– Селия будет сломлена. Я не вынесу ее горя!

– Да говорю вам, это не может оказаться правдой. – Сочувствие и озабоченность графа могли ослабить ее возмущение и обнажить отчаяние. Розалинда крепко сжала зубы, когда он подошел ближе. – Если это правда, я возьму кнут и лично выпорю парня, – продолжил Уорфилд. – Если это правда, я больше ни слова не скажу в его защиту. Сможете обвинять Гамильтона бесконечно, вышвырнуть его из дома, навсегда забыть о знакомстве с ним, я возражать не стану. Но ради дочери вы должны подождать, чтобы действительно убедиться в его виновности.

Герцогиня смогла только покачать головой.

– Селия, – сказала она. Ее голос начал дрожать. – Она в него верит…

Граф взял ее за руку. Немного посопротивлявшись, Розалинда позволила ему подвести себя к дивану. Она упала на диван, Уорфилд сел рядом.

– Все пошло не так, как я рассчитывала, – в отчаянии произнесла герцогиня. – Я надеялась, что этот загородный прием взбодрит Селию – она была такой подавленной и молчаливой. Тихой, как призрак, и почти такой же бледной. Я боялась за ее жизнь – она впала в такую хандру. И я вовсе не ожидала, что за этот месяц дочь в кого-нибудь влюбится, во всяком случае, не таким шокирующим образом и не с таким скандальным результатом. Я так скучала по своей дочери, лорд Уорфилд, и всего лишь хотела снова увидеть ее счастливой.

– Конечно. – Он обеими руками взял ее ладонь. – Как любая мать.

– Но я смогу порадоваться за нее, только если удостоверюсь, что мистер Гамильтон будет оберегать ее сердце и вообще достоин ее любви. Но не могу избавиться от страха, что он окончательно разобьет ее сердце. Что мне делать?

– Не знаю, – признался Уорфилд, ласково поглаживая ее руку. Розалинда подумала, что нужно выдернуть ладонь, но это так успокаивало. Она устала беспокоиться. Она совсем не радовалась доказательствам двуличности мистера Гамильтона, ее от них тошнило. Герцогиня подозревала, что он соблазнил Селию, воспользовавшись ее одиночеством и горем, но даже подумать не могла о том, что случится сегодня. Ужас от предательства, отразившийся на лице Селии, отпечатался в сердце матери. И Розалинда закрыла глаза, позволяя Уорфилду себя утешить.

В дверь постучались. Граф отпустил ее руку, и герцогиня положила ее на колени. Возникло ощущение пустоты, которое привело ее в замешательство. У него такие большие, сильные, теплые ладони, и прошло так много времени с тех пор, как мужчина держал ее за руку. Розалинда отвернулась, а граф пошел открывать дверь.

Стучался Дэвид. Он в нескольких словах тихонько объяснил, что случилось, и пригласил Уорфилда отправиться с ними на поиски пропавшего Гамильтона. Граф с очень мрачным видом кивнул. Только теперь Дэвид заметил герцогиню и замолчал, наверняка удивившись тому, что она оказалась в покоях лорда Уорфилда. Розалинда молча кивнула своему пасынку, и он вышел, не сказав ей ни слова. Граф закрыл за ним дверь и повернулся к герцогине.

– Мы едем его искать. – Розалинда снова кивнула. Следовало уйти, но почему-то она не сдвинулась с места. Уорфилд подошел к ней и опустился на колени. – Энтони все объяснит, всю эту неразбериху, иначе никогда больше не замарает своим присутствием порог вашего дома, – добавил граф, и его голос стал суровее. – Даю вам слово.

В этот момент Розалинда почувствовала, что охватившее ее напряжение ослабевает. Так и будет, поняла она. Было чудесно почувствовать себя уверенной хотя бы в чем-то. Герцогиня невольно протянула руку и сжала его ладонь.

– Спасибо, сэр.

Уорфилд несколько секунд смотрел на их соединенные руки со странным выражением на лице, а затем пробормотал:

– Конечно, – потом поднес ее руку к губам, легонько поцеловал костяшки пальцев и на мгновение прижался к ним щекой.

Это было невероятно нежно. Розалинда от изумления чуть приоткрыла рот. Граф тут же выпустил ее руку и, избегая ее взгляда, встал.

– Я должен переодеться, – сказал он. – Мы с Ризом через полчаса встречаемся на конюшне, оттуда и поедем.

– Да. – Герцогиня откашлялась. – Спасибо вам.

Уорфилд кивнул, уставившись в пол. Неужели его шея покраснела? Розалинда подошла к двери и, закрывая ее за собой, услышала, как он кричит на лакея.

