Объявляя третий номер, Фрэнк понизил голос до интимного шепота:

– Леди и джентльмены! Множество женщин за мою долгую жизнь пытались выжать из меня слезу. Есть несколько женщин – их очень немного, поверьте, – которым удавалось меня рассмешить. Но на свете существует только одна-единственная женщина, которой под силу заставить меня и смеяться, и плакать одновременно. Именно ее я хочу пригласить сейчас на сцену! Уверяю вас, она будет звездой! Она пробуждает в нас и смех, и слезы, и любовь! Обольстительная мисс Джуно Гленн!

Джуно вышла на сцену, ее оглушил шквал приветственного свиста.

– Не понимаю, что она на себя натянула? – Эльза откинула с лица кудрявую завесу.

– Какая разница, выглядит-то она сексуально, разве нет? – Элли прижала руки к щекам и с обожанием смотрела на Джуно, которая как раз взяла в руки микрофон.

– Она будет работать в моем клубе, чего бы мне это ни стоило, – присвистнула Одетта.

За столиком Трионы Барфли расплескал пиво, а Джей глубоко вонзил зубы в свой большой палец.

– Она сегодня бесподобна, не правда ли? – отчетливо произнесла Суши. Барфли с Трионой в изумлении уставились на нее: это был самый длинный монолог, который им доводилось слышать из уст Суши.

Джуно обвела зал огромными, подведенными черной краской глазами. Потом мило улыбнулась и заговорила самым чарующим голосом:

– Добрый вечер! Пару недель назад у меня появился сосед. Американец.

Триона застонала, не осмеливаясь взглянуть на Джея. Какого черта Джуно опять затеяла?

Джуно продела пальцы в ремешки своего верного аккордеона и глазами стала искать Джея. Наконец она увидела его: он сидел, сгорбившись и прищурив желтые глаза. В большом кожаном пиджаке он выглядел как самый опасный и самый прекрасный в мире хулиган из Бронкса, который забрел в безобидный английский клуб.

Она секунду помедлила, глядя на друзей, которых заметила в зале, словно заряжаясь их поддержкой.

– Можете ли вы себе представить что-то более ужасное, чем жить под одной крышей с человеком, в которого ты с первого взгляда по уши влюбилась? – обратилась она к залу, заметив у бара Лидию, которая радостно рассмеялась, и Финлэя, который стоял рядом с ней, понимающе улыбаясь. – Ты проводишь часы напролет в ванной: впервые за последние два года отбеливаешь зубы специальной пастой. А потом не можешь выйти и радостно крикнуть: «Свободно!», потому что твои десны истекают кровью, как Арни, раненный в живот…

В ушах у Джуно звенело. Она чувствовала, что аудитория прониклась к ней симпатией. Несомненной симпатией. Она отважилась опять посмотреть на Джея. Он пристально изучал свои колени. Потом вдруг взглянул на нее, и каждая клеточка ее тела пришла в возбуждение. На миг она забыла весь текст своего выступления. Публика потеряла всякое значение для нее. На свете существовал только один человек, к которому она обращалась.

– Ты красишь губы и надеваешь вечернее платье, чтобы сидеть вместе с ним перед телевизором и смотреть «Лондонцев». Мусорное ведро ты идешь выносить на самых высоких своих шпильках. Ты приходишь домой в два часа ночи и решаешь его соблазнить. А потом готовишь ему жаркое из собачьих консервов… Сейчас я спою вам историю моей любви. Подпевайте – я думаю, мелодия вам знакома.

После первых же аккордов в зале одобрительно засвистели и захлопали: песню «Волшебная сказка Нью-Йорка» лет двадцать как знали и любили все. Первые два куплета были медленными и меланхоличными, затем мелодия набирала темп. Склоняясь к микрофону, Джуно молила Бога, чтобы у этой жизнерадостной и легкомысленно настроенной публики хватило терпения дослушать до мажорной части.

Я расскажу вам все как было —

Его я сразу полюбила.

Я расскажу вам все как есть:

Не пожелав ни встать, ни сесть,

В субботний день объятий мы не размыкали,

Пока не захотели есть.

О, ей-ей-ей! О, Джей, Джей, Джей!

Джуно пела своим чудесным глубоким голосом. Барфли так громко выразил одобрение, что несколько человек оглянулись на него.

Серые глаза Эльзы вылезли из орбит. Она обернулась к Одетте:

– Ты слыхала что-нибудь подобное?

Замерев возле бара с бутылкой «Ньюкасл Браун», Лулу взяла под руку Боба Уэрта и прошептала:

– Ты был абсолютно прав. Она станет знаменитостью.

