Рука Макса опустилась на тонкий хлопок, обнимая бедра и лаская лоно, потом потянулась к талии, ослабила резинку, и панталоны упали к ее лодыжкам. Прохладный воздух коснулся обнаженных бедер и лона, ослабляя жар между ног. Мариэтта почувствовала, что его пальцы прикасаются к коже, как будто по ней проводят перышком. Потом он схватил ее и прижался к ней, разводя бедра шире.

– Макс? – задыхаясь, снова произнесла она и застонала, когда он принялся нежно поглаживать ее между бедрами, лаская большим пальцем припухший бугорок.

Мариэтта резко дернулась, пытаясь дотянуться до той выпуклости, которую ощущала столь близко. Это было нечто толстое и прямое, прикасающееся к ней и скользящее по опухшей плоти. Когда он нашел вход, Мариэтта замерла.

Поначалу Макс вошел совсем чуть-чуть, и она почувствовала, как ее тело приспосабливается к нему. Потом он прижался сильнее, входя в ее жаждущую плоть до тех пор, пока она не заколотила кулаками по столу.

– Пожалуйста, пожалуйста...

Его растопыренные пальцы горячо прижимались к животу Мариэтты, притягивая ее к паху, а указательный палец, скользнув вниз, между распухшими губами, стал тереться о нее. Мариэтта захныкала и дернулась ему навстречу. Тогда он снова скользнул в нее, в этот раз дальше, наполняя ее всю, и тепло задышал ей в затылок.

Склонившись над ней, Макс прошептал ей на ухо:

– Поедем со мной в Блэквуд.

Объятая всепоглощающей страстью, Мариэтта слегка повернулась, но его палец снова погладил ее, и все мысли остались далеко-далеко. Сейчас он глубже входил в нее при каждом толчке, и, пытаясь придерживаться ритма, Мариэтта ощущала себя крошечным листиком, захваченным бурей.

Это было замечательное ощущение, и когда напряжение стало нарастать, она вскрикнула; ее тело изогнулось, и Макс, замерев, издал низкий стон. Затем он глубоко вошел в нее...

Это мгновение напоминало молнию. Дыхание Мариэтты стало прерывистым, и комната, залитая светом свечей, закружилась вокруг нее.

– Макс, расстегни меня, пожалуйста... Я не могу дышать...

Кажется, он понял и, изрыгая проклятия, начал расстегивать крючки на платье быстрыми уверенными движениями, а потом грубо сорвал корсаж, чтобы добраться до тесемок корсета.

– Скорее, – слабым голосом произнесла Мариэтта, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.

Когда давление ослабело, она с силой втянула в себя воздух, а Макс нежно потер ей низ живота. Комната постепенно перестала вращаться, и она снова ощутила свое тело.

Макс нахмурился:

– Зачем ты носишь эти ужасные вещи?

– Потому что иначе я не влезу в одежду, – смущенно объяснила она. – Видишь ли, для моего возраста я слишком толстая. Королеву всю жизнь называют полной, то же самое касается меня. Мы обе низкие и полные, но она королева, и люди не отваживаются высказываться по этому поводу. Со мной дело обстоит иначе. Я всегда была маленького роста.

Макс не верил собственным ушам. Она что, общается с людьми из сумасшедшего дома?

– Мариэтта, ты самая красивая из известных мне женщин. Я согласен, тебе нужна одежда, но лишь потому, что иначе тебя захотят все мужчины. Если ты поедешь со мной в Корнуолл, тебе никогда не придется одеваться.

Внезапно Мариэтта начала хохотать и долго не могла остановиться.

– Я серьезно, – запротестовал Макс. – Я хочу иметь к тебе доступ и днем, и ночью.

– А слуги – вдруг они заметят?

– Блэквуд – дом большой. Уверен, мы найдем там множество уголков, в которых сможем продолжить наши уроки.

Мариэтта помотала головой.

– И все-таки я не смогу поехать с тобой в Блэквуд, – тихо проговорила она.

– Но ведь я прошу тебя стать моей женой, – проговорил Макс с отчаянием.

– Знаю. Только я никогда не выйду замуж. Я не могу рисковать. А тебе лучше подумать о будущем, Макс, а не связываться с падшей женщиной, вроде меня.

Он молча отвернулся, но, судя по напряжению его плеч, она его не убедила.

– Ты же хочешь меня! – тихо проговорил он.

Она пожала плечами, будто не веря, но в животе у нее сразу возникло неприятное ощущение. Он прав – она и правда его хочет. Что ж, тем хуже. Но все равно ей придется как-то с этим жить и забыть Макса.

