— Что за бред? — Мирон озадаченно смотрел на дверь ванной. Что случилось со Снежкой? Она сидела в гостиной, что могло довести ее до такого состояния?

Данилов подошел к компьютеру жены, поднял наушники с пола. Он размышлял логически: жена сидела за компьютером, в наушниках. Что-то слушала или смотрела. Мужчина сел на стул, надев наушники, он мышкой отметил последние просмотренные файлы.

— Ага, вот какой-то есть, — Пробормотал мужчина и нажал воспроизвести.

То, что он услышал дальше — ввело Данилова в ступор. Нарезка разговора с Симоновой, причем составлена так, что непонятно отношение самого Мирона к беременности Вари. Он-то много чего неприятного сказал своей посетительнице, но почему-то именно это и предпочли вырезать. Снова действовал аноним? Но дл этого человек должен был находиться в кабинете во время разговора, но Мирон знал точно, они там с Симоновой были одни. Если только аноним не побеспокоился обо всем заранее — поставив жучок. Но это какой-то бред, кому нужны эти шпионские страсти? Да нет, ерунда какая-то…. Данилов отложил наушники и стал думать: что ему теперь говорить жене, как оправдываться перед Снежкой? Захочет ли она слушать его? Данилов не сомневался в одном, вывести жену на откровенный разговор будет не просто, а уж убедить ее выслушать мужа — и вовсе непосильная задача.

Врать и отпираться не имеет смысла, нужно говорить правду. Какой бы горькой она не была. Черт, черт, черт! Данилов вновь подошел к двери ванной.

— Снежа, давай поговорим.


Снежана долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя всю ту ложь, которой потчевал ее муж в последнее время. Странная мысль пришла ей в голову — она чувствовала, что прикоснулась к чему-то гадкому, неправильному, к тому, от чего очень тяжело избавиться. Почему? Ведь в эту грязь — измену с лучшей подругой жены — влез ее супруг, а не Снежана. Так почему она испытывает эти чувства? Хочется отмыться и забыть обо всем, что было у них в последнее время. Вся их жизнь была ложью. Муж не просто изменил, он оставил ее в самый трудный период, когда она отчаянно нуждалась в поддержке! Конечно, это же не он носил их малыша, чувствовал единение с ним, переживал первые движения внутри…

Снежана схватилась руками за живот и зарыдала. Боже, она не выдержит всего этого! Как же ей теперь жить дальше? Для чего, если у нее не осталось ничего? Муж предатель, потерянный малыш — это все, что вынесла Снежана из замужества. Почему Господь так не справедлив к ней? Что она сделала плохого, зачем забрали ее малыша? Она же его так любила и так ждала!

А сейчас у нее не осталось ничего. Она одна, снова наедине со своим горем.

Рыдания совсем не облегчали состояние девушки — она уже не могла плакать, не было сил. Да и голова разболелась. Как ей жить дальше — Снежана не знала, да и думать об этом не хотела.

Ей привел в себя стук в дверь и напряженный голос мужа.

— Снежа, давай поговорим.

Девушка криво усмехнулась, вон как муж испереживался, наверное, нашел, что довело жену до такого состояния. Вон как задергался, но Снежане было все равно. Говорить с ним она не желала.

— Оставь меня в покое!

Коротко и ясно. Данилов уловил в голосе жены решимость и выругался негромко — Снежана уже выстроила между ними высокую стену. И пробить ее будет очень сложно. Шум воды прекратился, если он будет говорить, может она его услышит? Пока он собирался с силами, прошло несколько минут.


Снежана вытерлась и укуталась в халат. Сидеть здесь она не собирается — надо выходить. Открыв дверь, девушка увернулась от рук мужа и ушла в гостиную. Муж шел следом.

— Снежа, я хочу тебе все объяснить.

Девушка отключила компьютер и достала из шкафа две сумки.

— Кто тебе сказал, что мне нужны от тебя какие-то объяснения? — Снежана собирала по комнате вещи мужа и складывала их в сумку.

— Что ты делаешь? — Мирон словно со стороны наблюдал за действиями жены.

— А на то это похоже? — голос Снежаны звучал ровно. — Собираю твои вещи, как видишь.

— Но я не собираюсь никуда уходить! — воскликнул Данилов.

— А кто тебя спрашивает. — Снежана упаковывала в сумку какие-то книги, наборы инструментов в коробках.

Выпрямившись и оглядев комнату, девушка решила, что с этой комнатой она закончила.

Перейдя в спальню, Снежана распахнула дверцы шкафа и принялась вытаскивать вешалки с одеждой.