Боб Уэрт взъерошил ее синие волосы и кивнул, с удовольствием слушая, как Джуно коверкает одну из любимейших его песен.

Я расскажу вам все как было —

Его я чуть не погубила,

Любовь я нашу отравила.

Всему виной собачий корм, которым полон был наш дом.

Он крикнул мне: «Ты сука, Гленн!»

А я в ответ: «Твой жалок член!»

О, ей-ей-ей! О, Джей, Джей, Джей!

Джуно пела куплет за куплетом. Слова ее песни, то грустные, то смешные, то непристойные, перемежались припевом, который подхватывал весь зал. Это была идеальная клубная песня, словно специально предназначенная для такой вот аудитории, которая состояла из подвыпивших людей, сидевших близко друг к другу за столиками.

Пирс Фокс в сторонке за своим столиком потягивал красное вино. Его передергивало от отвращения – причиной тому были как вино, так и Джуно Гленн, поющая под аккомпанемент музыкального инструмента, которому место только в маленькой вонючей таверне с усыпанным опилками полом, где-нибудь в Килбурне. Он с грустью подумал, что на этот раз промахнулся: увы, Джуно Гленн совсем не попадает в струю и не вписывается в его будущую труппу.

А Джуно продолжала петь, все более непринужденно и естественно разворачивая свою невероятную историю. Ее голос звучал тем нежней и мелодичней, чем более жуткой и отвратительной казалась Фоксу ее песня. Он стал сомневаться в здравости ее рассудка. Из каких источников она почерпнула сюжет для своей песни? В любом случае ее воспитание внушает большие подозрения. В песни рассказывалась какая-то дикая и абсолютно неправдоподобная история про двух соседей по квартире, которые влюбились друг в друга. При этом героиня с маниакальной одержимостью совершала один нелогичный поступок за другим: вызвала у героя тяжелое пищевое отравление с расстройством желудка, вообразила, что он ирландский террорист, сделала вид, что прячет у себя в спальне бывшего любовника. Джуно Гленн – ненормальная, это ясно как божий день. Талантливая, но ненормальная.

Публика в очередной раз подхватила припев. Пирс Фокс аккуратно поставил бокал на стол и внимательно оглядел зал. Ничего не ускользнуло от его оценивающего взгляда: ни хохот, ни самозабвенно внимающие лица, ни слезы на глазах, ни руки на животах у зрителей. Всего удивительней для него было то, что больное воображение Джуно не вызывало у зрителей никакого протеста. Напротив, они были в полном восторге. Пирс прислушивался к восхищенным крикам и раскатам смеха в зале. Пожалуй, в этой ненормальной девице заключен определенный потенциал. С ней стоит поработать. Конечно, не в качестве участницы ансамбля, а индивидуально. Она обладает оригинальной манерой, восприимчивостью и быстротой реакции, умением подметить смешное в банальном. Глядя на ее невысокую, по-рубенсовски живописную фигурку, Пирс Фокс принял решение и даже засмеялся, заранее предчувствуя его безошибочность. Пирс Фокс не имел привычки ошибаться.

Песня между тем подходила к концу. Это был кич, странный, ни на что не похожий, но он зажег публику. Только один человек в зале знал, что каждое слово в этой песне – чистая правда. Несколько человек допускали, что это может быть правдой. Все остальные просто подпали под очарование этой сумасбродной, не щадившей себя пухленькой блондинки с необузданной фантазией.

И сердце, истекая кровью,

как гладиатор в Древнем Риме,

Моей любви выстукивает имя:

О, Джей, Джей, Джей! О, ей-ей-ей!

Джуно закончила петь. Она без утайки рассказала историю своей короткой любви, от начала и до конца. Не умолчала она и о том, как хочет снова завтракать с ним в Белсайз-парке, видеть его улыбку, касаться его руки. Эта публичная исповедь принесла ей огромное облегчение, но она была предназначена только для одного человека в зале, и Джуно даже не заметила, какое впечатление ее песня произвела на публику.

– Благодарю вас. С вами была я, Джуно Гленн. Со мной были вы – мои зрители. Давайте чаще встречаться. До свидания!

Еще ни разу в жизни Джуно не покидала сцену не просто под гром аплодисментов, но и под барабанную дробь, отбиваемую бутылками по столикам. Спускаясь с легендарных губ «Ха-Ха», Джуно рискнула оглянуться на Джея. Она впервые в жизни видела, как он хохочет: по-настоящему хохочет, до колик, до изнеможения. Его желтые глаза сияли, подобно топазам в сполохах огня.

