– Я живу с очень домовитым террористом из ИРА, он американец…


Когда на обратном пути Джуно проходила мимо лысой девушки, та обратилась к ней:

– Простите, вы Джуно Гленн?

– Лучше бы я ею не была. В чем дело? – Джуно заметила, что книга открыта на той же странице.

– Тут приехали ваши друзья, они искали вас.

– Отлично, – Джуно приободрилась. Она подумала, что прибыла Триона со своей шайкой.

– Надеюсь, дальше будет интереснее, – Джуно кивнула на книгу.

Войдя в зал для выступлений, Джуно едва успела краем глаза заметить подружку своего брата, отходившую от барной стойки, как тут же была сметена, будто ураганом, порывом обращенной на нее энергии возбужденного Фрэнка.

– А я уж думал, ты сбежала. А теперь дыши глубже – у нас в зале VIP-персона. Не буду говорить, кто именно, чтоб ты не дергалась, – а то вы, девочки, сразу начинаете нервничать при знаменитостях. И помни, что я говорил: никаких тампаксов, никаких ругательств на сцене. Предоставь это мужчинам. У тебя все должно быть чистенько и красиво. Погоди минутку, – зазвонил мобильный, и Фрэнк вступил в разговор.

Прямо перед собой Джуно увидела Триону – она сидела за столиком слева от сцены. С ней пришла ее подруга Суши, а также Барфли и Хорс – закадычные друзья Шона. Барфли был крепкий, мускулистый и напористый, Хорс – высокий, долговязый и начисто лишенный как физической силы, так и агрессивности. Барфли знал о криминальных кругах больше, чем компьютер Главного полицейского управления, но при этом ни разу не сидел в тюрьме. Хорс отсидел три года за хранение героина с целью распространения. Они любили друг друга, как братья, почему – Джуно не понимала. Рядом с Трионой сидел еще один человек, разглядеть которого Джуно не удалось – его загораживала зеркальная колонна. На столике стоял целый лес бутылок «Будвара», а в центре – бутылка текилы. Джуно потягивала свое сладкое фруктовое пойло, и больше всего на свете хотела сейчас оказаться вместе с ними. Пит повернулся к ней:

– Ты знаешь, кто сегодня в зале? Пирс Фокс. – Он вытер пот с верхней губы. – Пришел, пока ты была в туалете.

Джуно застонала от удовольствия:

– Это твоя самая удачная шутка, Пит!

– Благодарю. Посмотри на столик у бара и убедись своими глазами.

Джуно впилась глазами в чем-то знакомую рыжеволосую фигуру мужчины за маленьким столиком у задней стены. Он приподнял бокал с вином и критически рассматривал его на просвет.

– И правда, он, – с трепетом признала Джуно. – Какого черта ему здесь понадобилось? Он же имеет дело с кинозвездами и супермоделями, а не с несчастными комиками.

– Я его пригласил, – небрежно бросил Гари. – Я послал ему десять минут девятого очень убедительное приглашение, ясно? Полагаю, он слышал о моих успехах – вот и разыскал.

Пирс Фокс был одним из самых выдающихся рекламных агентов современности. Недавно Джуно читала о нем большую статью в «Санди таймс», знала, как и все, огромное количество циркулировавших о нем слухов, например, как однажды к нему обращалась Мадонна; не далее как на прошлой неделе Джуно видела его фото в «Чирз!» – он чокался на премьере с Брюсом Уиллисом.

Каждый мечтал о том, чтобы его персону представлял Пирс Фокс. Он мог сделать имя кому угодно – старлетке, политику, писателю, фотомодели и тому, кто хотел быть известен просто своей известностью.

Джуно с благоговейным страхом уставилась на него, ломая голову над тем, что же привело его в этот паб. Это было все равно, что встретить Ивану Трамп в закусочной быстрого питания. Но времени на построение гипотез у нее практически не оставалось, потому что Боб со свойственной ему стремительностью уже взлетел на сцену и выдернул микрофон из стойки, словно это был зверь, готовый вцепиться ему в глотку.

– Добрый вечер, леди и джентльмены. Меня зовут Боб Уэрт, и я рад приветствовать вас на нашей программе «Машина смеха» в Тафнелл-парке, – на всякий случай он сделал секундную паузу – но аплодисментов не последовало, и он продолжал своей отрывистой скороговоркой, пародирующей кокни:

– Прежде чем я представлю вам первый номер нашей фантастической программы, позвольте мне задать вам один вопрос. Всего лишь один – не пугайтесь.

