Розалинда закрыла глаза, признавая свое поражение. Селия прикусила губу, чтобы скрыть ликование.

– Дорогая моя, – снова попыталась герцогиня. – Ты действительно уверена? Это замужество. Это на всю жизнь, Селия.

– Знаю, мама. Я уверена.

Мать долго тревожно смотрела на нее. Затем грустно улыбнулась.

– Тогда я займусь приготовлениями.

Селия обняла ее.

– Спасибо, мама!

Розалинда тоже крепко обняла дочь, глубоко вздохнула и сильно сжала губы, словно пытаясь удержаться от дальнейших возражений.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. – Ее голос дрожал.

Селия кивнула.

– Я буду счастлива.

Довольно скованно герцогиня вышла из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, Селия повернулась к брату.

– Спасибо, Дэвид.

Он откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки.

– Если Гамильтон переступит черту, я изобью его до бессознательного состояния.

Селия мгновенно разозлилась.

– Ты только что сказал, что он порядочный человек!

– Порядочный, – согласился Дэвид. – В основном. Но я знаю о нем такое, о чем ты и не подозреваешь!

– Думаю, он тоже знает о тебе многое, что ты предпочел бы не выставлять на всеобщее обозрение. – Селия улыбнулась, заметив, как брат нахмурился. – И если ты станешь вмешиваться в мою семейную жизнь, я все разузнаю и расскажу Вивиан.

– Вивиан мне доверяет!

– А я доверяю Энтони. Значит, нам с тобой совершенно не о чем беспокоиться, правда? – Дэвид уставился в потолок. Селия понизила голос и подошла к нему ближе. – В конце концов, мне известно, как он все время выигрывает в карты. Осмелюсь заметить, что ты об этом ничего не знаешь.

Во взгляде Дэвида читался интерес.

– О! Как?

– Энтони не жульничает, он талантлив. – Она драматично вздохнула, заметив, что брат опять помрачнел. – А ты, увы, нет.

– Что ж, это уже неважно. Я почти перестал играть в карты. – Дэвид направился к двери, но вдруг резко повернулся. – А научиться этому можно?

– Нет, не думаю.

– Хм. Я много лет размышлял об этом, – пробормотал он. – Это ненормально.

Селия только широко улыбнулась.

– Спасибо, что убедил маму, Дэвид.

Он вздохнул и обнял сестру.

– Это самое малое, что я мог сделать, – сказал Дэвид, – раз уж твой нареченный как раз сейчас проходит допрос у Эксетера. Не очень-то порядочно заставить парня сначала пройти через это, а потом позволить Розалинде добить его.

Селия ахнула.

– Маркус бы ни за что…

Дэвид, захохотав, перешагнул порог.

– О, Маркус еще как!


Энтони никогда в жизни так сильно не радовался тому, что у него прекрасная память, как этим утром, когда герцог Эксетер задавал вопрос за вопросом. Он из кожи вон лез, чтобы герцог не запретил ему жениться на Селии. Она, конечно, вдова, но еще Селия младшая сестра Эксетера, а герцог славится тем, что защищает и оберегает свою семью. Гамильтон ни за что не хотел бы испортить все своей глупостью или легкомыслием. Поэтому он не заботился об оказании должного почтения Эксетеру, что и есть глупость и чрезвычайное легкомыслие.

Герцог его ждал. Селия уже поделилась с ним новостью. Энтони пытался приметить хоть какой-нибудь знак или намек на то, что Эксетер ей ответил, но ничего не уловил. У этого человека каменное выражение лица. Гамильтон бессознательно нацепил собственную маску и приготовился.

Герцог знал о нем больше, чем мог предположить Энтони. Его вопросы касались тех областей жизни, которые Гамильтон всегда считал надежно скрытыми от чужих глаз. Но такова была цена женитьбы на Селии, и Энтони отвечал с бесстрашной откровенностью. Время от времени Эксетер едва заметно наклонял голову, что было единственным проявлением ободрения с его стороны.

И когда Гамильтон предположил, что уже поделился всеми мельчайшими подробностями своей жизни, которые только мог вспомнить, в дверь постучали, и она распахнулась.

– Что здесь происходит? – требовательно спросила Селия, запыхавшаяся и раскрасневшаяся.

Эксетер встал, Энтони тоже.

– Мы знакомимся, раз уж будем одной семьей.

Она вопросительно посмотрела на Энтони. Тот коротко, обнадеживающе кивнул. Селия просияла.

– Так ты не… ты не стал…

Герцог улыбнулся и вышел из-за стола.

– Ты лепечешь что-то невнятное, Селия. – Она покраснела. – Желаю вам обоим много счастья.