— Снежа, так дела не делаются — нам надо поговорить и все выяснить. — Мирон ощущал свою беспомощность и это ему не нравилось. Что ему делать, как поступить? Не забирать же свои вещи у жены силой? Это уж точно будет лишним!

— А мне все ясно и понятно — у тебя был роман с моей подругой. А сейчас твоя любовница беременна. Все.

— Нет, не все. — Мирон решился и шагнул к жене. — У меня не было романа с Варей. И она мне никакая не любовница. Мы переспали лишь однажды… — Начал мужчина.

— А этого вполне достаточно, — Кивнула Снежана, стаскивая рубашки с вешалок. — И для того, чтобы наш брак был разрушен. И для того, чтобы твоя любовница забеременела.

— Она мне не любовница! — возразил Мирон.

— Мне все равно, как ты называешь Варю. Ясно одно — ты мне изменил. В тот момент, когда я в тебе больше всего нуждалась. Ты же предпочел трахаться на нашей кровати с моей подругой. «Замечательный» у меня муж, правда?

— Снежа, прости меня. — Мирон обошел кровать и встал с женой рядом.

— Нет, — Качнула головой девушка. — Ни о каком прощении не может быть и речи. Ты свой выбор сделал, Мирон. Ты знал, что тебя ожидает, когда я обо всем узнаю. А раз так, ты свободен. На развод я подам сама.

— Да какой развод? — взорвался Мирон и схватил жену за плечо. — Я ошибся. Неужели ты не можешь простить меня?

— Не могу! — Снежана смотрела в глаза мужа и понимала, что никогда не забудет случившегося. Измена Мирона и его ложь разделила их навсегда. — Ты слишком долго врал мне.

— А что ты хотела? — Мирон отпустил жену и вскинул руки вверх. — Как я мог сказать об этом? Снежана, я напился и переспал с твоей подругой?

— Да, — подтвердила Снежана слова мужа. Ком встал поперек горла. — Если бы ты сразу сказал — было бы все иначе. Но ты нагромоздил столько лжи, что запутался сам и меня опутал ею.

— И ты бы тогда меня простила? — в глазах Мирона мелькнула надежда. — Если бы я сразу тебе сказал об этом.

— Не знаю. — Снежана вернулась к вещам мужа. — Но ты не оставил мне выбора. Решил, что ложь гораздо предпочтительнее правды.

— Да я же боялся потерять тебя! — закричал Мирон. Ну что тут непонятного? Как Снежана может делать вид, что слова мужа не доходят до нее?

— Нет, — возразила Снежана, — ты боялся потерять свой комфорт и удобство. Всего лишь это. Ты думал лишь о себе, Мирон, а на мои чувства тебе было плевать!

— Что за глупость? — заорал Данилов. — Я боялся, что ты не выдержишь, если узнаешь, что я натворил.

— И правильно, — Согласилась Снежана, — я не выдержала. Жить с лгуном и предателем я не могу.

— Я не предатель! — возмутился Мирон. — Да, я врал тебе, но это не предательство.

Снежану взбесили слова мужа, и она швырнула в него вешалку, которую на тот момент держала в руках. Она не целилась намеренно, но угодила прямо в голову Мирона.

— Не предательство? Вместо того чтобы поддержать меня — быть может, остаться со мной в больнице, ты поехал домой — пить. Заливать свое горе, а тут и утешительница подоспела. Ну и как, замечательно было? Утешила она тебя?

Мирон потирал лоб, саднящий после удара. Неожиданная вспышка агрессии жены потрясла его.

— Я плохо помню ту ночь. Какие-то обрывки всплывают в голове и все.

— Это тебя не оправдывает! Ты быстро сбежал от меня, оставив одну оплакивать нашего малыша. — Снежана прижала пальцы к глазам — может, это не даст слезам пролиться. Плакать перед мужем она не хотела.

— Снежа, с тобой же были врачи, они более компетентны в оказании помощи, — Беспомощно возразил Данилов, вдруг поняв, что жену тогда сильно обидел его уход из больницы. Но он просто физически не мог остаться там, глядя на жену, он начинал ненавидеть себя, что не уберег Снежку от этого!

— От тебя никто подвигов и не ожидал, — Устало отозвалась Снежана, продолжая собирать вещи мужа. — Мне бы хватило одного твоего присутствия рядом. Просто сидеть, просто держать меня за руку. Но это тебе оказалось не по силам.

— Снежа, — Мирон поймал жену и крепче обнял, — прости меня. Я так раскаиваюсь. Я не знаю, что на меня нашло тогда, нет этому оправдания, да я и не ищу его. Но когда я очнулся — сильно испугался. Боялся потерять тебя, вот и врал, изворачивался, как мог, — Глухо говорил мужчина, уткнувшись в волосы Снежаны. — А тут еще и Симонова стала меня преследовать. Идиотка чертова! — выругался он.