Уныние окутало Мариэтту, словно лондонский туман, но она отказывалась это признать.

Макс – прекрасная партия, но можно ли рисковать? Ведь это будет означать, что она утратит все надежды стать куртизанкой подобно матери. Тогда, в конце концов, она может оказаться одна, и без будущего, и без прошлого...

Испытывая замешательство, Мариэтта начала приводить в порядок одежду, но не стала застегивать корсаж, а набросила плащ, чтобы защититься от любопытных взглядов. Тело все еще пульсировало и побаливало после любовных ласк, но сейчас было не время думать об этом. Что толку мучить себя романтикой, если ее сердце не готово пережить новое разочарование?

Макс исподлобья посмотрел на нее:

– Домой, миледи?

Мариэтта попыталась улыбнуться, но что-то в выражении лица Макса навело ее на мысль, что он не отказался от своей идеи. Напрасно. Максу просто придется принять ее решение, и если она проявит твердость, ему не останется ничего иного, как сдаться.


Мариэтте не спалось. Она вспоминала, как Макс целовал ее, обнимал, чувствовала его в своем теле.

Заметив на столике дневник Афродиты, Мариэтта зажгла свечу и углубилась в чтение.


Я одна, всегда одна. Даже если я не могу быть с Джемми, я все равно должна быть счастлива, но отчего-то этого не происходит. Неужели я становлюсь настолько старой, что скучаю по прошедшим дням?Наверное, мне нужна семья, которую можно любить и о которой можно заботиться.

Ф. – человек грубый, но я верю, что под колючей внешностью скрываются настоящая теплота и желание бытьлюбимым. Мы заключили договор. У него нет наследника, и жениться он не собирается. Я одинока, хочу иметь ребенка и не собираюсь выходить замуж. У нас будет общий ребенок, у него и у меня, у него будет наследник, ау меня – тот, комуясмогу отдать свою любовь.

Девочка. Я назову ее Вивиан. Ф. не особенно доволен, он думал, я подарю ему прекрасного сына, но зато я довольна. Мы будем держать ее существование в тайне. Я ищу дом в деревне – такой, где она будет жить счастливо и в безопасности, а я смогу часто ее навещать.

Моя жизнь вдруг стала не такой мрачной...

Я встретила А. Онмягок и нежен, говорит, что боготворит меня, как солнце боготворит луну. Яне совсем себе представляю, как это может быть, но его горячность все же вызывает у меня улыбку. Я думаю, у нас с А. может быть ребенок, если он согласится. Посмотрим.

Сегодня я видела Джемми.

Мое сердце будто остановилось и вдруг заколотилось словно канонада. Это был Джемми, я узнала его. Он теперь настоящий мужчина, а я знала его лишь мальчишкой. Я ехала в карете к А., когда вдруг появился он, правя тележкой пивоварни. Поначалу вид у него был довольно угрюмый, а потом кто-то окликнул его, и он рассмеялся. Тогда я узнала в нем Джемми, моего любимого Джемми.

Я не могла ехать к А. и вернулась домой, чтобы поплакать у себя в комнате, горюя о прошедших временах и утраченных возможностях. Это глупо, я знаю, но... А. поймет, он всегда меня понимает.

А. хочет ребенка. Он говорит, что не любит ни одну женщину больше, чем меня, а если он не воспользуется этой возможностью, то не воспользуется ею уже никогда. Вот я и думаю: почему бы и нет? У Вивиан будет с кем играть, а может быть, этот новый ребенок смягчит постоянную боль моего сердца.

У меня еще одна дочь. А. хочет назвать ее Мариэттой, говорит, что в честь бабки. Она – красивый, восхитительно счастливый ребенок и сразу успокоила мое сердце. Я больше недумаю оДжемми – не стоит горевать о чем-то, что ты не в силах изменить.

Раз я сама его бросила, у меня нет права на его возвращение.


Мариэтта вздохнула и отложила дневник. Чтение не произвело на нее того эффекта, на который она надеялась. Афродита страдала, тоскуя по мужчине, которого не могла получить, но, несмотря на тоску, она покорилась своему жребию и нашла другую причину для того, чтобы жить.


Шар лежал на земле совершенно неподвижно, и пока мистер Кит совершал приготовления к приближающемуся вечеру с фейерверком, ветер не подул ни разу. Лил терпеливо смотрела, как Йен хлопочет, проверяя канаты и крепления, придумывая план установки фейерверков, которые следовало разместить в нижней части корзины. Все это требовало величайшей точности: если хоть один из снарядов полетит не туда и ударит по емкости с газом, они упадут на землю и умрут...