В коридоре она остановилась. Грубый, некультурный шотландец. Герцогиня бессознательно потерла большим пальцем то место на руке, к которому Уорфилд прижался щекой. Разумеется, это совершенно исключено, но… Стиснув ладони, она направилась в свои комнаты.

Энтони не знал, сколько времени ему потребовалось, чтобы добраться до дома, но солнце уже перевалило за высшую точку, когда он завел Гестию на конюшню Эйнсли. Теперь, когда большинство гостей разъехались, на конюшне стало пусто и тихо, поэтому Энтони сам завел лошадь в денник, расседлал и, отправив мальчика за мистером Бичемом, внимательно осмотрел рану.

Пуля глубоко рассекла бок Гестии, но Энтони обрадовался, увидев, что в ране ее нет. Пришел мистер Бичем, и Гамильтон рассказал о произошедшем. Глаза конюха расширились, он сжал губы и, не говоря ничего лишнего, принялся промывать рану.

– С ней все будет хорошо, – заверил конюх, когда они закончили обрабатывать рану. – Шрам, конечно, останется, но уж лучше у лошади, чем у вас, сэр.

Энтони посмотрел на лошадь. Та неподвижно стояла в деннике, от изнеможения закрыв глаза; слишком тяжелое испытание выпало на ее долю.

– Да. Небольшое утешение, но уж какое есть. Футом ниже, Гестия бы упала и умерла.

Мистер Бичем кивнул.

– А футом выше, и погибли бы вы, сэр. – Он прищурился, глядя на шляпу Гамильтона. – Лучше лошадь, чем человек.

Энтони снял шляпу и сразу заметил то, что привлекло внимание мистера Бичема. Дыра прямо над полями, причем сквозная. Он просунул в нее палец – чистая и аккуратная с обеих сторон. Значит, стреляли совсем с близкого расстояния. И если только на его плече не сидел фазан, которого он совершенно случайно не заметил, значит, этот выстрел предназначался ему, да и все остальные тоже.

По спине пробежали мурашки, Гамильтон с трудом поборол порыв осмотреться по сторонам, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за ним. Кто-то пытался его убить. Но кто? И почему?

Он оставил мистера Бичема наблюдать за Гестией и, напряженный до предела, быстрым шагом направился в дом. Взгляд метался по сторонам в поисках малейшего движения. Энтони выдохнул, только оказавшись в безопасности, в особняке, но плечи все равно не расслабились. Не имея ни малейшего представления о том, кто стоит за покушением, он не знал, как быть дальше. Разумеется, нужно рассказать герцогу. Всем необходимо соблюдать осторожность до тех пор, пока не выяснится, кто в него стрелял и зачем. Это мог быть браконьер, который подстрелил бы любого оказавшегося там человека. Четыре выстрела означают, либо стрелявший был не один, либо он перезаряжал пистолет. Ни то ни другое уверенности не вселяло.

На Дэвида Риза, одетого для верховой езды, Гамильтон наткнулся в холле и не мог не отметить, что у того в руках два пистолета. Увидев его, Дэвид остановился как вкопанный.

– Гамильтон! – воскликнул он, то ли с облегчением, то ли с опаской. – Вот ты где.

– Да. – Энтони тоже остановился. – Я здесь. Я кому-то понадобился?

Дэвид подошел чуть ближе, всматриваясь в него очень внимательно.

– Пожалуй, можно и так сказать. Где ты был?

Повинуясь давней привычке, Гамильтон, услышав вопрос, тут же замкнулся.

– Ездил верхом.

– Где?

– По имению.

– Долгая прогулка, – заметил Дэвид. Энтони только кивнул в ответ. Да что здесь вообще происходит? – Запланированная?

– В общем-то нет. – Риз прищурился. – Так кому я понадобился? Селии?

Дэвид ответил не сразу.

– Возможно. А может быть, и нет. Сначала мне хотелось бы самому с тобой потолковать.

– А. Не обижайся, но я предпочту сначала увидеться с ней.

– На твоем месте я бы не был в этом так уверен, – пробормотал Дэвид. – К тебе посетитель. С утра.

– Правда? – Энтони очень хотелось, чтобы друг выложил, наконец, то, что вынуждает его вести себя так загадочно и поджимать губы.

– Правда. – Дэвид буквально пронзал его взглядом. – Твоя жена.

Энтони не понял и нахмурился. Селия ему еще не жена, и Риз уже сообщил, что она хотела его видеть. О чем он тогда?

– Не моя сестра, – произнес Дэвид ледяным тоном. – Твоя первая жена. И ее сын.

Гамильтона охватило странное ощущение нереальности происходящего.

– Моя жена, – повторил он безжизненным голосом.

– И сын, – добавил Риз.

