напугана из–за тех людей, которые все время пытались меня убедить зайти в свои дома... И я серьезно думала, что они убьют меня... – затихаю я, когда начинают капать слезы. – Но тебе больше не нужно обо мне заботиться. Поверь мне, если бы ты знал всю историю, ты бы прекратил так усердно пытаться.

– Ты не права, – он хватает меня за руку, когда я качаю головой и начинаю отстраняться. – Может быть, тебе стоит рассказать мне всю историю и позволить мне судить об этом.

Я не могу сказать ему.

Не расскажу.

Я не буду рисковать, и терять его.

Я не смогу справиться с тем, что он будет по–другому на меня смотреть.

Я хочу, чтобы он всегда смотрел на меня так, как он смотрит сейчас.

С состраданием.

И с потребностью.

С желанием.

И еще с чем–то, что пугает меня до смерти, с чем–то, что я уверена, может нарушить правило под номером три из списка.

Но, когда мой губы раскрываются, все, что из них выливается: глупые и уродливые слова, которые подводят итог плохим решениям, которые я приняла за несколько месяцев. Моя работа. Ложь, которую я ему сказала. Как сильно я себя ненавижу. То, что объявился мой папа. Как сильно, я думаю, что ненавижу его и мою маму. И это все – я, и я это ненавижу. И как он может хотеть что–то такое некрасивое и испорченное?

Когда я заканчиваю, стоит тишина. Никто из нас не двигается. Мы только дышим. Даже тогда, когда называют мое имя, чтобы забрать наш заказ, ни один из нас двигается с места и ничего не говорит.

На самом деле, осталось ли  что–нибудь, что еще можно сказать?

– Я не могу дышать, – шепчу я, глядя на стол, не в силах смотреть на него.

Я хочу забрать все это обратно, но не могу.

Моя грудь разрывается, когда продолжается молчание.

Внутри меня создается давление.

Держись, Виллоу. Не теряй свое дерьмо.

– Виллс, я даже не осознавал, что было так…

Его перебивают ножки стула, которые скребут пол, когда я вскакиваю на ноги.

Я мчусь от него, как трусиха, вбегаю в туалет и закрываюсь в кабинке. Затем оседаю на пол, сжимая список Бека, в то время как рыдаю навзрыд. Прямо. Как. Моя. Мать.

Не знаю, как долго я плачу, но к тому времени, как останавливаются слезы, мои глаза опухли, а грудь болит. Я думаю о том, чтобы встать, но двигаться – значит столкнуться с Беком, а я не думаю, что уже готова. То есть, если он еще там.

Это имеет значение? В конце концов, ты должна встать с пола в туалете.

Сглатывая стыд и агонию, я хватаюсь за какую–то ткань, но затем замечаю список, зажатый в руке. Я раскрываю пальцы. Посмею ли я его прочесть? Смогу ли я справиться с тем, что в нем?

Имеет ли это еще значение?

Зная, что Бек, вероятно, никогда снова со мной не заговорит, я делаю глубокий вдох и начаю читать.

Все причины, почему ты должна ко мне переехать:

 

Потому что это сделает твою жизнь немного легче.

Потому что это позволит устранить чуточку стресса.

Потому что тебе не придется беспокоиться о том, как заснуть во время громких, отвратительных вечеринок. На самом деле, последнее слово всегда будет за тобой касательно того, устраивать ли у нас вечеринку.

Мое жилище ближе к школе, а это ознаает, что тебе не придется так много ездить на том куске дерьма, на твоей машине.

Потому что я люблю, когда ты рядом.

Потому что мы можем драться подушками в два часа ночи.

И не забывай о тех полуночных разговорах, которые у нас постоянно происходят. Только, вместо того, чтобы разговаривать по телефону, мы можем вместе лежать в постели и говорить.

Потому что я буду самым клёвым соседом, который у тебя когда–либо был.

Потому что, пока ты думаешь, что не заслуживаешь помощи от кого–то, это не так.

Потому что, когда мы были моложе, я дал тебе обещание, и, безусловно, самая главное для меня – это быть уверенным, что сдержу это обещание.