– Ничего, я вам доверяю, – смеясь, сказала Лил, когда Йен поделился с ней своими опасениями. – Ведь иначе вы меня тут не увидели бы.

Йен улыбнулся:

– Спасибо, Лил. Жаль только, что вы не доверяете мне настолько, чтобы рассказать правду.

Она отвернулась и пожала плечами:

– А что вы хотите услышать?

Йен вздохнул, а Лил подумала, что он очень мил. К несчастью, правда состояла в том, что она когда-то ковыляла по этим улицам, продавая свое костлявое тело, чтобы мать смогла уплатить за жилье. Если Йен узнает об этом, что он сделает? Скорее всего, первым делом перестанет с ней разговаривать, а это значит, что она потеряет его навсегда.

Она не может так рисковать.

Первый раз в жизни Лил нашла мужчину, которого любила и которым восхищалась – не слугу, как Джекоба, и не джентльмена, любящего другую, как мистер Джардин. И этот мужчина любил ее!

Но все же временами Лил начинала думать, что все равно может его потерять.


– Что у тебя общего с этой девушкой? Я не вижу никакой надежды на ее исправление.

Услышав эти слова, Макс взглянул на кузена с такой злобой, что Гарольд невольно попятился.

Ладно, похоже, настала пора кое-кому показать, что ни один человек не в силах повелевать миром, подумал Макс. Если у Гарольда свой путь в жизни, это еще не значит, что все, кто имеет аристократическое происхождение, будут с одной стороны забора, а те, кто его не имеет, – с другой. Что же до женщин, подобных Мариэтте... Наверное, по мысли Гарольда, их лучше всего сбросить в Темзу...

– Видишь ли, друг мой. – Теперь голос Макса звучал мягко, даже вкрадчиво. – Лишившись наследства, я больше не обязан доставлять удовольствие отцу или родственникам. Это освобождает меня от необходимости постоянно оглядываться на чье-либо мнение.

Гарольд со злостью сжал челюсти, но Сюзанна тут же успокаивающе положила ему руку на плечо.

– Прекратите оба немедленно! Макс, эта девушка проникла к тебе в душу, и теперь ты не можешь здраво рассуждать. Ты не в себе. Почему бы тебе не остановиться и не подумать о своих действиях?

– Напротив, я спокоен как никогда. – Макс насмешливо улыбнулся.

Гарольд нервно поправил рукава.

– Дорогая, ты не могла бы оставить нас вдвоем на несколько минут?

Сюзанна обреченно вздохнула:

–Хорошо, я оставлю вас, но только смотрите, чтобы без глупостей! Я пока развлекусь тем, что попрошу у миссис Поумрой список домашней утвари, потому что когда мы переедем... – Она встретилась взглядом с Максом и беспомощно пожала плечами. – Прости, Макс, но жизнь вдет своим чередом, а в этих делах нужно быть практичной. Ты знаешь, я очень люблю тебя, но... – Она помедлила еще мгновение, но, поскольку сказать больше было нечего, все, что ей осталось, – это повернуться и выйти.

– Бедняжка старается изо всех сил, – сочувственно проговорил Гарольд, когда за ней закрылась дверь. – Она чувствует себя не очень хорошо, особенно когда вспоминает прошлое. Вот почему ее главная мечта – уютный дом.

Макс задумчиво кивнул.

– Ее настоящий отец умер, ведь так?

– Сюзанна об этом не говорит, но все равно она все еще креолка в глубине души. Я пообещал себе, что однажды отвезу ее обратно, чтобы показать старый дом на плантации, в котором она выросла. Но и к тебе, Макс, она очень привязана. Не ее вина в том, что с тобой произошло.

– Я знаю и не виню ее.

Гарольд прищурился:

– Советую и мной не пренебрегать, кузен, потому что моей вины в этом тоже нет. Я просто пытаюсь немного образумить тебя. Если ты женишься на Мариэтте, это повлияет не только на твою жизнь, последствия скажутся на всех нас. Кроме того, как ты вообще собираешься содержать жену без поддержки семьи? Нельзя получить и то, и другое одновременно. Ты не можешь уйти из семьи лишь затем, чтобы потом вернуться и попросить впустить тебя.

– Но мне вовсе не нужно, чтобы меня впускали, – вскипел Макс. – Мне вообще больше ничего от вас не нужно. Теперь моя жизнь не касается тебя, Гарольд, и я не потерплю твоего вмешательства в мои дела.