Пока Боб раскачивал публику, Джуно смеялась, судорожно курила и изо всех сил старалась не слушать его. Нужно придумать свою первую реплику. Потому что этот момент все ближе, он неотвратим, она знала по опыту. И надеялась, что выброс адреналина заставит работать ее мозг и слова, которые она сейчас безуспешно ищет, придут сами собой. Надо вот только первую фразу… Теперь ей было плевать на Гарри Фрэнкела. Что значит Фрэнкел, когда в зале сидит сам Пирс Фокс?

Она перевела взгляд и заметила, что Пирс Фокс смотрит в ее сторону. Взгляд его проницательных зеленых глаз, говоривших «меня не проведешь», будто хлестнул ее по лицу. «Черт возьми, я вас всех сделаю! Вот только поймаю первую фразу!» – пронеслось в голове у Джуно, и тут она услышала:

– …несмотря на это, она не бросила свою дневную работу.

«Господи, это обо мне. Мой выход!» – Широко раскрытыми глазами Джуно смотрела на сцену, которую Боб уже готовился покинуть. «Ни первой фразы. Ни единой мысли. Мой выход».

– Позвольте представить нашу великую – просто огромную – бесподобную Джуно Гленн!

Она как пуля пролетела мимо пустых столиков к сцене, понятия не имея, что она скажет через секунду. Сердце стучало, голова молчала. Пирс Фокс смотрит. Гарри Фрэнкел смотрит. У нее нет первой фразы. Ее платье вот-вот лопнет по швам. Пот льет изо всех пор. Тушь размазалась под глазами. Когда она взяла микрофон, ее ладони были липкими от пота.

– Привет и добрый вечер! На прошлой неделе у меня появился сосед по квартире, – произнесла она низким грудным голосом, каким предлагают секс по телефону. Она смотрела в глаза зрителям, словно была их закадычной подружкой и ей не терпелось поболтать с ними по душам. – Он из Нью-Йорка, и, естественно, не говорит по-английски. Будучи американцем, он изъясняется на трансатлантическом диалекте. Сегодня утром он попросил меня «эвакуировать из помещения биоразлагающиеся вещества, временно сосредоточенные в отсеке для сбора отходов жизнедеятельности». Естественно, я опорожнила помойное ведро, – она сделала паузу для пущего эффекта, – ему в трусы. Там еще оставалось место для бумаг и бутылок, но я экологически грамотна и сдаю их на повторную переработку.

Джуно окинула взглядом зал, оценивая первую реакцию. Публика была доброжелательной и отзывчивой, но пока не поймала ее волну. Обнимающаяся парочка пристально изучала глаза друг друга, словно два офтальмолога. Фрэнк снова кивал в свой телефон. Пирс Фокс нажимал на клавиши электронной записной книжки. Парни за передним столиком переговаривались между собой, показывая на ее ноги, которые оказались прямо у них под носом. Джуно вошла в азарт и сорвалась с привязи. Она заставит их забыть о своих делах, они будут только слушать, слушать ее и просить добавки.

– Все знают, как американцы обожают свои пистолеты. А ведь пистолет не что иное, как заместитель пениса, давайте посмотрим правде в глаза. И не потому ли американцы так обожают свои пистолеты, что уж они-то всегда действуют безотказно, если нужно уложить женщину на обе лопатки?

Сработало. Они среагировали. Они бросили ей спасательный круг, разразившись дружным громким смехом. Они никак не ожидали от этой симпатичной улыбчивой девчонки с ямочками на щеках ничего подобного. Она предложила им нечто совершенно неожиданное, и они вознаградили ее за храбрость.

– Вы только подумайте, сколько преимуществ у пистолета по сравнению с другим орудием, простите, оружием, – продолжала она с невозмутимым видом. – Он безотказен, он в любой момент готов к употреблению, для его перезарядки достаточно считанных секунд.

Гогот и возбуждение в зале усилились. Джуно бросила победный взгляд в сторону столика Трионы. Ей показалось, что на дерзком лице ее приятельницы написано замешательство, но тут из-за переднего столика раздался выкрик:

– Достань свои титьки!

Она ласково улыбнулась в ответ:

– Зачем? Разве вы еще не вышли из возраста грудного вскармливания? Как трогательно!

Вспышки восхищенного смеха в зале – это все, что требовалось, чтобы пришпорить ее.