Фрэнк Гроган, который шел ей навстречу, тоже был в прекрасном настроении. Поравнявшись с Джуно, он широко улыбнулся, открыв желтые никотиновые зубы, и чмокнул ее в щеку.

– Смертоубийственно – но божественно! – хохотнул он, взяв в руки микрофон.

Джуно вышла в фойе через дверь за сценой. Она прислушалась к голосу Фрэнка, который объявлял следующий номер, и тут резко раскрылись тяжелые стеклянные двери зала, выпустив, вместе с волной горячего воздуха, шума и сигаретного дыма, Джея. Медленно-медленно Джуно протянула ему руку, он улыбнулся и взял ее, крепко сжав.

– Значит ли это, что каждый раз после того, как мы вместе примем ванну, ты будешь сочинять песню? – хрипловатый голос дрогнул.

Джуно опустила голову и разжала пальцы, поняв, что он шокирован ее откровенным и бесстыдным описанием их недолгих отношений. Но он сжал ее пальцы еще крепче.

– Думаю, что смогу это выдержать.

– Но сможешь ли ты выдержать меня? – пристально изучая рисунок на ковре, она не поднимала глаз, пока они не наполнились слезами от напряжения.

– Если честно, я ни дня не смогу выдержать без тебя.

Она подняла глаза. Потом подбородок. Потом губы. Потом поднялась на цыпочки.

Вот он, этот поцелуй! Больше нет пульса, нет дыхания, нет мыслей, нет времени, нет пространства. Как долго она ждала этого поцелуя! Как ждешь встречи со старым другом.

Опять хлопнули двери, кто-то вышел из зала, но они не шелохнулись. Послышались шаги, но они продолжали целоваться. Рядом раздался голос: «На минуточку можно, Джуно?», но они только плотнее закрыли глаза и еще плотнее прижались друг к другу: от губ до груди, от груди до живота, от живота до коленей, от коленей до кончиков пальцев – они словно пытались разрушить границу между их телами в надежде, что так же рухнет барьер между их душами.

Наконец они оторвались друг от друга. Пирс Фокс переминался с ноги на ногу.

– На минуточку, Джуно, – он улыбнулся своей бесстрастной улыбкой. – Я пропустил номер, чтобы поговорить с вами, – посетовал Пирс, не оставляя, однако, их в покое. – У меня есть одна идея, Джуно. Я думаю, мы могли бы…

– Позвоните мне, – на ходу бросила ему Джуно. Они с Джеем вышли из «Ха-Ха Хауса», поймали такси и целовались всю дорогу до Белсайз-парка.


Они болтали без умолку. К полуночи горло у Джуно саднило, хотя она говорила гораздо меньше, чем Джей. Они сидели рядом на диване в гостиной, освещенной лишь светом, падавшим из аквариума Убо, и Джуно чувствовала себя уютно и безопасно, как ребенок в волшебной пещере.

– Я ведь решил, что ты вернулась к своему бывшему, – Джей сжимал ее лицо в своих ладонях. – Я подумал, что ты переспала со мной просто для того, чтобы поквитаться с ним. А что еще я мог подумать? Он без конца звонит сюда. Триона, Шон и твои друзья все время вспоминают о нем. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он большая личность и играет в твоей жизни большую роль. Когда он остался у тебя на ночь в прошлую пятницу, я боялся, что ворвусь к тебе в спальню, набью ему морду и вышвырну к чертовой матери, представляешь?

– Да не было его в моей спальне! Там вообще никого не было! Я притворялась, чтобы заставить тебя ревновать. Я ужасная дура, прости меня.

– Я чуть с ума не сошел от ревности! – рассмеялся он. – В тот вечер ты выглядела просто невыносимо шикарно: и все ради другого! Ради парня, который обращался с тобой как последнее дерьмо! Она опустила голову.

– Не ради другого, а ради тебя. Это все было ради тебя. Я вообразила, что ты назначил мне свидание по факсу. Когда вместо тебя я увидела Джона, я хотела просто убежать. А потом я решила произвести на тебя впечатление и показать, что я кому-то нужна.

– Это был жуткий уикенд – я чуть с ума не сошел, – он потряс головой. – Потом ты не пришла в субботу ночевать, и я понял, что обманывал сам себя, когда думал, что смогу жить рядом с тобой и не обращать на тебя внимания. Я не знал, как мне объясниться с тобой. А потом я познакомился с твоими родителями, и для меня это тоже было хорошей встряской. Они такие удивительные, открытые, добрые – совсем как ты в тот наш первый день. До того как я начал нападать на тебя, чтобы утаить свое прошлое. А потом ты мне вдруг сказала, что хочешь быть мне просто другом. Вот ужас-то!