– Спасибо, Маркус. – Селия приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Дэвид сказал, ты устраиваешь допрос.

Герцог улыбнулся, его взгляд стал веселым.

– Вовсе нет. Все было очень сердечно.

Энтони подумал, что лучше ему никогда не нарываться на недружелюбие Эксетера, если происходящее считается сердечным общением. Но в этот момент Селия повернулась к нему, вся сияя.

– Значит, все решено?

Энтони не удержался и заулыбался, как последний дурак.

– Думаю, да. – Герцог не возразил ни словом, и Энтони заулыбался еще шире. – Да, – более уверенно повторил он.

Селия снова просияла.

– Я пойду скажу маме. Спасибо, Маркус. Ты же знаешь, твое одобрение ее утешит.

Он лишь засмеялся, но Селия уже торопливо направлялась к двери. Эксетер склонил голову набок, глядя сестре вслед.

– Я много лет не видел ее такой счастливой. Может быть, никогда.

– Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы сберечь ее счастье, – серьезно ответил Гамильтон.

Герцог посмотрел на него и неожиданно широко, открыто улыбнулся.

– О, в этом нет никакой необходимости, я не собираюсь отрывать тебе голову. С этой минуты ты держишь ответ перед Селией, а не передо мной.

– А… ну да. – Энтони еще не забыл, как быстро Дэвид, вроде бы его друг, бросился на него с кулаками. – Конечно.

Эксетер покачал головой.

– Дэвид думает точно так же. Идем, нас ждет ланч.

Глава 24

Герцог объявил о помолвке этим же вечером во время обеда. Дэвид первый встал и предложил тост за новую чету. Перси тут же его поддержал. Все быстро подняли бокалы, словно некоторое время ожидали чего-то подобного и обрадовались, что об этом сказали в открытую. Определенным образом это объявление разрядило обстановку, установился привычный порядок вещей, а про небольшой инцидент в библиотеке все благополучно забыли. После того как леди удалились, беседа стала более непринужденной, чем в последние дни, и Энтони, принимая поздравления, впервые в жизни почувствовал себя легко и свободно.

Его поздравили все, кроме Неда. Тот выпил больше портвейна, чем остальные, но разговаривал меньше всех. Гамильтон вспомнил их диалог у ручья. Интересно, насколько сильно Нед сам рассчитывал жениться на Селии? Энтони ни разу не замечал, чтобы она как-то выделяла Неда или оказывала ему предпочтение, но может быть, тот воспринимал происходящее по-другому? Конечно, окажись сейчас на его месте Чилдресс, принимающий поздравления по поводу помолвки с Селией… Да, пожалуй, в этом случае Гамильтону не хватило бы одной бутылки портвейна.

– Отлично, парень, молодец! – хлопнул его по спине Уорфилд, когда джентльмены встали, чтобы присоединиться к дамам в гостиной, и им выдалась минутка для беседы наедине. – Да и леди выглядит счастливой, как и положено невесте.

Энтони улыбнулся.

– Надеюсь, и дальше так будет.

Граф засмеялся.

– Не сомневаюсь! Ты еще никогда не терпел неудач. Должен заметить, это чертовски здорово. Желаю тебе и твоей жене прожить долгую счастливую жизнь.

Гамильтон благодарно кивнул и снова заметил Неда, который наблюдал за ним с каменным выражением лица. А когда Энтони поймал его взгляд, тот повернулся и вышел из комнаты. Улыбка Гамильтона увяла.

Уорфилд обратил на это внимание и нахмурился.

– Похоже, он немного разочарован.

– Да.

– Ну ничего, переживет. Очевидно же, что он не тронул ее сердце, и его разочарование относится скорее к вашей помолвке, чем к самой леди.

– Конечно, – пробормотал Энтони.

– Ну что, идем к дамам? – спросил граф, сверкая глазами. – Мне нравится, как она начинает сиять, когда ты входишь в комнату. – Гамильтон вопросительно посмотрел на него, и Уорфилд добродушно засмеялся. – О боже, парень, только глянь на свое лицо! Да это чистая правда. Ты бы и сам заметил, если бы не был так занят, глядя на нее, как голодный пес на мясную косточку.

– Уличная шавка и кость, – сухо произнес Энтони. – Ты нам обоим польстил. Пожалуй, я с радостью с тобой распрощаюсь и найду себе общество поинтереснее.

– Давай, парень. – Граф еще раз хлопнул его по плечу, и они пошли следом за остальными джентльменами.

