Кэтрин Каски - Правила обольщения

Глядя исключительно на пианиста, Александр потянулся, взял ладонь Мередит, положил на нервное колено, прижал и дважды ее погладил.

Он не мог не осознавать, что его внезапное появление на музыкальном вечере стало причиной ее беспокойства, и все же Мередит была благодарна. Немыслимо благодарна за то, что он быстро пресек очередную попытку Бет Августин унизить ее.

И что теперь? Как она может притворяться, что наслаждается музыкой, когда Александр очутился так близко? Невозможно было отмахнуться от факта, что всего две ночи назад они лежали обнаженные, в объятьях друг друга, и их тела были влажными от пережитого.

Сыпь на ее груди начала чесаться, и, опустив взгляд, Мередит увидела, что розовые пятна, появившиеся ранее над ее корсажем, сейчас были похожи на украшения из малинового кружева. И не было никакой возможности скрыть от общества внешнее проявление ее беспокойства, поскольку накануне вечером, будучи в крайнем гневе из-за отказа Чиллтона, она отдала Энни все свои кружевные накидки и приказала раздать их нищим.

Как глупо! Ей следовало оставить хотя бы одну, как раз для таких случаев.

Мередит раскрыла свой резной веер и принялась остужать декольте, в надежде, что прохладный воздух сделает россыпь предательских пятен не столь заметной.

– Быть может, выскользнем во двор подышать свежим воздухом? – прошептал ей Александр. – Если сделаем это тихо, никто не заметит, что нас нет.

Мередит собиралась ответить отказом, но шея и сзади уже начала покрываться мельчайшей испариной. Ощущения на груди напоминали ей множество жалящих муравьев.

– На пару минут. Не больше.

Александр кивнул и снова взял ее за руку. Затем они оба, пригнувшись, выскользнули из музыкального салона в коридор, а из коридора прочь сквозь французские окна в задней части дома.

Оказавшись на заднем дворе, Мередит глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух.

– Господи боже, я думала, что задохнусь, если еще на миг задержусь в комнате.

– Там было довольно жарко.

– И тесно. О чем только думали мои тетушки, когда приглашали подобную толпу в настолько маленькую стеклянную комнату? – Мередит прошагала по вымощенной кирпичом тропинке и опустилась на кованую скамейку под старым дубом.

– Возможно, они думали, что у них есть повод для праздника. – Александр проследовал за ней и остановился напротив.

Мередит не могла заставить себя взглянуть на него, хоть и знала, что отворачиваться невежливо.

– Я не была уверена, что вы подслушали эту часть нашей с миссис Августин беседы.

– Мне жаль, Мередит. – Александр слегка поклонился и опустился на скамью рядом с ней.

Она повернула голову и посмотрела на него снизу вверх.

– Вам жаль? Я думала, вы будете рады, узнав, что мистер Чиллтон не просил моей руки.

– О, я рад. Рад. – Она ожидала увидеть на его губах одну из его самоуверенных улыбок, но ее не было. – Но я сожалею о том, что он обидел тебя – что он разбил твое сердце.

– Ах! – Мередит опустила взгляд на колени, нервно сплетая и расплетая пальцы обеих рук.

Она не могла признаться ему, что Чиллтон не разбил ей сердце.

Мередит знала, что это странно: не испытать боли от подобного удара. Отсутствие боли поразило даже ее саму. Всем было известно, что Мередит собирается замуж за Чиллтона. Она полностью посвятила себя стремлению стать его женой. И когда, несмотря на все предпосылки, на расчет, что он не может не попросить ее руки, Чиллтон все же не сделал этого, Мередит не почувствовала ничего, кроме… унижения и замешательства.

Его отказ не заставил ее упасть на колени, как это было в тот раз, когда лорд Померой оставил ее одну у алтаря. И не заставил забиться, плача и дрожа, в свою комнату.

Мередит не ощутила стыда, сжигавшего ее несколько лет назад, когда распутник уничтожил ее.

На самом деле, внезапно осознала она, отказ Чиллтона и вовсе не затронул ее сердца. Всего лишь оставил ее холодной и недоумевающей, в основном оттого, что она не знала, как действовать после провала плана, которому был посвящен весь предыдущий год.

Нет, она не собиралась признаваться в этом Александру. Она не хотела, чтобы он видел ее такой бессердечной – а ведь не чем иным, как отсутствием сердца, не объяснить того факта, что она не пролила над своей утратой ни единой слезы. Ни единой!