— Отпусти меня, сейчас же! — вцепившись руками в пальцы мужа, Снежана пыталась оторвать их от себя. Имя Вари отрезвило ее, вырвав из плена рук мужа. — Не смей меня трогать, ты мне противен! — она ничуть не лукавила.

Прикосновения мужа были ей неприятны. Девушку физически ломало от них.

Мирон не собирался сдаваться, им следует поговорить обо всем. Он отпустил Снежану на кровать, но девушка метнулась в сторону. Она с брезгливостью смотрела на их супружеское ложе, которое осквернил муж с Варей и ее замутило. Она поняла, что никогда больше не сможет лечь в эту кровать. Ни одна, ни с мужем. В голове тут же созрел план — нужно избавиться от этой кровати. Снежана побежала в прихожую, достала из кладовки топор и прибежала обратно. Размахнувшись, она с силой опустила топор на спинку кровати. Глухой звук расколол дерево, и щепки разлетелись в разные стороны.

— Что ты делаешь? — в глазах Мирона появился ужас. Куда делась его благоразумная и спокойная жена? Мужчина шагнул к ней. — Отдай топор мне.

— Не подходи! — сверкнув глазами, отгрызнулась Снежана. — Я никогда больше не смогу спать на этой кровати. — Девушка в ярости рубила кровать. — Ты все испортил! Ненавижу! — щепки, пух из подушек, разорванное в клочья одеяло летали по комнате.

Устав, девушка бросила топор и опустилась на колени.

— Ненавижу тебя, — шептала Снежана, заливаясь слезами. — До чего ты меня довел? — она была в ужасе от того, что натворила.

Снежана не ожидала от себя такой ярости. Она была в шоке от своих действий.

— Снежа, — Мирон опустился рядом с женой, касаясь ее руки.

— Уйди, — Безжизненным голосом попросила Снежана. — Я не хочу тебя видеть.

— Я не могу оставить тебя одну, — Возразил притихший Мирон.

Эти слова добили Снежану, она захохотала в голос.

— Не можешь? А тогда же смог. — Девушку накрыла истерика. Она смеялась и плакала одновременно. — Оставь меня! Исчезни!

— Хорошо, — дрогнул Мирон, — тебе нужно успокоиться. А после мы поговорим.

— Пошел вон! — громко закричала девушка, ее трясло от ненависти и боли. Только бы избавиться от виновника всех ее бед — от мужа. Ей нужно остаться одной.

— Прости меня. — Мирон поднялся, суетливо собрал вещи и, задержавшись на пороге, сказал. — Помни, я люблю тебя.

Хлопнувшая дверь известила Снежану об уходе мужа. Она зарыдала в голос, уткнувшись лбом в колени.

— Как ты мог? Как? За что ты меня предал? — тело девушки сотрясалось от рыданий. Хотя еще недавно казалось, что все слезы она уже выплакала. Ошиблась. Похоже, ошибаться в людях у нее получается лучше всего. Ошиблась в муже, в подруге, которая кинулась утешать Мирона. Господи, как ей больно! Как же после такого жить дальше?

Снежана еще долго плакала, бормотала под нос ругательства в адрес мужа и подруги. А потом, когда успокоилась, обвела взглядом комнату. То, что она видела, были руины. Пронесшийся ураган разметал все, что было дорого, перемешав чувства, мысли, действия, и собрал, как в калейдоскопе, новую ужасающую картинку — любимого человека рядом нет, и счастливой жизни уже никогда не будет.


Мирон около часа сидел в машине, сил ехать куда-либо не было. Но находиться под окнами квартиры неразумно. Он и так довел жену до истерики и нервного срыва. Мирона очень сильно волновало, что Снежка осталась в таком состоянии. Картина эта — сидящая на коленях жена среди разрушенной комнаты надолго останется в его памяти. Как вообще такое можно забыть? Снежке нужно время — подумать обо всем, успокоиться, а потом они поговорят и все решат. Не могут же они потерять все из-за его глупой ошибки?! Симонова ничего для него не значит, и никогда не значила. Снежана же являлась любимой женщиной. Женщиной, без которой он не сможет жить!

Заведя двигатель, Мирон направил автомобиль в сторону родительского дома. Они, конечно, сильно удивятся, увидев сына в такое время, но, на что он сильно надеялся, расспрашивать его ни о чем не будут. Они, его старики вообще в этом плане сугубо дипломатичные личности — с расспросами не лезли никогда.