Этим вечером Гамильтон почувствовал себя почти частью семьи. Веселая игра в шарады то и дело вызывала у собравшихся приступы смеха. Особенно когда миссис Перси назвала своего мужа слоном, который пытался изобразить римского генерала, а он, в свою очередь, назвал ее смерчем, когда она изображала трех мойр. Селия сидела на софе рядом с Энтони, и он время от времени прикасался к ее руке, от чего щеки Селии розовели. А когда вечер закончился, они поднялись по лестнице медленнее остальных и в коридоре оказались одни.

– Спокойной ночи, милая, – прошептал Энтони, когда они стояли рядом с дверью в ее комнату, и привлек Селию к себе.

– И тебе. – Она подняла на него глаза. На ее губах играла мечтательная улыбка. Он поцеловал Селию сначала легко, затем сильнее, так, что она, задыхаясь, вцепилась в него, а ему пришлось упереться рукой в стену. – Приходи ко мне попозже, – прошептала Селия, тяжело дыша. Ее глаза сияли.

Энтони прикоснулся к нижней губе.

– Нет. – И снова поцеловал ее.

– Почему нет? – Она прижалась к нему, затем провела пальцами по затылку.

Он тихонько засмеялся и погладил ее по спине. Селия сразу же выгнулась, прижимаясь к нему грудью.

– Мы с тобой подождем, – пробормотал Энтони ей на ушко, все еще поглаживая спину. – До первой брачной ночи. И тогда я страстно овладею тобой. Это затянется на всю ночь, и ты не сможешь толком ни дышать, ни говорить. А сейчас тебе лучше отдохнуть, моя красавица.

– А что ты будешь делать со мной? – Голос Селии звучал хрипло от вожделения.

Энтони снова засмеялся, еще тише, и она задрожала. Они стояли в коридоре, где кто угодно мог пройти мимо и увидеть их, слившихся в единое целое, но Селию это ничуть не беспокоило.

– Я привяжу тебя к кровати, – послышался низкий, искушающий голос над ушком. От его жаркого дыхания по спине пробежали мурашки.

– В этом не будет необходимости, – заверила она. Ее колени уже подгибались.

– Но я хочу. – Энтони легонько скользнул губами по лихорадочно бьющейся жилке под подбородком, и Селия невольно застонала. – Хочу попробовать на вкус каждый твой дюйм, со всех сторон, под каждым углом. Хочу заставить тебя рыдать от вожделения, а потом удовлетворить так, что ты даже не сможешь просить повторить.

Селия застонала громче.

– Так зачем ждать?

Энтони еще раз поцеловал ее в шею и отпустил.

– Потому что как раз вчера ночью я поклялся, что больше никогда не буду заниматься любовью ни с кем, кроме своей жены.

Сердце Селии затрепетало. Как романтично, шепнул тоненький голосок у нее в голове, но его мгновенно заглушили требования плоти.

– Но я и есть твоя жена, – попыталась возразить она, расстегивая его сюртук.

– Еще нет. – Его улыбка была такой многообещающей, и Селия сглотнула. Она молча кивнула в знак согласия и отпустила Энтони. Он открыл ей дверь, проследил, как она вошла внутрь, и закрыл дверь. Селия прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. Сколько времени осталось до свадьбы? Две недели. Она прижала ладонь к пылающему лицу. Внезапно этот срок показался целой вечностью.

Но его клятва… Селия закрыла глаза и улыбнулась. Ей очень понравилась эта клятва.


Следующая неделя прошла достаточно безмятежно. Хотя всем гостям предложили задержаться до свадьбы, многим пришлось уехать. Вскоре в Эйнсли-Парке остались только чета Перси, Уорфилд и Нед. Честно говоря, Энтони предпочел бы, чтобы и он уехал. Нед в основном сидел в своих комнатах, избегал Гамильтона, а когда они оказывались вместе, держался холодно и отстраненно. Энтони уловил намек и, в свою очередь, тоже игнорировал Неда.

Теперь, когда дом почти опустел, у Гамильтона появилось больше возможностей провести часок-другой наедине с Селией. Энтони обожал удивлять ее. Любил наблюдать, как широко раскрываются ее глаза, когда он шепчет на ухо что-нибудь неприличное. Ему нравилась ее улыбка, сопровождавшаяся румянцем, даже если Селии не приходились по душе его предложения. Ему льстило, что она позволяет эти вольности, хотя они и слегка шокировали ее. Энтони обожал в ней все.

И хотя он придерживался своей клятвы не ложиться пока в постель с Селией, Энтони не считал необходимым лишать их обоих других маленьких удовольствий во время уединения. Но, конечно, это две большие разницы. И по утрам, как можно раньше, он ездил верхом, чтобы хоть немного остыть и умерить свой голод по ней.