У него нет ни жены, ни сына. Но если сюда пришли женщина и ребенок и заявили, что они… и Дэвид поверил им…

– Где Селия? – снова спросил Энтони.

– В библиотеке. Может быть, она согласится с тобой увидеться, может, нет.

Гамильтон молча кивнул. Риз нахмурился.

– Тебе нечего сказать в свое оправдание?

– Нет, – пробормотал Энтони, пытаясь сообразить. Кто, черт побери, это может быть? А Селия знает? Она поверила? – Где?..

– В малой гостиной. Ну давай же, приятель, объяснись! – сказал Дэвид. – Никто не хочет в это верить, но если ты даже не отрицаешь…

– Прошу прощения. – Гамильтон рассеянно протянул Дэвиду свою испорченную шляпу и направился в сторону малой гостиной, не обращая внимания на удивленные возгласы друга за спиной. Неужели в него стреляли, чтобы не дать возможности вернуться и опровергнуть слова этой женщины? Неужели за покушением стоит она? Или ему просто выдался потрясающе неудачный день?

На пороге маленькой гостиной Энтони помедлил. Кто ждет его по ту сторону двери? Гамильтон неторопливо вошел в комнату. Женщина склонилась над маленьким мальчиком, вытирая ему лицо салфеткой с подноса, но, услышав, что дверь открылась, она выпрямилась и повернулась к вошедшему. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

– Фанни, – произнес он каким-то чужим, отстраненным голосом.

Она присела в реверансе.

– Энтони.

Гамильтон не видел ее по меньшей мере два года, с тех пор как вернулся из Корнуолла. Одно время они переписывались, но он ничего не получал от нее после того, как Фанни вышла замуж и вскоре после свадьбы переехала в Йоркшир. Она почти не изменилась, но время, конечно, наложило свой отпечаток. В темных волосах теперь заметна была седина, вокруг губ и глаз появились тоненькие морщинки.

Было очень неожиданно снова ее увидеть.

Энтони показал на два кресла. Она села в одно, он – в другое.

– Какой сюрприз – снова с тобой увидеться.

На ее щеках показался румянец.

– Правда?

– Огромный сюрприз. Я думал, ты счастливо живешь в Йоркшире.

Фанни отбросила все притворство и перестала улыбаться.

– Нет. Точнее, жила до недавнего времени.

К ней подошел малыш, смотревший на Энтони с любопытством и настороженностью. Она притянула его к себе и пригладила кудряшки.

– Красивый мальчик, – сказал Гамильтон.

Она ласково улыбнулась сыну.

– Спасибо. – И посмотрела на Энтони. – Прости. Кажется, я дала понять герцогу, что он твой.

– Да, похоже, у них сложилось именно такое впечатление, – сухо отозвался Гамильтон.

Фанни вспыхнула.

– Мне жаль. Но, Энтони, у меня нет выбора. Я в ужасном положении.

– Да ну? – Он совсем не испытывал к ней сострадания и думал только о том, что почувствовала Селия, услышав эту лживую историю. – И что, я в этом виноват?

Ее щеки покраснели еще больше.

– Нет, – коротко бросила она. – Но я в отчаянии и ради сына решила пожертвовать правдой.

– А заодно и моим честным именем.

Фанни сжала губы.

– Мне больше не к кому обратиться. Я надеялась, что ты поможешь мне, например, в благодарность за мою помощь, когда ты сам был в ужасном положении.

Он бросил взгляд на мальчика. Темноволосый кудрявый малыш был серьезен и внимательно прислушивался к каждому слову.

– Не уверен, что я тебя понимаю.

– Ты отлично знаешь, о чем я! – Фанни вскочила на ноги. – Я дала тебе десять тысяч фунтов, чтобы ты смог начать работы в своих оловянных рудниках! Без меня ты бы не заработал свое состояние, так и остался бы игроком и лондонским повесой! А теперь ты джентльмен с высокомерием, слугами и невестой-наследницей!

– Это верно, – согласился Энтони. – Твои деньги помогли мне обзавестись состоянием. Но и ты не осталась внакладе. Я выплатил тебе очень приличные проценты, так что ты получила немалую прибыль. Это было деловое соглашение, Фанни, и оно отлично сработало тебе на руку.

– Ну, а теперь у меня ничего не осталось! Деньги закончились. – Ее сын захныкал, и она погладила его по спине. – Все до пенни. Мой муж не очень хорошо управлялся с деньгами. Он спустил все, а потом имел наглость сломать себе шею и оставить меня одну. Пока он не умер, я даже не знала, что он потерял деньги. Не прошло и месяца после его смерти, как кредиторы забрали у нас все до пенни. У меня ничего не осталось, Энтони. Ничего.