– Выбросьте этого негодяя из головы, вы должны были сделать это давным-давно.

Мередит вскинула голову:

– П-прошу прощения?

Александр снял перчатки и прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.

– Ты никогда не любила его.

– Лорд Лэнсинг, вы переходите все границы. – В словах Мередит не было уверенности. Это было очевидно даже ей.

– Ты любишь меня. – Александр придвинулся ближе, и она знала, что он собирается поцеловать ее.

Она позволила их губам соприкоснуться. Мягко, всего на мгновение, затем она отвернулась.

– Сэр, вы самонадеянны. Признаю.

– Ты же знаешь, что любишь меня. Я вижу это в твоих глазах. Ощущаю это в твоих поцелуях, в том, как твое тело отвечало моему в Харфорд Фелле.

Мередит поспешно вскочила, но Александр схватил ее за руку и потянул к себе на колени. Она не сопротивлялась, хотя и знала, что должна была бы.

– Не убегай от меня, Мередит. Мы предназначены друг для друга, и ты это знаешь… Знаешь каждой клеточкой своего сердца.

Он накрыл губами ее губы, оживляя те угли желания, которые она пыталась погасить со дня отъезда из Харфорд Фелла.

Она почувствовала, как его рот заставляет ее рот раскрыться, как его почти незаметная щетина колет ее лицо. Руки Алекса обхватили ее и тесно прижали к его крепкому телу.

У Мередит перехватило дыхание, и внезапно она поняла, что ее руки пробрались под его пиджак и гладят его мускулистую грудь.

Он отстранился от поцелуя, оставив ее с подрагивающими влажными губами, желающую большего.

– Выходи за меня. Скажи, что согласна.

Послышался щелчок, за которым последовал скрип, словно кто-то открывал французские окна. Мередит замерла, ее глаза встретились с ошеломленным взглядом Алекса.

– О боже! – пролепетала Бет Августин. – П-прошу прощения, что помешала. У меня болит голова. Я решила, что глоток прохладного воздуха мне поможет.

Мередит неторопливо повернула голову в сторону французских окон. Бет намеренно отводила взгляд, касаясь тугих бутонов на розовом кусте, растущем возле приоткрытой двери.

– Я лишь хотела пожелать вам приятного вечера.

Мередит прищурилась. Эта невыносимая девка не просто случайно наткнулась на них. Ради всего святого, дверь сделана как минимум из двадцати оттенков стекла. Чтобы выгадать время, она должна была следить за ними, скрываясь в темноте двора. Бет намеренно хотела помешать.

Мередит вскинула подбородок:

– Приятного вечера, Бет. Извини, что не встаю.

После этих слов Бет посмотрела на них. Ее глаза и рот округлились. Некоторое время она изучала их позу, но затем, осознав, что спугнуть и пристыдить парочку не получится, развернулась и сбежала обратно за дверь.

Вновь посмотрев на Александра, Мередит увидела, как его губы расплываются в лукавой улыбке.

– Итак, на чем мы остановились?

Мередит прижала ладонь к его груди и, опираясь на нее, встала.

– Мои тетушки или другие гости могут в любую минуту появиться и увидеть нас. Пожалуйста, давай вернемся назад.

В тот же миг Александр оказался словно повсюду. Обнял ладонью ее затылок, притягивая в новый поцелуй.

– Ты действительно этого хочешь… Вернуться назад?

– Нет.

Ее веки казались тяжелыми, и больше всего на свете Мередит стремилась прижаться ближе, отвечая на поцелуй, которого ей так хотелось. Вместо этого она высвободилась из его объятий, развернулась и зашагала к дому.

* * *

Когда последний гость покинул дом, в довольно поздний час, Мередит вместе с тетушками помахала на прощание у двери.

К счастью, Бет Августин, по всей видимости, не донесла собранию, что обнаружила Мередит и Александра обнимающимися на заднем дворе. По крайней мере, тетушкам хватило милосердия удержаться от нравоучений.

– Что ж, я отправляюсь искать свою подушку, – сообщила тетушка Виола, начав подниматься по лестнице.

– Подушка, вот еще! Я хочу в свою постель. Мои ноги весь месяц ужасно меня беспокоят. – Тетушка Летиция начала подниматься по ступенькам вслед за сестрой, но остановилась и оглянулась на Мередит. – Мы обсудим твой… прогресс с лордом Лэнсингом утром, хорошо?

Мередит посмотрела на своих тетушек снизу вверх и улыбнулась.