– Мне кажется, правительство делает большую ошибку, накладывая запрет на ношение оружия. Скорее стоило бы запретить ношение пениса моему соседу по квартире. Кстати, они очень похожи друг на друга. Оба коротенькие и тупые, – очаровательно улыбаясь, она дождалась, когда смех затихнет. – Вы, наверное, спросите, откуда мне известны такие подробности. Все очень просто. Однажды он зашел в гостиную, когда я читала статью в «Космо» о том, как обольщать мужчин, – она понизила голос до интимного, сексуального мурлыканья. – Я взглянула на него и скомандовала: «Пожалуйста, сними бюстгальтер… чулки… и трусики…» – Последовала пауза удивления, готовая взорваться смехом: аудитория живо представила себе американца, срывающего с Джуно все перечисленное. Джуно спокойно закончила:

– После того, как он это исполнил, я сказала ему: «И больше никогда не разгуливай в моем нижнем белье!».

Взрыв смеха действительно последовал, да еще какой. Фрэнк размахивал руками, как регулировщик, жестами требуя, чтобы она сменила тему. Но куда там, Джуно не обращала на него внимания.

Она снова посмотрела на столик Трионы и увидела Барфли, у которого от смеха аж слезы выступили. Хотя он в течение многих лет был преданным поклонником Джуно, на него куда большее впечатление производила ее грудь, чем ее юмор, поэтому она привыкла к его более спокойной реакции на свои шутки. Реакция столь бурная была неожиданной и, по правде говоря, насторожила Джуно. Она перевела взгляд на Триону и была поражена выражением ледяного осуждения на ее лице.

За зеркальной колонной, почти не глядя на сцену, сидел Джей. Всем своим видом он показывал, что ничего не слышит и не видит, но желваки скул знакомо подергивались. Джуно вздрогнула и почувствовала, что микрофон скользит у нее из рук, словно жирная рыбина.

Смех тем временем затих. Она понимала, что не должна терять ни минуты. Залу нужно срочно бросить наживку, чтобы не упустить его. Пересохшим ртом она втянула в легкие шершавый шарик воздуха и безнадежным взглядом обвела аудиторию.

К ее ужасу, Пирс Фокс теперь сосредоточил все свое внимание на ее персоне и не сводил застывших глаз с ее горящего лица – ее словно обдало холодком ментола. Взглянув на него, она, как загипнотизированная, уже не могла отвести взгляда.

На самом деле молчание длилось несколько секунд, но Джуно показалось, что за это время она бы успела сварить яйцо вкрутую, порезать его тонкими ломтиками, выложить поверх блюда и украсить цветочками, выдавленными из тюбика майонеза. Пот струился у нее по вискам. Публика между тем начала ерзать в недоумении. Джуно поежилась. Кто-то кашлянул. Джуно тоже прокашлялась. Наконец она перевела взгляд с Пирса на Джея – тот перестал изучать носки собственных ботинок и смотрел прямо на нее, на лице полное отсутствие интереса.

Затем Джуно взглянула в зал, удивляясь, что, несмотря на затянувшуюся паузу, он все еще хранит ей верность, похрустывая чипсами, хотя, может статься, теперь народ ждет, что станет свидетелем ее позора.

Джуно снова прочистила горло. Она уже хотела поставить заезженную пластинку о «чокнутой ирландской бабушке» и выдавить из аудитории хоть каплю смеха, но тут на помощь ей пришли парни-свистуны:

– Ты дерьмо!

Джуно побледнела, но обрадовалась тому, что положен конец тишине, ставшей невыносимой.

– Прошу прощения, – она прибегла к стандартному ответу, припасенному у нее на такой случай. – Но если вы заглянете в учебник биологии для начальной школы, то обнаружите подлинный смысл вашего заявления, а именно: вы сейчас мне сообщили, что на восемьдесят процентов я состою из воды, на пять процентов из кальция и только на два процента из твердых шлаков.

Реакции не последовало. Эти недоучки потягивали пиво и скрипели стульями. С упавшим сердцем Джуно поняла, что потеряла их. Как проигравшего гладиатора, они приговорили ее к смерти и теперь ждут только кровавой развязки.

Она хотела что-то сказать, чтобы вернуть их расположение, сделать своими союзниками. Если бы она не забыла аккордеон, она бы спела. Да даже и без пения, ей не раз случалось выходить победителем из таких безнадежных ситуаций. Но сегодня было совсем другое дело, и Джуно это прекрасно понимала. Если бы она выступала со своей старой программой, вернуть аудиторию было бы гораздо проще: ее юмор был добрым, она всегда высмеивала только себя, поэтому зрители симпатизировали ей и в то же время чувствовали, что говорит она о каждом из них, об их жизни. Публика никогда не боялась ее. Сегодня же она попробовала другую тактику – решила добиться смеха, дразня, провоцируя и шокируя. По опыту она знала, что такая манера общения с залом требует жесткого, почти пулеметного ритма, безостановочного темпа и железных нервов. И ей бы все удалось, если б она не увидела в зале Джея…