– Да, тетушки. Доброй ночи!

И какого же прогресса она достигла? Чем больше она испытывала и изучала распутника, тем больше, казалось, он получал над ней власти. И уж точно она не могла размышлять так же ясно, как в обычном своем состоянии. В конце концов, не далее чем час назад он превратил ее в желе двумя невероятными поцелуями.

Ах! Она должна перестать думать об этих поцелуях. Ей нужно отвлечься. Лучше всего – пересмотреть свои заметки. Мередит медленно подошла к столику в прихожей и потянулась за своей книгой, которую спрятала за вазой с весенними цветами. В конце концов, она, как и студент, изучающий любую науку, знала, как важны для правильной интерпретации результатов тщательность и непредвзятость, и надеялась добиться этого.

Пальцы Мередит скользнули по полированному столу, но ничего не нащупали.

Подхватив тяжелую вазу, она ощутила, как руки начинают мелко дрожать. К своему ужасу, Мередит не увидела на полированной поверхности столика ничего, кроме собственного испуганного отражения, смутного и дрожащего. Поставив вазу на место, она рухнула на колени и принялась шарить в тени под столом.

Ее там не было.

Книги, в которую она последние два года записывала все свои заметки, все свои эксперименты – все ее исследования повес Лондона, – не было!

Пусть вас не обманывают его безупречные накрахмаленные воротнички и перчатки. Мужчина, желающий танцевать с леди, на самом деле хочет соблазнить ее.

К восьми часам следующего утра Артур Чиллтон услышал весьма тревожные новости о мисс Мередит Мерриуэзер. Она нашла ему замену.

Он стоял за прилавком в «Фортнам и Мэсон», собираясь заплатить за мешок кофе. Покупку, которую он не хотел совершать.

Последние недели Артур заваривал каждую горсть зерен не менее шести раз, но этим утром в его чашке плескалось нечто и вовсе похожее на помои, совершенно лишенные нужного цвета и запаха. Пришла пора пополнить запасы.

Он пытался определиться с выбором между черными гладкими зернами, которые давали потрясающий аромат – а потому их можно было использовать дольше, – и зернами орехового цвета, которые могли продержаться не так долго, зато стоили на двадцать пенсов дешевле.

И в тот момент, когда он пришел к выводу, что выберет зерна орехового цвета, решив, что может пить более слабый кофе, потому что… Ну, в конце концов, двадцать пенсов это двадцать пенсов… Именно в этот момент в заведение вошла женщина с вьющимися волосами и в ярко-зеленой шляпе, украшенной перьями.

Разговор, немедленно привлекший его внимание, состоялся в тот миг, когда он передавал монету владельцу магазина.

– А я говорю вам, что миссис Августин была на музыкальном вечере у Фезертон. И она мне все рассказала. Она видела это собственными глазами, – рассказывала женщина в легкомысленной шляпке своей подруге, полноватой леди лет на десять старше ее. – Мисс Мерриуэзер, эта разбитная девчонка, каким-то образом – о, я не знаю как, и не спрашивайте, – сумела очаровать лорда Лэнсинга.

– Что? Это не может быть правдой. И двух лет не прошло, как ее репутация была практически уничтожена. – Пожилая женщина была явно удивлена или, по крайней мере, прекрасно это изображала. – Уж наверняка наследник графства мог найти себе пару получше. Он ведь представитель одного из самых старинных родов королевства.

– Как бы там ни было, у нее получилось. Ходят слухи, что она собиралась выйти замуж за какого-то торговца, но он отверг ее. Это был не первый раз, когда ее бросили, и, полагаю, она надеялась, что последний. Однако миссис Августин видела, как лорд и мисс Мерриуэзер обнимались на заднем дворе Фезертонов – во время музыкального вечера ее тетушек.

Этот разговор так расстроил Артура Чиллтона, что он подхватил холщовый мешочек с кофейными зернами и вышел из «Фортнам и Мэсон», совершенно забыв о двух пенсах положенной ему сдачи.

Как же такое возможно, недоумевал он по пути к Рассел-сквер, до которого было около десяти кварталов.

Да, правда, он действительно не общался с мисс Мерриуэзер после того случая в «Таттерсоллз», но он лишь хотел преподать ей достойный урок. Несомненно, она должна была это понять. Любая женщина, достойная стать его женой, не может вести себя столь возмутительным образом.

Он даже собирался вновь поговорить с ней в начале следующей недели, полагая, что период тишины был достаточен, учитывая обстоятельства.